Мы опять переглянулись со Славкой. И оба подняли немного глаза, посмотрев друг другу на лбы. И одновременно вытерли пот со своих лбов. – Ну, ясно! – хрипло выдавил из себя Славка. – Хоть руку покажи. Санька протянула руку, Славка шагнул к моей сестренке, взял ее руку так, как какой-нибудь суперкавалер берет руку дамы, приглашая ее на какой-нибудь супертанец, вроде супервальса. И нежнейшим движением прикоснулся другой своей рукой к ее предплечью. Интересно было и то, что рука моей сестренки совсем чистой осталась – от пальцев до локтя. Варенье не пристало совсем! – Совсем не больно, да? – спросил он тихо и с невероятным сочувствием. Что-то сделалось с моей сестренкой… Рука ее дернулась, но не вырвалась… а замерла, тихо дрогнув еще разок. И краснеть стала Санька. Потом вздохнула и собрала в себе силы, чтобы ответить: – Ни разу не больно, Слав! – Да? – как-то растерянно выдохнул Славка и вдобавок нежно, едва касаясь, погладил предплечье моей сестренки… А оно, скажу по секрету, у нее покрыто едва заметным и очень чувствительным пушком. – Да! Да! – вскрикнула-таки моя сестренка, будто обжегшись наконец. И выдернула руку! За это время я успел собрать в кулак собственные чувства и мысли. – Это и есть твое варенье наизнанку? – деловито спросил я, как будто и не видел, что только сейчас произошло между Санькой и Славкой. – Это тебе от Наты Пак передалось? Или способности тех детишек оттуда аукнулись? От того, что в нас немного их крови осталось… Я говорил даже немного строго, словно мягко отчитывая сестренку за опасную затею и за то, что она не предупредила нас заранее. И я ткнул указательным пальцем в небо… то есть в потолок. – Не знаю, – только и хмыкнула Санька. – Просто я знала точно, что надо было делать. И что больно не будет. Не обожгусь. – Значит, от наших двойников, – постановил я. – Они у нас тогда старое варенье переквантовали и освежили. А теперь ты можешь выворачивать варенье наизнанку. Наверно, это и им раз плюнуть… – Теперь нужен максимум козы! – грохнула сестренка. Славка чуть в обморок не упал: – Что, и козу хочешь наизнанку вывернуть?! Козу не дам! Фиг с ней, с Натой Пак! – Ой, прости, Славик! – спохватилась Санька. Она кинулась к Черному и зачем-то схватила его за ухо. Но нежно так схватила! – Козу не надо наизнанку! – уверила она. – Просто нужно, чтобы Мама Роза доилась с чувством! Ну, типа с удовольствием! – С диким козьим энтузиазмом, – добавил я. – Чтобы все козлы вокруг попадали. Славка все-таки крут. Несмотря на всю эту сумасшедшую картинку перед его глазами, он смог живо собраться и спросить со спокойствием удава: – Ты ухо-то мое отпустишь, когда Маму Розу сама доить начнешь? Или для максимума так нужно? Только я, брат Саньки, заметил, какой немой ответ первым сверкнул в ее глазах, пожелав при этом остаться невысказанным: «Да не особо и хочется тебя отпускать!» Это, опять же, удивило меня и встревожило не меньше, чем вывернутое наизнанку варенье. – Ладно! – сказала Санька, отдернула руку от уха Славки и даже схватила свои пальцы другой рукой… будто слегка обожглась об то ухо, которое только что держала! – Но ты ж меня научишь доить, да? Нам не пора еще? В смысле – к козе приступить. Это «приступить» прозвучало словно из уст великого хирурга, собравшегося в операционную. Опасения начались по новой. Славка снова сжался слегка и отступил на шаг: – Ты точно ничего такого с Мамой Розой не сделаешь? – А чего я могу сделать? – прикинулась блондинкой Санька. – Ну, ты ж с вареньем вон что учинила! – чуток панически напомнил Славка. – Так у меня вся эта… типа программа заранее в голове была, как вшитая, а к козе у меня сейчас полная душевная эмпатия и расположение, – сладко так заверила моя сестренка. – Так рано еще! – хотел было еще немного отсрочить козий катаклизм Славка. Санька посмотрела в смартфон. – Ничего не «рано»! – возвестила она. – Тютелька в тютельку! Мы с Черным одновременно выдернули из карманов свои смартфоны. Прямо как кольты из кобуры выдергивают крутые герои вестернов! …и максимум козы! И точно! 19.26! – Как это быть может?! – ахнул Славка. Он сначала к окнам кинулся, глянул в сад… а потом рванулся с террасы во внутренние комнаты. – Временем ты уже управляешь, как я понимаю, – сказал я сестренке в том тоне, что «с огнем не шутят» и что «спички детям не игрушка». – Планеты еще не пробовала лепить, как снежки? – Не пробовала, – задумчиво откликнулась сестренка и добавила виновато: – Это я нечаянно… Видно было, что до сестренки моей дошел смысл происшедшего. И впечатлил не на шутку! «Тем хуже», – хотел было сказать я, но поостерегся. А вслух: – Знаешь, Сань, кому-кому, а вот нам с тобой точно надо бояться своих сильных желаний. Славка вернулся с круглыми глазами: – Мамкина кукушка тоже полвосьмого показывает!.. Ну, если ты что-нибудь с козой учудишь, Сандрочка, я… я не знаю, что с тобой сделаю! Наизнанку выверну, как варенье! – Ничего с козой не будет, – уверенно, но тише, чем раньше, пообещала Санька… и добавила такое, от чего у пацанов сердце екнуло: – Да делай со мной, что хочешь, Славик… Я тебе все прощу! Славка посмотрел на меня с ужасом! С настоящим ужасом! Я пожал плечами. Я уже смирился с тем, что наша реальность как-то катастрофически расслоилась. На поверхности все текло, хоть и необычно, но вроде не опасно, а вот в глубинах нашей дружбы шли, двинулись такие тектонические процессы, что и подумать было страшно… И казалось мне, по моей подростковой надменности, что сейчас я тут самый проницательный, что опаляющее сознание будущее открыто только мне. А пока… пока добавить было нечего, и мы поспешили к козе. Славка – к своей родной, а мы с сестренкой, значит, – в гости. Пахло дома у Мамы Розы нашим ранним детством! Мы ж с сестренкой помнили еще ту, первую, давнюю козу наших соседей Черновых. Аромат чуть терпкий, травяной, молочный. Мама Роза посмотрела на гостей… и вдруг – раз! – потянула большую рогатую голову к моей сестренке и по-собачьи лизнула ее руку. – Ой! – сказала Санька и расплылась вся. – Смотри-ка ты! Признала тебя! – засветился радостью и Славка. – Почувствовала, что ты с добром пришла! Видно было, что у него с души отлегло. – Кто бы сомневался, – вставил я свое веское слово. На меня коза Мама Роза не обратила никакого внимания, будто посчитав меня тенью моей сестренки… Ну или подумала, что у нее в глазах двоится. А я и не в обиде. Я за сестренку тоже рад был. Ох, какая же это была милота – наблюдать, как Славка ми-ми-мишничает со своей козой! Как воркует ей, какие ласковые слова говорит… как аккуратно сосочки на ее вымени обмывает и протирает. Мне показалось, что у моей сестренки аж слезы на глазах выступили, раз они так засверкали. – Я начну, а потом тебе покажу, и ты сама попробуешь, – распорядился Славка. И вскоре – вжик-вжик-вжик в пластиковое ведрышко. А потом… какая же это была милота – наблюдать мне, как Славка теми же ласковыми словами, тем же воркованием, как с козой, ми-ми-мишничает и с моей сестренкой. Как ей показывает все – как обхватывать соски, как выжимать молоко… а потом, едва не прильнув под козу, даже обхватил своими руками руки моей сестренки, державшие козьи соски и, сжимая их, стал показывать на практике, какое должно быть усилие. А еще – когда Санька доила сама, она так умилительно сопела, что мы с другом язвительно перемигивались и делали друг другу страшные рожи. Когда моя сестренка завершила пробное доение и поднялась со скамейки, все лицо у нее было красным и потным. Она даже поднять глаза боялась. Но пацаны сделали вид, что совершенно не замечают ничего такого.