…корональ исчез… …погиб Элидат… …корональ исчез… …корональ исчез… …корональ исчез…» Хиссун, ошарашенный прочитанным, поднял голову. – Вы уверены, что это послание подлинное? – Абсолютно уверен, – ответил Стазилейн. – Оно поступило по тайным каналам связи. Шифр верный. Изложено определенно в манере Тунигорна, в этом я ручаюсь. Можете не сомневаться, Хиссун, это подлинное письмо. – В таком случае, нам нужно разбираться не с одной катастрофой, а сразу с тремя. – Очень похоже на то, – сказал Диввис. – И что вы, Хиссун, думаете по этому поводу. Хиссун смерил сына лорда Вориакса медленным настороженным взглядом. Вроде бы в этих словах не было издевки. У Хиссуна мелькнула мысль, что ревность и надменное презрение, которые Диввис не очень-то скрывал, поубавились за те месяцы, что они работали вместе в регентском совете, что Диввис наконец-то решил принимать во внимание его способности, ведь никогда прежде он не позволял себе напрямую поинтересоваться мнением Хиссуна, да еще и перед множеством других высших аристократов. – Прежде всего, – начал он, осторожно подбирая слова, – следует признать, что мы столкнулись не только с огромным стихийным бедствием, но и с диверсией, и даже восстанием. Тунигорн сообщает, что метаморф Й-Уулисаан в ходе допроса, который проводили Делиамбер и Тизана, сознался, что эпидемия среди сельскохозяйственных растений – дело рук метаморфов. Думаю, мы можем доверять методам Делиамбера, и Тизана, как всем известно, умеет читать души – в том числе и души метаморфов. Так что ситуация сложилась в точности так, как ее в моем присутствии Слит обрисовывал короналю во время посещения Лабиринта в начале великого паломничества. Корональ не согласился с его мнением, что метаморфы начали войну против нас. – И все же, – сказал Диввис, – как сообщает нам Тунигорн, корональ в ответ на это поспешил в Пьюрифайн, чтобы принести Данипьюр свои извинения за все притеснения, которым ее подданные подвергались на протяжении многих веков. Мы все хорошо знаем, что Валентин позиционирует себя как сторонника исключительно мирной политики, об этом говорит и милостивое отношение к тем, кто некогда сверг его с трона. Это благородно! И все же, Хиссун, сегодня я утверждаю, что нынешние поступки Валентина говорят не о пацифизме, а о безумии. Я утверждаю, что корональ, если он еще жив, лишился рассудка. Так что сегодня у нас недееспособный понтифик и недееспособный корональ – и заклятый враг примеряется к нашим глоткам. Что вы думаете на этот счет, Хиссун? – Что вы неверно истолковали факты, которые сообщил нам Тунигорн. В глазах Диввиса мелькнуло удивление и что-то вроде гнева, но контроля над собою он не утратил. – Ах, вы так считаете? – произнес он ровным голосом. Хиссун постучал пальцем по листу бумаги. – Тунигорн пишет, что корональ отправился в Пьюрифайн, а также что шпиона поймали и заставили сознаться. Я не вижу там ни слова, указывающего, что лорд Валентин отправился в Пьюрифайн после того, как выслушал признание шпиона. Я думаю, что дело обстоит совсем наоборот: лорд Валентин приступил к осуществлению миссии умиротворения, разумность которой нам, конечно же, не пристало обсуждать, но которая целиком и полностью соответствует его характеру, хорошо известному всем нам, а информация от шпиона была получена уже после того, как он отбыл. Возможно, из-за бури Тунигорн не смог связаться с короналем, хотя можно предположить, что Делиамбер смог бы найти какой-то способ для этого. – Хиссун посмотрел на полусферу глобуса обитаемого полушария Маджипура. – Вообще, что нам известно о нынешнем местонахождении короналя? – Ничего, – чуть слышно ответил Стазилейн. Хиссун вытаращил глаза от изумления. Рубиново-красный огонек, отмечавший передвижения лорда Валентина, не светился. – Огонька нет, – сказал Хиссун. – Что это значит? Что он мертв? – Может значить и это, – ответил Стазилейн. – А может быть, он просто потерял или повредил передатчик, который транслирует данные о его местонахождении. Хиссун кивнул. – А недавно случилась страшная буря, погубившая много народу. Пусть это и неясно из сообщения, но вполне логично допустить, что лорд Валентин был застигнут этой бурей по пути в Пьюрифайн, куда, по всей видимости, въехал из Гихорны, оставив Тунигорна и часть свиты позади… – И мы никак не можем узнать, погиб ли он в этой буре или только потерял передатчик, – сказал Диввис. – Будем надеяться, что Божество сохранило жизнь молодого Валентина, – неожиданно заговорил дряхлый принц Гизмаил, и голос его прозвучал так резко и скрипуче, что не верилось, будто он принадлежит живому существу. – Но жив он или мертв, мы обязаны решить проблему выборов нового короналя. Хиссун на мгновение остолбенел, услышав слова старейшего из всех лордов Замка. Он обвел взглядом зал. – Я не ослышался? Неужели мы собрались для обсуждения государственного переворота? – Вы слишком уж сильно выразились, – благодушно возразил Диввис. – Мы всего лишь хотим обсудить, следует ли Валентину продолжать исполнять обязанности короналя перед лицом выявившихся со всей определенностью враждебных намерений меняющих облик, учитывая хорошо известное всем нам его отношение к любым неприятностям. Если началась война – а в этом никто уже не сомневается, – тогда вполне резонно полагать, что Валентин отнюдь не тот человек, который может возглавлять нас в это время, если даже он еще жив. Но заменить его – не значит свергнуть. Существует вполне законный, конституционный путь удаления Валентина с трона Конфалюма, никаким образом не угрожающий ввергнуть Маджипур в конфликт и вовсе не подразумевающий отсутствия любви и почтения к нынешнему короналю. – Вы имеете в виду: позволить понтифику Тиверасу умереть? – Совершенно верно. Что вы на это скажете, Хиссун? Хиссун задумался. Как и Диввис, и Гизмаил, и, пожалуй, большинство из присутствовавших, он сейчас с тревогой и неохотой склонялся к выводу, что лорда Валентина и впрямь необходимо заменить кем-то более решительным, более агрессивным, даже более воинственным. Вообще-то мысль эта возникла у него не впервые и не сегодня, но он всегда держал ее при себе. И действительно, простой и законный способ передачи власти кому-нибудь другому существовал: нужно было всего лишь возвысить Валентина до титула понтифика. Но Хиссун питал искреннюю, глубокую и неискоренимую преданность лорду Валентину, своему наставнику, воспитателю и строителю карьеры. Он, безусловно, лучше, чем кто-либо из этих людей, знал, какой ужас испытывал Валентин перед переселением в Лабиринт, которое корональ воспринимал не как возвышение, а как падение в непроглядную тьму бездны. И нанести ему удар в спину в то самое время, когда он предпринимает какую-то героическую, хотя, возможно, и ошибочную попытку восстановить мир во всем мире, не прибегая к оружию… это было бы жестокостью, да, совершенно чудовищной жестокостью. И все же этого требуют интересы государства. Было ли когда-нибудь время, когда государственные интересы требовали жестокости? Хиссун знал, что ответил бы на этот вопрос лорд Валентин. А вот в своем ответе уверен не был. – Возможно, – сказал он после продолжительной паузы, – что Валентин не самый лучший корональ для нынешнего времени; я пока не могу однозначно высказаться по этому поводу и предпочел бы сначала подробнее изучить ситуацию и лишь после этого дать ответ. Сразу могу сказать, что мне очень не хотелось бы стать свидетелем насильственного отрешения его от должности – а бывало ли такое на Маджипуре хоть когда-нибудь? Мне кажется, что нет, но, к счастью, у нас, как мы только что выяснили, нет необходимости действовать таким образом. Однако мне кажется, что мы можем отложить рассмотрение вопроса о том, соответствует ли Валентин как правитель нынешнему кризису до другого раза. А сейчас нам следует, независимо от всего остального, обсудить вопрос преемственности. После этих слов напряжение в зале совета поднялось до совсем уж немыслимого уровня. Диввис разглядывал Хиссуна с таким видом, будто подозревал, что тот пытается проникнуть в самые сокровенные тайны его души. Герцог Халанкский вдруг покраснел, принц Банглекодский резко выпрямился в кресле, герцог Чордский подался всем телом вперед. Лишь двое стариков, Канталис и Гизмаил, хранили видимое спокойствие, как будто насущная проблема выбора конкретного человека на вторую по значимости должность в мире их не касается, поскольку жить им осталось всего ничего. Хиссун между тем продолжал: – Мы почему-то сразу упустили из виду еще один важнейший пункт сообщения Тунигорна – о гибели Элидата, которого все считали бесспорным преемником Валентина. – Элидат не хотел становиться короналем. – Стазилейн сказал это так тихо, что вряд ли все расслышали его. – Возможно, – ответил Хиссун. – Он, несомненно, не выказывал ни малейшего желания занять трон, ощутив на деле труд правления во время своего регентства. Но я имел в виду лишь, что трагическая гибель Элидата лишила нас человека, которому наверняка предложили бы корону после того, как Валентин перестал бы быть короналем. И теперь у нас нет четкого плана преемственности, а мы ведь можем завтра узнать, что лорд Валентин тоже умер, или что Тиверас в конце концов умер, или развитие событий потребует от нас организовать уход Валентина с занимаемого поста. Нам необходимо подготовиться к любому из этих вариантов развития событий. Именно нам предстоит выбирать следующего короналя, но знаем ли мы, кто им станет? – Вы предлагаете нам прямо сейчас установить порядок преемственности? – требовательно вопросил принц Манганот Банглекодский. – Ясно, по крайней мере, одно, – сказал Миригант. – Корональ, отбывая в великое паломничество, назначил регента, а регент назначил еще троих – полагаю, с одобрения лорда Валентина, – когда ему тоже пришлось покинуть Замок. Эти трое несколько месяцев управляли нами. Так почему бы нам не выбрать нового короналя из этих троих? – Ты пугаешь меня, Миригант, – сразу заговорил Стазилейн. – Когда-то я считал, что быть короналем – это замечательно. Думаю, в детстве не я один был таков, но и большинство из вас придерживалось того же мнения. Я давно уже не ребенок, я видел, как переменился Элидат – и не в лучшую сторону, – когда ему на плечи свалилось бремя власти. Я готов первым присягнуть новому короналю. При том условии, что им будет не Стазилейн, а кто-то другой! – Нельзя вручать корону, – сказал герцог Чоргский, – человеку, который слишком рвется к ней. Но, думаю, неразумно будет выбрать и того, кто ее боится. – Благодарю тебя, Элзандир, – отозвался Стазилейн. – Я не вхожу в число кандидатов. Прошу всех это учесть. – Диввис? Хиссун? – сказал Миригант. Хиссун почувствовал, что у него непроизвольно задергалась щека и вдруг словно онемели руки и плечи. Он посмотрел на Диввиса. Старший соправитель усмехнулся и ничего не сказал. А у Хиссуна оглушительно рокотало в ушах и тяжело пульсировало в висках. Должен ли он что-то сказать? Если да, то что? Должен ли он сейчас, когда творится нечто немыслимое, встать перед всеми этими принцами и бодро объявить, что он хочет стать короналем? Он чувствовал, что Диввис затеял какую-то непостижимую для него интригу, и в первый раз с тех пор, как он вошел сегодня в зал совета, не имел даже представления о том, что же делать дальше. Молчание казалось бесконечным. Потом он услышал свой собственный голос – спокойный, ровный, размеренный. Он говорил: – Я думаю, на этом стоит остановиться. Были выдвинуты два кандидата: теперь уместно будет проанализировать их квалификацию. Не здесь. Не сегодня. На данный момент мы сделали, пожалуй, все, что возможно. Что вы скажете, Диввис? – По-моему, Хиссун, вы рассуждаете очень здраво. Как, впрочем, и всегда. – В таком случае, я предлагаю отложить дальнейшее обсуждение этой темы, – сказал Миригант, – до тех пор, пока мы не проанализируем все «за» и «против» и не дождемся новых известий о коронале. Хиссун поднял руку. – Но сначала еще один вопрос. Постепенно все стихли, и он продолжил: – Мне иногда хочется съездить в Лабиринт, навестить родных и повидаться кое с кем из знакомых. Я уверен, что было бы очень полезно, чтобы кто-то из нас посоветовался с сановниками понтифика и узнал из первых рук о состоянии здоровья Тивераса. Вовсе не исключено, что в ближайшие месяцы придется выбирать сразу и понтифика, и короналя, и мы должны быть готовы к такому беспрецедентному развитию событий. Поэтому я считаю необходимым назначить официальное посольство из Замка в Лабиринт и предлагаю себя в качестве посла. – Поддерживаю, – сразу же заявил Диввис. Снова закипело обсуждение, потом все проголосовали, потом еще раз проголосовали за перерыв, после чего собрание распалось на несколько групп. Хиссун стоял в одиночестве и думал, как бы ему очнуться от этого сна. Он не сразу заметил, что рослый светловолосый Стазилейн разглядывает его, одновременно хмурясь и улыбаясь. Встретившись с ним взглядом, Стазилейн чуть слышно сказал: – Возможно, вы, Хиссун, делаете ошибку, покидая Замок в такое время. – Возможно. Однако мне кажется, что лучше поступить именно так. Поэтому я рискну. – В таком случае, перед отъездом провозгласите себя короналем! – Стазилейн, вы шутите? Что, если Валентин еще жив? – Если он жив – вы знаете, как организовать его переход на место понтифика. А вот если он мертв, то вам следует занять это место, пока еще есть такая возможность. – Я не пойду на это. – Вы должны! В противном случае вы, вернувшись, увидите на троне Диввиса! Хиссун усмехнулся. – Ну, это как раз легко преодолимая трудность. Если Валентин мертв и Диввис заменит его, я позабочусь о том, чтобы Тивераса наконец-то отпустили на покой. Диввис немедленно станет понтификом и вынужден будет переехать в Лабиринт, и потребуется новый корональ – при единственном кандидате на этот титул. – Клянусь Владычицей, вы меня изумляете!