– Я поеду туда. Это будет паломничество смирения, паломничество в знак начала искупления. – Мой повелитель!.. – начал Слит. Валентин улыбнулся: – Ну, валяйте. Доказывайте мне, почему так нельзя. Я несколько недель предвкушал продолжительные пылкие дебаты с вами троими – и вот дождался. Только сразу предупрежу вас: как только мы закончим спор, я отправлюсь в Пьюрифайн. – И тебя ничем не убедить? – спросил Тунигорн. – Ни опасностью, ни тем, что твои действия – это вопиющее нарушение протокола и могут повлечь за собой нежелательные политические последствия, что… – Нет, нет и нет. Положить конец бедствиям, опустошающим Зимроэль, я смогу, лишь преклонив колени перед Данипьюр. – Мой повелитель, ты уверен, что это окажется так просто? – вкрадчиво осведомился Делиамбер. – Я просто обязан попытаться это сделать. В этом я убежден, и вам меня не переубедить. – Мой повелитель, – сказал Слит, – а разве не меняющие облик колдовством отобрали у тебя трон? По крайней мере, у меня именно так отложилось в памяти, да и ты, думаю, должен что-то припоминать. Сейчас мир колеблется на грани безумия, а ты намерен добровольно отдаться в их руки в их собственных непроходимых лесах. Тебе не кажется… – Что это неразумно? Нет. Необходимо? Да, Слит. Да! Короналем больше, короналем меньше – это пустяки. Найдется множество других, кто справится с этими обязанностями не хуже, а то и лучше меня. Имеет значение только судьба Маджипура. Я должен отправиться в Илиривойн. – Мой повелитель, умоляю… – Нет, это я умоляю вас, – перебил Валентин. – Хватит об этом. Я принял решение. – Ты поедешь в Пьюрифайн, – проговорил Слит, будто не верил своим собственным словам. – Ты отдашься в руки изменяющих облик… – Да, – подтвердил Валентин. – Я отдамся в руки изменяющих облик. Часть III Книга разорванных небес Глава 1 Миллилейн навсегда запомнила день, когда объявился первый из новых короналей, потому что в этот день она заплатила пять крон за пару жареных сосисок. В полдень она шла к мужу, Кристофону, который, как всегда, находился в своей лавке на эспланаде у Кинторского моста. Недавно начался третий месяц Дефицита. Все обитатели Кинтора деликатно выражались «Дефицит» (с заглавной буквы), но Миллилейн про себя употребляла более реалистичное слово: голод. Вообще-то никто не голодал – пока, – но никто и не получал достаточно еды, и казалось, что положение с каждым днем ухудшается. Позавчера они с Кристофоном вынуждены были удовольствоваться на ужин кашей, которую он приготовил из сушеных калимботов и корня гумбы. Сегодня они будут ужинать пудингом. А завтра – кто знает? Кристофон рассуждал о том, как будет охотиться в парке Престимиона на минтунов, дролей и других зверюшек. Филе из минтуна? Жареная грудка дроля? Миллилейн содрогнулась. А потом, наверное, – рагу из ящериц. С гарниром из вареных капустных листьев. Она пересекла бульвар Оссьера неподалеку от того места, где он вливается в Зимрский тракт, ведущий вдоль эспланады к мосту. И, проходя мимо управления городских прокторов, уловила неповторимый, неодолимо влекущий аромат жареных сосисок. «Это галлюцинация, – подумала она. – Или сон наяву». Когда-то здесь, на просторной эспланаде, торговцы сосисками кишели десятками. Но уже несколько недель Миллилейн не видела ни одного. С мясом давно уже стало плохо; поговаривали, что в западных скотоводческих провинциях начался падеж скота из-за нехватки корма, и поставки скота из Сувраэля, где все вроде бы пока в порядке, затруднены стадами морских драконов, заполонившими морские пути. Но запах сосисок был реальным. Миллилейн принялась крутить головой, пытаясь понять, откуда же он исходит. О! Есть! Не галлюцинация. Не сон. Невероятно, необъяснимо, но на эспланаде объявился продавец сосисок, маленький сутулый лиимен с потрепанной тележкой, на которой над тлеющими древесными углями были развешаны длинные красные сосиски на вертелах. Он стоял с таким видом, будто в мире все идет по-старому. Как будто нет никакого Дефицита. Как будто работу продовольственных лавок не ограничили тремя часами в день, потому что этого времени как раз хватало, чтобы распродать все припасенное. Миллилейн кинулась бегом. Многие из окружающих тоже побежали. Народ мчался к торговцу сосисками со всех концов эспланады, как будто тот разбрасывал десятирояловые монеты. Хотя в действительности то, что он предлагал, стоило куда дороже самого блестящего серебряного кружочка. Она бежала как никогда в жизни – размахивая руками, высоко вскидывая ноги, – так, что волосы развевались за спиной. К лиимену с тележкой мчалась добрая сотня покупателей. У него просто не могло хватить сосисок на всех. Но Миллилейн находилась ближе всех других: она первая увидела торговца и бежала быстрее прочих. От нее немного отставала длинноногая женщина-хьорт, сбоку, громко топая и рыча вслух, приближался скандар в совершенно неуместном для такого забега деловом костюме. «Кто раньше мог бы только представить себе, – думала Миллилейн, – что придется бежать, чтобы купить сосисок у уличного разносчика?» Дефицит – голод – начался где-то на западе, в Долине. Поначалу он казался Миллилейн чем-то несерьезным и почти нереальным – ведь дело происходило так далеко, в местах, которые сами по себе казались ей нереальными. Она никогда в жизни не бывала западнее Тагобара. Когда появились первые сообщения о происходившем, она испытывала абстрактное сострадание к якобы голодающему народу в Мазадоне, в Дюлорне, в Фалкинкипе, но ей трудно было поверить, что это происходит на самом деле – как-никак на Маджипуре никто и никогда не голодал, – и всякий раз, когда приходило известие о каком-то новом кризисе на западе, бунте, массовом переселении или эпидемии, ей казалось, что это происходит далеко не только в пространстве, но и во времени, что это не события действительности, а, скорее, эпизоды из какой-то исторической хроники, повествующей, скажем, о временах лорда Стиамота, с которых прошло много тысяч лет. Но вскоре Миллилейн обнаружила, что в тех лавках, где она обычно покупала продукты, стало иногда не хватать таких обычных вещей, как нийк, хингаморты и глейн. Это из-за неурожая на западе, объясняли ей продавцы: из сельскохозяйственного пояса Долины ничего не поступает, а наладить поставки из других областей – долгое и дорогостоящее дело. А потом внезапно ввели ограничения на такие основные продукты, как стаджа и рикка, хотя они-то выращивались вблизи от Кинтора, а в этих местах никаких неприятностей с сельским хозяйством не происходило. На этот раз власти объяснили, что часть продовольственных запасов была отправлена в пострадавшие районы; вышел имперский декрет, гласивший, что, дескать, в годину бедствий каждый из нас должен пойти на некоторые жертвы, и так далее и тому подобное. Затем разлетелась новость, что болезни растений появились уже в непосредственной близости от Кинтора и распространились на восток и вниз по реке до самой Ни-мойи. Введенные ранее нормы продажи туйоля, рикки и стаджи сократили вдвое, лусавендра исчезла полностью, мясо стало редкостью. Пошли слухи о доставке продовольствия из Алханроэля и Сувраэля, где вроде бы все было нормально. Но Миллилейн знала, что это лишь слухи. Во всем мире не наберется столько кораблей, чтобы можно было доставить на другой континент сколько-нибудь ощутимое количество провизии, а если бы даже и удалось, то стоить это будет столько, что продукты окажутся недоступными. «Всем нам придется голодать», – говорила она Кристофону. Итак, Дефицит в конце концов добрался до Кинтора. Дефицит. Голод. Кристофон сомневался, что хоть кому-то придется на самом деле голодать. Он всегда был оптимистом. Со временем все образуется, уверял он. Так или иначе. Но в данный момент добрая сотня народу сломя голову мчалась к единственному торговцу сосисками. Хьортка попыталась вырваться вперед. Миллилейн толкнула соперницу плечом с такой силой, что та растянулась. До этого она ни разу в жизни никого не ударила. Она почувствовала странное головокружение и комок в горле. Хьортка визгливо выкрикивала ей вслед проклятия, но Миллилейн с часто бьющимся сердцем и слезящимися глазами мчалась дальше. Оттолкнув еще кого-то, она пробилась к зародившейся очереди. Там, впереди, лиимен с присущей этому племени бесстрастностью оделял покупателей сосисками, как будто совсем не замечая обезумевшей толпы вокруг. Миллилейн с тревогой наблюдала за движением очереди. Она восьмая или девятая – хватит ли ей сосисок? Со своего места она не видела, как шла торговля, как на огонь кладутся новые шпажки с сосисками по мере того, как расходятся обжаренные. Достанется ли ей хоть что-нибудь? Она понимала, что рассуждает как жадный ребенок, опасающийся, что ему не достанется подарков после вечеринки. «Я сошла с ума, – сказала она себе. – Разве можно так волноваться из-за колбасы?» Но она знала, в чем тут дело. У нее три дня не было во рту ни кусочка мяса, разве что считать за мясо пять полосок вяленой морской драконятины, которые ей повезло найти, когда она на звездодень рылась в собственном шкафу, но в этом она сомневалась. Соблазн от аромата этих поджаренных сосисок оказался непреодолимым. И покупка их внезапно стала для нее самой важной вещью на свете, возможно, единственной вещью на свете. Подошла ее очередь. – Две шпажки, – сказала она. – Только по одной в руки. – Ладно, одну! Лиимен кивнул, без малейшего интереса скользнув по ней взглядом всех трех сверкающих глаз, и сказал: – Пять крон. Миллилейн ахнула. Пять крон – половина ее дневной зарплаты! Она отлично помнила, что до Дефицита сосиски стоили десять мерок за шпажку. Но ведь это было до Дефицита… – Шутите?! – воскликнула она. – Не может же еда стоить в пятьдесят раз дороже, чем раньше. Даже в такие времена. – Платите или проваливайте, дамочка! – заорал кто-то сзади. – Пять крон сегодня, – кротко пояснил лиимен. – На следующей неделе будет восемь крон. Еще через неделю – роял. Еще через неделю – пять роялов. Через месяц сосисок не будет ни за какую цену. Хотите сосисок? Да? Нет? – Да, – пробормотала Миллилейн. Когда она отдавала деньги, ее руки дрожали. Еще за крону она купила кружку водянистого затхлого пива и, ощущая себя подавленной и измученной, отошла от очереди. Пять крон! Еще недавно за такие деньги можно было бы заказать полный обед в хорошем ресторане. Но большинство ресторанов закрылось, а в тех, что остались, нужно было заказывать столик за несколько недель. И одному Божеству известно, какую цену могут сейчас там заломить. И все же это безумие. Шпажка с сосисками – пять крон! И что теперь сказать Кристофону? Правду, решила она. Так и скажу: не могла устоять. Поддалась порыву, дурацкому порыву. Учуяла запах поджаривающихся на огне сосисок – и не устояла. А если бы лиимен запросил восемь крон или целый роял? Пять роялов? Она не знала, как поступила бы, но подозревала, что все равно купила бы эти сосиски, отдала бы все деньги, что у нее были – настолько сильным оказалось вожделение. Миллилейн яростно вонзила зубы в сосиску, будто опасалась, что кто-нибудь сейчас вырвет еду у нее из рук. Сосиска оказалась восхитительно вкусной – острая, сочная. Она вдруг поймала себя на том, что гадает, из какого же мяса сделан фарш, и решила, что, пожалуй, лучше этого не знать. Не только Кристофону могла прийти в голову мысль об охоте на мелких зверушек в парке. Она отхлебнула пива и только вознамерилась снова поднести шпажку с сосисками ко рту, как услышала: – Миллилейн! Она удивленно вскинула голову. – Кристофон! – Так и думал, что найду тебя здесь. Я закрыл лавку и пошел посмотреть, куда ломанулась вся эта толпа. – Неожиданно откуда-то взялся разносчик с сосисками. Как будто наколдовал кто. – А-а, понятно. Он не отрывал взгляда от половины сосиски, которую она держала в руке. Миллилейн заставила себя улыбнуться. – Прости, Крис. Хочешь откусить? – Только кусочек. Полагаю, в очередь становиться бессмысленно. – Да, наверняка все кончится с минуты на минуту. – Не без труда преодолев жадность, она вручила мужу шпажку и, не найдя в себе силы отвести взгляд, смотрела, как он откусил около пары дюймов. Когда же он честно вернул ей оставшееся, она ощутила большое облегчение, отравленное капелькой стыда. – Клянусь Владычицей, вкусно! – Еще бы им быть невкусными! По пять крон пара. – Пять… – Крис, я ничего не могла с собой поделать. Уловив этот запах, я потеряла голову, как дикий зверь, и кинулась в очередь. Я толкалась и дралась. Наверное, я заплатила бы любые деньги, какие он потребовал бы. О, Крис, мне так неловко!