Вакханок видел я могучих, царь, Что в быстром беге легкими ногами Покинули страну. Тебе и граду Пришел поведать я о том, что видел, — О страшных и неслыханных делах… Но прежде мне хотелось бы узнать, Могу ль свободно говорить? Иль речь мне Посдерживать? Ты на решенья скор, Гневлив и самовластен, и мне страшно. Пенфей Все говори – в ответ не попадешь. На правду ведь сердиться не пристало. И знай притом: чем больше про вакханок Наскажешь ужасов, тем я сильней Казню его, внушившего им чары. Вестник В тот час, как солнца первые лучи Греть начинают землю, полегоньку Коров на пастбище я в гору гнал. Вдруг предо мной из женщин три дружины. В одной заметил Автоною я, В другой – Агаву, мать твою, а в третьей Ино. Все спали на привале, кто Под спину веток ели подложив, А те – в листве дубовой утопая… И чинно как! А ты-то уверял, Что, пьяные вином и звуком флейты, Они по зарослям Киприду ловят… Но вот, средь стана спящего вскочив, Агава-мать их зычным криком будит: Мычанье стад заслышала она. И, легкий сон сгоняя с вежд, вскочили Те на ноги – все чудо как скромны: Старухи, и молодки, и девицы… Все кудри распускают по плечам; А у кого небрида развязалась, Те подтянуть спешат и пестрой лани Святой покров змеею подпоясать. И змеи их не жалили, а только Беспечно щеки языком лизали. Те на руки волчонка брали, те От лани сосунка к грудям набухшим Прикладывали – знать, детей они Новорожденных бросили. Венками Они плюща, иль дуба, или тиса Цветущего украсились потом. Вот тирс берет одна и ударяет Им о скалу – оттуда чистый ключ Воды струится. В землю тирс воткнула Другая – бог вина источник дал. А кто хотел напиться белой влаги, Той стоило лишь землю поскоблить Концами пальцев, – молоко лилося. С плюща ж на тирсах капал сладкий мед… Хулишь ты Вакха, царь; но, раз увидев Все это, – ты молился бы ему. Мы, пастухи коровьи и овечьи, Сошлись тогда и все наперерыв О чудесах невиданных судили… Бывалый человек нашелся тут И мастер говорить – мы стали слушать, И вот что он сказал нам: “Пастухи, Священных высей жители, давайте Похитим с игрища царицу-мать! Мы угодим владыке”. Тут, конечно,