Мой тонкий ствол, Серебристые мои лепестки. Сердце хрупкое закалилось в огне, Как стальной, я один стою на ветру — Непохожий на нежных моих сестер И на братьев – из теплых летних полей. Надо мной судьба пошутила – и вот Темнота вокруг, пустота. Я расту, как могу, я дрежусь-не гнусь, Необласканный сирота. 10 сентября 1940 г. Ох! Столько воды утекло в реку Прут в Заболотове. А я должна здесь спокойно сидеть и ходить в школу. У нас учитель математики – красавец Мирус Мох, а я дрожу перед ним, как чучело гороховое. У нас все новые учителя. У нас еще новая одноклассница, Лушка Фишер. Она присоединилась к нашей тройке, которую в классе называют «аристократическая троица». Ее зовут четвертой, для связи. Есть один мальчик, который мне нравится, и Норе он тоже нравится. Хотим пойти на вечер, отчасти чтобы сблизиться с этим миром, – и мы уже сделали один шаг в этом направлении, а отчасти потому, что Ирка не хочет, чтобы мы шли. Посмотрим… 21 сентября 1940 г. Мы не пошли на вечер, потому что его не было. Но! Но! Мы сделали большой, огромный шаг вперед. В классе спокойно. Но! Что мне до класса, когда мы собираемся создать настоящую команду с мальчиками! Мой такой замечательный! Замечательный! Замечательный! Мой, совсем мой Зиго С. Вместе мы ЗСР[31] Я его уже сегодня видела! Нора признала, что он ей очень нравится, но она понимает, что это мой тип, она отступилась. У Норы есть симпатичный, милый Натек, а у Ирки Мацек. И? Не знаю, как это пойдет, и на самом деле я не очень уверена в себе. 30 сентября 1940 г. Кажется, команды у нас в конце концов не получится. Я была ужасно апатична, а теперь каким-то образом возвращается энергия, хотя и медленно. Все это очень странно. Я с ним знакома, но он даже не здоровается. Ирка не хочет. Нора не хочет иметь ничего общего с Иркой. С Норой тоже что-то не так… В понедельник он ей улыбнулся, и теперь ей не нужен никто другой. Или что-то еще, не знаю. Иногда я чувствую себя ужасно. Ни у одной из нас нет ничего, было больше у меня, а теперь, вроде, у Норы. Она говорит, чтобы я оставила его, потому что он деревенщина… Деревенщина, он, он, он. А Натек – игрок. Эх, жизнь омерзительна! Может она стать лучше? Мамочки здесь нет. Если бы только она здесь была, у меня не было бы столько проблем. 6 октября 1940 г. Еще шаг вперед. И опять ничего. Перед подъемом на вершину начинает болеть сердце, надо переждать. 12 октября 1940 г. Сегодня Йом-Киппур, День искупления. Вчера все ушли из дома, я была одна с горящими свечами в огромном бронзовом подсвечнике на столе. Ах, единственный момент уединения. Вернулись все воспоминания, а потом я смогла подумать обо всем, что забывается в повседневной суете, в грохоте, рокоте, плеске проходящей жизни. Снова я задаю все тот же вопрос, который задавала в прошлом году: мама, когда я тебя снова увижу? Когда я обниму тебя и расскажу обо всем и расскажу тебе, Булуш, как мне жутко?! А ты мне скажешь: «Не волнуйся, Ренушка!» Только ты произносишь мое имя так тепло, так нежно. Мамочка, я теряю надежду. Сколько еще? Я всматривалась в эти горящие свечи – мама, что ты там делаешь? Ты о нас тоже думаешь, о наших разорванных сердцах? Тот, кого ты замучила, задушила, Обретает свободу навеки. Но зачем же ты убиваешь Так невыносимо жестоко? Для чего тебе океаны крови И гнев возмездия? В твоём списке – имена погибших В бессчетных войнах, И в глазах твоих – вечная жажда Новой крови. «Больше! Больше! – ты вопишь, Насылаешь голод, чуму, несчастья, А у ног твоих сгрудились Раненые тобою насмерть. Если кто и выжил случайно, То остался с разбитым сердцем. И гора мертвецов растет, Доставая до неба. Но и этого мало тебе — Говоришь: «Я умоюсь людскою кровью!» Мы видим мальчиков в городе, мы рядом, мы видим Мацека почти каждый день. Только Зиго[32] и Натек такие далекие. Зигу сегодня шел с нами из школы. Он смотрел прямо на меня. У него такой властный взгляд, я покраснела и ничего не сказала. О, к черту этот характер! Он флиртует с Ишкой, или, может быть, я это придумываю. Во всяком случае, что, если он будет флиртовать со мной? Не знаю. Мы собираемся скоро пойти на вечеринку – мне там будет весело? Скорее Норе, чем мне, поскольку в нее кто-то влюблен. А я ни во что не верю? Разве что, может, Булчик приедет? 19 октября 1940 г. На этой неделе мы сидели напротив друг друга в Русском клубе. Он уставился на меня, я уставилась на него. Когда я отвела глаза, чувствовала на себе его взгляд. Потом, когда он сказал мне пару слов, я стала сходить с ума, полная надежд. Я почувствовала, как будто сбывается сон, как будто тот кубок был прямо у моих губ.