– Раздевайтесь! Мы сложили свои лохмотья на стул, но Рыжий Хвост сказала, что нас ждёт новая одежда, так что старую мы можем бросить в огонь, если хотим. Мы радостно переглянулись, подбежали к камину и побросали туда рубахи, штаны и исподнее. В первую минуту огонь чуть не погас, в комнате стало темно, однако потом первые язычки пламени лизнули гору тряпок, и вскоре огонь снова разгорелся. Мы кинулись к Рыжему Хвосту. Конечно, мы думали, что нам предстоит влезть в чудесную горячую ванну, однако Рыжий Хвост принялась обметать нас метёлкой. От смеха у нас чуть животы не заболели. Рыжий Хвост смеялась вместе с нами, но когда она собралась смахнуть пыль со спины моего братика, то вскрикнула и отдёрнула метёлку. – У тебя синяки! – Его побила наша приёмная мать, – сказал я. – Представляешь, сколько в ней было злости? – Вот гадина! Если я её встречу, то непременно укушу за ногу. Она отложила метёлку, и я подумал, что уж теперь-то нам можно влезть в бадью. Но Рыжий Хвост макнула в воду щётку и принялась надраивать нас с головы до ног. Тут я снова рассмеялся и сказал ей, что она очень смешная, а Рыжий Хвост ответила: чего это я смешная? А я сказал: просто смешная, и всё. И пока она скребла нас щёткой, мы смеялись все втроём. После мытья Рыжий Хвост собралась принести нам одежду. Она сказала, что гардеробная в конце коридора. Мы решили пойти вместе с ней и нагишом выбежали из детской. По дороге Рыжий Хвост показала нам комнату, где спали Гримбарт и его жена, платяной шкаф, где устроился Чернокрыс – он притащил туда кукольную кроватку, которую когда-то обнаружил в детской. Потом мы подошли к комнате, где обитала сама Рыжий Хвост, и лиса гордо открыла дверь. Мы заглянули. Какой же там царил беспорядок! Повсюду валялись изорванные подушки и ношеное бельё, а ещё Рыжий Хвост показала нам коллекцию обглоданных костей, которую хранила под матрасом. Лиса объяснила, что это секретная тайна и нам ни за что нельзя её выбалтывать. После этого горничная понеслась дальше, в гардеробную; мы побежали следом. В гардеробной каждый из нас получил рубашку, бархатную курточку, шерстяные штаны, тонкие шёлковые чулки и башмаки. Одежда, похожая на ту, что носили дети в давние времена, оказалась нам впору. – А почему твоё собственное платье тебе не подходит? – спросил я, когда мы возвращались в детскую. Рыжий Хвост удивлённо оглядела свой наряд. – Разве? – Оно тебе велико. Рыжий Хвост смущённо заморгала. – Ах да, вспомнила. Платье-то сначала было не моё. Наверное, прежняя горничная была побольше меня. – Прежняя горничная?.. – Та, что жила здесь когда-то давно, – пояснила Рыжий Хвост. – Жила… – Она покусала когти, подыскивая нужные слова. – В былые времена. От радости, что она сумела выговорить это, Рыжий Хвост принялась напевать и подскакивать. Иногда она наступала на подол платья и спотыкалась, но радости у неё не убавлялось. Однако когда мы вернулись в детскую – которую тоже следовало привести в порядок, – лиса наморщила лоб. – Комнаты моют не так, как моют детей, – объявила она. – Да неужели? – сказал я. – Да. Там надо по-другому. – Покусывая когти, Рыжий Хвост быстро обвела взглядом пыльную детскую и забормотала: – Чернокрыс же мне объяснял. Если я что-то сделаю неправильно, он так рассердится! Ах, только бы вспомнить… – Лиса вдруг просияла. – Ну конечно! Кажется, знаю! Она живо опустилась на все четыре лапы и принялась вылизывать пол длинным розовым языком. Потом она вылизала полки и прошлась языком по кроватям, после чего лизнула запылённые шторы и снова взялась за пол. Мы переглянулись, улыбнулись, но тут в дверях возник Чернокрыс, и ему уж точно было не до улыбок. – Рыжий Хвост! – зашипел он. – Опять ты всё перепутала! Рыжий Хвост подняла на него глаза. Из пасти у неё свисал запылённый язык. – Простите! – О-о-ох, – простонал Чернокрыс, пошатываясь, вошёл в комнату и схватил щётку. – Несчастная я крыса! С какими дубиноголовыми приходится иметь дело! Всем, всем приходится заниматься самому! С горестным видом Чернокрыс побрёл по детской, толкая перед собой щётку, вздыхая и охая. Но у меня от счастья пело в животе, вообще всё тело пело. В камине догорали обугленные остатки наших ненавистных старых штанов из грубой вотолы[2]. Штаны Самуэля, штаны Мортимера. А перед зеркалом стояли два мальчика в белых рубашках и бархатных курточках. И звали этих мальчиков Сем и Иммер. Как линдворм Стоило нам решить, что отныне нас зовут Сем и Иммер, как мы уже не могли удержаться, чтобы не повторять эти имена чуть ли не поминутно. Например, когда мы уже собирались спускаться к ужину, я сказал: «Иммер, смотри не споткнись на лестнице», и он ответил: «Что ты, Сем, не споткнусь». А когда мы проходили мимо чучела рыси, он сказал: «Как живая, да, Сем?», и я ответил: «Точно, Иммер. Сейчас как прыгнет!» Если честно, мне больше всего хотелось забраться в кровать и укрыться красивым одеялом. Мы ведь давно не спали. Но и ели мы тоже давно, так что и перекусить было бы неплохо. – Мне кажется, столовая там, за этой дверью. Как по-твоему, Иммер? – И я указал на дверь. – Может быть, Сем. Открой, и посмотрим. Я открыл дверь: за ней и правда оказалась обеденная зала. За столом уже сидели и ждали Рыжий Хвост и Гримбарт. А ещё там были фарфоровая посуда, ножи, серебряные – из настоящего серебра! – вилки и большой стеклянный кувшин с квасом. Чернокрыс поставил на стол тарелку с лесными орехами. – Садитесь, мальчики, – сказал он и с хрустом разгрыз орех. Мы сели и стали осматриваться. Обои в столовой были затканы цветными узорами, в окошках поблёскивали зелёные стёкла. Потолочные балки казались тяжёлыми, как гробы, углы были серыми от паутины. Рыжий Хвост поглядела в свою пустую тарелку: – Интересно, что сегодня добыл лесничий? – Кабана, – с довольным видом ответил Гримбарт. – Жена сварила холодец из пятачка. – Моё любимое! – Рыжий Хвост радостно захлопала в ладоши. – А Индра разве не спустится? – спросил я, но не успел договорить, как королева вползла в столовую, волоча за собой длинный бледный хвост, и взобралась на кресло во главе стола. – Какая на вас красивая одежда, мальчики! – сказала она. – И пахнет от вас чистотой. Неужели моя маленькая горничная управилась с заданием? Чернокрыс закатил глаза, но я кивнул и ответил: – Да. А ещё нас теперь зовут по-другому. – По-другому? – Да. Никогда в жизни нас больше не будут звать Самуэль и Мортимер. Отныне мы Сем и Иммер. Я тут же испугался, что Индра скажет, как Тюра, что людей так звать не могут, и нам придётся смириться с тем, что мы Самуэль и Мортимер. Но Индра, сразу расслышавшая в моём старом имени фальшь, только улыбнулась и ответила: – Сем и Иммер. Эти имена звучат верно и правильно. – Так отпразднуем это! – И Гримбарт поднял кружку с квасом. Он и нам хотел налить, но мы отказались. – У Брунхильды наверняка есть в буфете ещё можжевеловый компот, – сказала королева. – Разумеется, ваша милость. – Барсучиха как раз вошла в столовую, путаясь в подоле слишком длинного для неё передника. Она внесла блюдо с холодцом и поставила на стол. Я увидел большой пятачок, плавающий под слоем застывшего бульона. Никогда я ещё не пробовал холодец из свиного пятачка, да и вообще холодец не пробовал. У Тюры мы видели в основном хлеб да кашу. – А я думал, будет фазанье жаркое, – пробурчал Иммер. Я шикнул на него, уверенный, что сейчас его выругают за то, что он вредничает, но ничего подобного не произошло. Индра велела Брунхильде принести остатки вчерашнего ужина. Барсучиха убежала так быстро, что передник хлопал её по лапам, и тут же вернулась, таща фазанье жаркое для Иммера и можжевеловый компот для нас обоих. Иммер стал есть фазана, а мы, все остальные, набивать рты холодцом, который был ничуть не хуже. Я смотрел, как барсуки и Рыжий Хвост передают друг другу кабанятину. Чернокрыс тоже взял кусочек: ел он очень аккуратно, ложечкой для соли. Мне вспомнилась другая крыса – та, что сидела на мусорной куче, грызла хлебную корку и зашипела на меня, когда я с ней заговорил. – По-моему, не все звери здесь умеют разговаривать, – сказал я. – Вы вот умеете. Почему? – Я знаю! – проговорила Рыжий Хвост с набитым ртом. – Индра наложила на нас заклятие! Мы с Иммером посмотрели на Индру, глаза у нас округлились. – Какое ещё заклятие? – спросил я. Индра застенчиво опустила глаза. Наверное, ей не хотелось хвастаться, но тут Чернокрыс выплюнул хрящик и сказал: – Да будет вам известно, что линдвормы – существа, подобных которым нет на свете. Они владеют силой, способной заставить последнего муравья подняться на задние лапки и молоть языком без устали. – Хорошо, что эти мальчики уже умеют говорить, – заметила Брунхильда. – Её милости не придётся их зачаровывать. – Да я бы и не смогла, даже если бы захотела, – ответила Индра и повернулась к нам с Иммером. – Мои заклинания действуют лишь на лесных зверей, а на людей – нет. Не знаю почему. Иммер жевал фазанье мясо, что-то старательно обдумывая. Голова у него просто гудела от мыслей, это было видно по глазам. Наконец он указал на плошку с мясным соусом: – Можешь сделать так, чтобы соусник заговорил? Чернокрыс хрипло, с подвыванием рассмеялся: – Соусник – не зверь! Иммер понял, что сморозил глупость, разозлился и прошипел: