– Ну вот! А я все думаю, когда же упрекнешь! Ну, не отдал ты меня в детдом, спасибо тебе. Мать бросила, смылась, а ты пожалел. Благодетель! – Никто тебя не бросал… – Бесполезный разговор, Амелин! Когда же до тебя дойдет – твоя жена и моя мать просто ушли от нас. От тебя и от своих детей. Куда – второй вопрос! Может быть, в секту, как говорили в деревне, а может – к мужикам. Мне лично без разницы. Факт – бросили! И мать Нюшки ее тоже бросила! Как таких матерей назвать? Не нужны дети – не рожай! Вот мне не нужны! И у меня их не будет, Амелин! Ни мальчика, ни переростка-девочки! – Лана небрежно кивнула сначала на Кира, затем на Нюшу. – Выкручивайся сам. Хочешь – развод дам хоть завтра! И женись. Хоть на той же домработнице. Как ее… Вере Антоновне. Деревенская, крепенькая еще такая бабенка! Отличная из нее опекунша получится! Лови идею, Амелин! Лана накинула на себя куртку и достала из кармана связку ключей. – Да! Расходимся по-честному! Пентхаус мой, галерея твоя. А родовое «имение» в деревне можешь оставить себе в качестве бонуса, – усмехнулась она недобро. – Хорошо. Иди, Лана, личные дела можно обсудить и в другом месте, не при детях. – Лана! Подождите! – крикнула ей вслед Нюша, понимая, что у нее скорее всего больше не будет шанса встретиться с женой деда. – Ну, что еще? – У вас есть ключи от мастерской Марго? – выпалила Нюша, глядя ей прямо в глаза. – Почему ты спрашиваешь? Ты что, была там? – насторожилась вдруг Лана. – Когда? – Так есть или нет? – настаивала Нюша. – Даже если есть, тебе не дам. – Лана, в чем дело? Откуда у тебя ключи от студии? Ты должна их вернуть наследникам. Кто бы они ни были. Давай-ка сюда. – Амелин протянул руку. Нюша с удивлением смотрела на деда. – Вот наследникам и верну, – отрезала грубо Лана, открывая входную дверь. – Стой! Ключи отдай Анне. – Дед кивнул на Нюшу. – С чего бы это? – Картины, студию и все, что в ней находится, Маргарита завещала ей. Я присутствовал при составлении завещания у нотариуса, Маргарита настояла на этом. Хотя сам факт создания такого документа мне и показался преждевременным. «Да, и это лишний раз доказывает, что она знала, что скоро умрет!» – с ужасом подумала Нюша. Она смотрела, как с лица жены деда сходит насмешливая торжествующая улыбка. Медленно, в упор глядя на Нюшу, Лана сняла с брелока знакомый ключ и кинула в ее сторону. Ключ упал к ногам Нюши. Нюша видела, как его подобрал Кир, почувствовала, как вложил ей в руку кусок холодного металла. Видела, как Лана с силой рванула на себя входную дверь и захлопнула ее за собой. Все это было как на экране, потому что внутри себя Нюша ощущала лишь заполнявшую ее пустоту. Теперь она до конца поняла, что потеряла близкого человека – Марго. «Нас учат потерями. Сила дается только тем, кто остается один. Тогда и страх уходит. А взамен – уверенность. Все будет так, как и должно быть. Одни приходят на смену другим. Всегда. Просто запомни это», – всплыли в памяти ее слова, сказанные на пороге мастерской. Глава 11 Руфина прислушалась. Щелчок замка входной двери прозвучал в утренней тишине подъезда как выстрел. Она невольно вздрогнула. Спустившись как можно тише на один лестничный пролет, с опаской осмотрелась. «Все-таки домушник из меня никудышный», – подумала, доставая из кармана связку ключей. Стыдно было. Она впервые в жизни так по-крупному обманывала, да что там – собиралась ограбить единственную подругу. Но другого выхода не видела, вечером вещи должны быть у нее. Решение подсунуть Амелину записку с номером своего телефона было спонтанным – она заметила, как тот входит в здание детского дома. Пора было заканчивать эту историю, измучившую ее за долгие четырнадцать лет. Тем более у нее осталось на это очень мало времени. На самом деле, из Италии Руфина вернулась днем раньше, чем сказала Виктории. Ей нужно было попасть в директорский кабинет в ее отсутствие. Да, папку с личным делом Нюши выкрала она! Рано утром по дороге из аэропорта заехала в детский дом. Открыв дверь черного хода своим ключом, тихо пробралась в кабинет. Но одной этой папки было мало. Зная код сейфа, Руфина открыла и его, надеясь найти там крестик, который Вика сняла с новорожденной девочки, и карту роженицы, ее мамы. И она, конечно же, знала, что погибли приемные родители Нюши, прочла новость в интернете. Жалость к девочке, воспоминания о собственном сиротском детстве заставили Руфину просить зятя поменять ей билет на более ранний рейс. Эмилио, хотя и удивился, выполнил просьбу. Софе объяснять ничего не нужно было – когда-то, еще в детстве, Руфина четко обозначила границы любопытства приемной дочери: если не отвечает, значит, не для ее ушей. Софа и не спрашивала – нужно так нужно. Но Руфина, зная аналитический склад ума девочки, не сомневалась, что та уже связала ее поспешный отъезд с новостью о гибели семьи Амелиных. …Руфина ни дня не жалела о решении удочерить Софу. Переехав к ней в квартиру, тогда еще небольшую хрущевку, бабушка с внучкой поначалу старались лишний раз не выходить из своей комнаты. Бабушка готовила обеды и ужины в отсутствие Руфины и Софы, убиралась, поливала привезенные из деревни цветы в разномастных горшках, до блеска вычищала ванную. Первой возвращалась из школы Софа. К приходу Руфины домашнее задание было выполнено, помощи девочка не просила, и она долго не подозревала, что у приемной дочери не все ладно с оценками. Лишь к концу первого месяца учебы Руфина заглянула в дневник и ахнула – ряды троек и двоек по всем предметам напугали ее, и она растерялась. «Никудышная из меня мать, Вика!» – пожаловалась она подруге. «Подожди паниковать, причина должна быть для такого стойкого отставания по всем предметам!» – осадила ее та и оказалась права: Софа посещала деревенскую школу редко, лишь в теплое время года, когда можно было обойтись тонкой курткой и резиновыми сапожками. Из зимнего в доме бабушки был старый ватник огромного размера и валенки. Бабушка ходила в школу, отпрашивала внучку якобы по болезни, забирала листок с домашним заданием на неделю и отдавала его Софе. Та как могла делала уроки. Учительница в школе была одна на всех учеников разного возраста, а таковых было немало – двадцать семь человек, поэтому особенного внимания девочке уделить было некогда. Руфина облегченно вздохнула, когда Вика объявила ей, что заниматься с Софой будет сама – вспоминая свои тройки, полученные из жалости, она понимала, что школьную программу ей и в этот раз не одолеть. Софа стала после школы приходить в детский дом к Виктории. Домой Руфина и Софа возвращались пешком, молча думая каждый о своем. Руфина попыталась однажды расспросить девочку о школе, но та отвечала вынужденно вежливо и односложно. «Ничего у меня не получается, Вика! Живем как соседи! Анна Андреевна глаз на меня не поднимает, лишний раз из комнаты не выйдет! Дома чисто, в холодильнике еды полно, плюшки вкуснющие на столе и… тихо! Они даже телевизор смотрят с минимальной громкостью, чтобы мне не мешать!» – жаловалась она Вике, но та опять с уверенностью заявила, что на то, очевидно, есть причина! «Это, должно быть, врожденная деликатность, Руфа. Они вот так берегут твой покой после трудового дня. Ты не смотри, что они из деревни лапотной! Мой дед имел четыре класса образования церковно-приходской школы, а более воспитанного, мудрого и вежливого человека я в своей жизни не встречала, царство ему небесное! Вот увидишь, привыкнет Анна Андреевна к тебе, поймет, что внучку ее любишь искренне, станет роднее родного. Подожди, не торопись. Дай им время адаптироваться в новой жизни». И вновь подруга оказалась права. Случилось, Руфина заболела. Ангина была жестокой, с температурой за сорок и горячечным бредом. Сквозь мутную пелену часто ускользающего сознания она слышала тихие голоса Софы и Анны Андреевны. Очнулась вдруг, отчетливо поняв, что кто-то называет ее мамой, плача и умоляя не умирать. Она открыла глаза и первым увидела залитое слезами лицо Софы. Рядом встревоженно и робко улыбалась Анна Андреевна. «Выходили они тебя, Руфа! Ни на минуту одну не оставляли! Ни днем, ни ночью!» – рассказывала ей позже Вика. Эта болезнь подарила Руфине семью. Вечера они теперь проводили вместе, часто у них за чаем засиживалась и Виктория. У Софы оказалась уникальная память, она легко восстановила упущенное, к концу первого же года став твердой хорошисткой. Занималась уже сама, лишь изредка советуясь с Викторией, которая гордилась ее успехами, мягко направляя к выбору будущей профессии: очень уж ей хотелось вырастить себе замену. Руфина тогда убедила себя, что, удочерив Софу, хотя бы частично сгладила вину перед другой девочкой, Нюшей. Но очень скоро поняла, что это самообман. Однажды Софа спросила, в чем ее вина перед ней? Руфина догадалась, что, видимо, в бреду часто говорила о Нюше. Именно тогда она твердо ответила, что в ее жизни есть и будут вещи, спрашивать о которых ей, Софе, нельзя. Та приняла это молча, без обиды и с недетским пониманием… Руфина вставила ключ в замок и повернула два раза. Получилось почти бесшумно. Оглянувшись на соседскую дверь, куда был врезан оптический глазок, вставила в замочную скважину и второй ключ. Замок оказался незапертым. «Ну, Вика, забыла закрыть! Торопилась? Узнает Мишка о такой беспечности, голову оторвет», – промелькнула мысль, и Руфина переступила порог квартиры. Она сразу направилась в гардеробную. Найти именно те коробки, что упомянула вчера Виктория, виделось делом нелегким. Коробок с обувью у Вики было не менее пяти десятков – еще одна слабость подруги. Каждая пара туфель, сапожек, даже домашних тапок имела свое отдельное хранилище, подписанное аккуратным почерком педагога. И перебирать их придется все. Начав с верхней полки, Руфина достала пару балеток. «Новые, даже не надела ни разу. А купила уже с год как», – отметила она, проверяя, не спрятан ли крестик внутри обуви. Осмотр уже третьей полки подходил к концу, а поиски оставались безрезультатными. Руфина присела на низкую банкетку и отдышалась. В последнее время она стала быстро уставать, постоянная ноющая боль лишала сил. «Мне жаль, что вы отказываетесь от операции, – всплыли в памяти слова итальянского профессора. – Тромб может оторваться в любой момент», – добавил он, отводя глаза. Руфина тогда подумала, что здесь, в России, такие плохие новости не сообщают так… безжалостно. – Притомилась, Руфа? Может быть, помочь? – В дверях гардеробной стояла Виктория Павловна и насмешливо смотрела на подругу. – Вика… а я еще подумала – что ж ты на второй замок дверь не заперла? На тебя не похоже – Мишаня вышколил за столько лет! – Руфина грузно поднялась с банкетки. – Не была уверена, что дала тебе и второй ключ. Замок сменили недавно. – Дала, дала. Незадолго до моего отъезда, не помнишь? Так, значит, знала, что приду… – Руфа, ты как маленькая, ей-богу. Как была простушкой еще в детстве, так и сейчас умом не блещешь! И не говори, что я не дала тебе шанса рассказать мне все сразу! – Что – все? Вика? Ты разве поймешь?! Нет! Когда тебя волновала судьба Нюши? С самого ее рождения мы сломали девочке жизнь. А почему? – Нам угрожали, Руфа, помнишь? И заметь, хорошо заплатили за молчание. Ты внесла первый взнос за квартиру. – Ты, не спрашивая меня, взяла эти деньги! Меня просто поставила перед фактом! – Я хотела тебе помочь. И всегда помогала. Я приняла тебя сразу, в тот же день, как ты появилась через столько лет на пороге детского дома. Одетая черт-те во что, с трауром под ногтями и прической под лысого ежа. Ты тогда в зеркало смотрелась? Ладно – отмыла, вшей вывела, одела… и все ждала, ждала, когда ж ты наконец расскажешь мне, что с тобой произошло. Не дождалась… до сих пор! – Не могла я… – Хорошо, тогда не могла, а сейчас? – Зачем тебе? Меньше знаешь… – Крепче спишь? Нет, Руфа. Я тайн не люблю. Все должно быть четко, понятно и на своих местах. Как, кстати, и то, что ты ищешь! – Виктория Павловна подошла к стеллажу и достала с нижней полки белую коробку. – Там сапоги с высокими голенищами. Открывай, раз уж пришла! Руфина сняла крышку и достала один сапог. Засунув руку, вытащила небольшой сверток. – Здесь крестик. Лезь во второй, там медкарта! – скомандовала Виктория, с насмешкой глядя на подругу. – Понимаешь, что за волна пойдет, если ты отдашь это Амелину? Кстати, а с чего бы такая вдруг жалость к девочке? Четырнадцать лет молчала, что сейчас-то? Готова сдаться сама… – Я все возьму на себя! – И не мечтай. Благородная какая… Кто ж поверит, что я не была в курсе подробностей всей истории! – Вика, откуда ты знаешь, что я собираюсь отдать документы именно Амелину? – Руфа, Руфа… да видела я, как ты ему записку под дворник машины подсунула! И это в тот день, когда ты якобы была еще в Италии! Амелин у меня в это время был, разговор состоялся не из приятных. Попросил отдать папку с личным делом Нюши, сказал, нужно ему для оформления опеки. Хотя так не делается никогда – на руки такие документы не выдаются будущим опекунам! Пришлось как-то выкручиваться. Я во время разговора к окну подошла – а ты у его машины крутишься. Еще засомневалась со своим зрением, ты ли? Позже сложила два и два, поняла – ты! И папку взяла ты! Амелин, представь, уходя, угрожать начал. Понимаешь, как ты меня подставила? – Мы обе подставились еще тогда, четырнадцать лет назад! – Так все тихо было! Умерла история. Нюшу-то как хорошо пристроили в семью! Можно сказать, судьба вмешалась! – усмехнулась Виктория Павловна. – Если б не авария… – Ты не думаешь, что Амелиных убить могли? Аварию подстроить? – Все возможно. Федор Александрович многим поперек горла был. Не наш вопрос, наверняка Следственный комитет копает. Ты лучше мне скажи, что дальше делать собираешься? – Вика, отдай мне все! Я расскажу Амелину, пусть он решает, что делать. Нюша взрослеет, захочет родителей найти. – Уже ищет. Амелин ей помогает! – Вот видишь! Вика, отдай документы! Я про твое участие говорить не буду. Всю ответственность на себя возьму. Но девочка должна знать, кто ее родители! В конце концов, и сам Амелин… – Ты сама себя слышишь, Руфа? Хорошо, расскажешь ты, каким образом девочка оказалась в доме малютки. А обстоятельства? Ты обстоятельства, при которых ее нашли, помнишь? Правильно, убийство! Не отворачивайся, дорогая! Мы при этом присутствовали и живы, спасибо, господи, лишь потому, что нам заткнули рот хорошей суммой денег! А тебя еще и отмазали от уголовной ответственности! – Что ты сказала?! – Руфина с ужасом смотрела на подругу. – Ну да… знаю я давно, что с тобой произошло. Так получилось! Не хотела тебе говорить, раз тебе спокойнее, что я не знала… ну прости, Руфа… не рыдай ты! Прошлое уже это дело! – Какое прошлое, Вика! Оно за мной по пятам ходит… – Забей, как молодежь говорит! Жив остался отчим твой, голова крепкая оказалась, и хорошо. Пенсионер персональный, счастлив и доволен. Слегка, правда, умом тронулся, болезнь Альцгеймера у него. Знаешь? Руфина отрицательно помотала головой. – Вика, он маму убил из ревности! А ему за это – ничего! Я его после детского дома нашла в Москве. Соседка наша, что присматривала за мной в детстве, все рассказала. Я у нее тогда неделю жила. До того, как… – Руфина опять опустилась на банкетку.