– Не вопрос. – Борин уже набирал номер на мобильном. – Костя, зайди. Пока Борин отдавал распоряжения своему сотруднику, Александр Михайлович рассматривал кабинет. «Ничего лишнего, ничего личного. Стол, стулья, сейф и шкаф. И фикус в кадке», – констатировал он. – Почему вы не спрашиваете об аварии? – Борин пристально посмотрел на отца погибшего депутата. – А что-то неясно? Авария не была случайной? – Нет, Александр Михайлович. Ваш сын не справился с управлением на скользкой дороге, это так. Произошло столкновение с большегрузом. Но экспертиза обнаружила в его крови снотворное. В больших количествах. Он просто заснул за рулем. – А у жены? У Маргариты? – Амелин ошеломленно смотрел на следователя. – Да, у нее тоже. На этом основании возбуждено уголовное дело. Сами понимаете, ваш сын был депутатом городской думы. И обладал очень неоднозначным характером. Часто ездил без охраны, водителя, тем самым подставляя себя под удар. – Да говорил я ему! Особенно после его конфликта с Арутюняном! – Да, в курсе. Сейчас продолжается прокурорская проверка по депутатскому запросу вашего сына. Пока не могу сказать даже о промежуточных результатах. – Понимаю. – Позже вас еще вызовут на беседу к нам. Будьте к этому готовы. Да, Костя, нашел? – переключил Борин свое внимание на вошедшего сотрудника. – Спасибо. Вот, Александр Михайлович, фамилия участкового Городцов. Сергей Петрович. В том же две тысячи четвертом переведен в Москву с повышением в звании и должности. До две тысячи двенадцатого – начальник отдела по розыску пропавших без вести районного отделения полиции. Далее и по сей день – начальник этого же райотдела. Женат, трое детей. Что вы собираетесь предпринять дальше? – Пока не знаю. Да! Нашел под щеткой на лобовом стекле. – Амелин-старший достал из кармана куртки записку и протянул Борину. – Почему-то кажется, это имеет отношение к истории появления Анны в детском доме. – Не исключаю. Видимо, кроме самой Виктории Павловны, участкового и сторожа в курсе был еще кто-то. Тут и телефон. Связаться с этим человеком не будет лишним. Возможно, тогда пропадет необходимость встречаться с Городцовым. – Наверное. Сегодня же позвоню. Спасибо, Леонид Иванович, за помощь. – Обращайтесь. – Борин пожал ему руку и протянул подписанный пропуск. Уже в машине, набирая номер, указанный в записке, Амелин вдруг понял, что Борин ни словом не обмолвился о том давнем деле об исчезновении двух сестер. Это случилось впервые за все их встречи. Ему вдруг стало невыносимо больно, что он не сможет больше ни с кем поговорить о любимой женщине. О женщине, забыть которую так и не смог. Глава 6 Виктория Павловна с досадой отодвинула от себя кипу папок. «Как сквозь землю!» – подумала она и взяла со стола мобильный. – Руфина, зайди, – резко приказала она и отключилась, не дожидаясь ответа. Церемониться с подругой она не привыкла – подчиненное положение завхоза та приняла с первого дня работы в детском доме. Крепкая, по-мужски плечистая и высокая, Руфина вошла в кабинет, задев плечом дверной косяк. – Дверь закрой. – У меня там бардак полный! Стоило уехать на неделю! Случилось что? – Подождет твой бардак. Присядь. Помнишь Нюшу, подкидыша? – Могла б не спрашивать. – Руфина отвела взгляд, усаживаясь на край стула. – Да не комплексуй ты! Все мы тогда правильно сделали! Я не об этом. Ты папку с ее делом не брала? – Виктория Павловна в упор смотрела на подругу. – На кой она мне? Да что случилось-то? – Нет папки. Все обыскала! – Зачем она тебе понадобилась? – Представь, будущий ее опекун приходил. Амелин-старший. Он интересовался личным делом Нюши. – Какой еще опекун? – Ты хоть в курсе, что Амелин с женой погибли? – Как?! – Авария. С утра зашла б ко мне – знала бы! – упрекнула Виктория Павловна. – Да меня сразу девки наши в дела втянули, потом продукты пришли, думала, после обеда заскочу. Вот. – Руфина вынула из кармана халата небольшую коробочку. – Это тебе от Софки. Ее последняя работа, единственный экземпляр. Она сейчас почти не занимается стеклом, малыш все время отнимает. Ну и карлик этот ее, Эмилио. Впрочем, муж и отец он нормальный! Руфина усмехнулась. – Только ростом не вышел, теще по плечо, – ответила на усмешку подруги Виктория Павловна, рассматривая фигурку лягушки из цветного стекла, которую достала из коробочки. – Ох хороша жабка! Все ж Софка твоя – талант! – Не пойму только, в кого. Родные мать с отцом – пропойцы, дед с бабкой как в кино – свинарка и пастух! – А Софа назло предкам в Италии, с любящим мужем, в достатке и радости. Твоя заслуга. Вот Нюше повезло меньше. С самого рождения одни несчастья. Теперь и приемных родителей потеряла. Ладно. Мне папка с ее делом очень нужна. Понять не могу, куда засунула? Если не брал никто? – Виктория Павловна опять в упор посмотрела на Руфину. – И не смотри так на меня! Не брала! Мне позора того раза хватило! Пошла у тебя на поводу, до сих пор каюсь. У тебя все? Мне некогда. – Руфина грузно поднялась со стула. – Ладно, не обижайся. Вечером домой зайдешь? Мишки не будет, он на вахте, отбыл вчера. – Виктория Павловна знала, что Руфина на дух не выносит ее мужа. – Придется! Подарок-то мой сюда не потащу, не надейся, – уже спокойно сказала Руфина, открывая дверь кабинета. – Только пиццу не заказывай, уже тошнит от нее. Я вино принесу, коллекционное белое сухое. Эмилио для тебя выбирал в своем погребе, цени! – Поняла, закажу закуску в ресторане, – рассмеялась Виктория Павловна. «Похоже, все же Руфина взяла и выкручивается. Странно, зачем? В ней нет ничего такого!» – Виктория Павловна искренне не могла найти причину. Все, что могло бы заинтересовать подругу, она хранила дома: крестик и медкарта роженицы лежали в обувных коробках в гардеробной. Совесть проснулась? Или тут что-то другое? Нужны деньги? Вроде не бедствует, все, что Софка присылала, откладывала. На поездку в Италию ни рубля не заняла. Квартиру выкупила еще в прошлом году. С банком расплатилась полностью, это точно. Загадки Виктория Павловна не любила. Обладая характером властным, не терпела неизвестности и ускользнувших от ее внимания ситуаций. Порой просыпалась среди ночи, обдумывая нерешенную задачу, мучилась, пытаясь заснуть снова, принимала сильное снотворное и лишь с его помощью проваливалась в глубокий сон. А утром не слышала звонка будильника. Если бы не муж, просыпавшийся в силу привычки всегда рано, Виктория Павловна частенько опаздывала бы на службу. …Странная, как считали все, кто их знал, дружба двух очень разных девочек, Виктории Соловьевой и Руфины Грассо, началась в пятом классе. Приехавшие из столицы мать и дочь Грассо поселились в генеральском доме, что само по себе давало определенный статус. Вещи им разгружали солдаты, но никакого мужчины в генеральском чине, кто бы мог назваться мужем Марии Грассо, офицерские жены не наблюдали. Перезваниваясь друг с другом в надежде узнать хоть что-то о новых жильцах, давно сплотившийся женский коллектив решил – пытать вечером вернувшихся со службы мужей до полного прояснения ситуации. На следующий день, поняв, что информации опять нет, самая старшая из всех, генеральская вдова Нинель Яковлевна Петренко, решительно звонила в дверь новой соседке. Вид открывшей ей в одиннадцать утра заспанной женщины, явно разбуженной ее настойчивым трезвоном, привел гостью в шок – офицерские жены вставали рано, готовили мужьям завтрак, провожали на службу. Таков порядок. Спать почти до полудня считалось… невозможным. Вежливо пожелав доброго утра, не подав даже виду, что она в недоумении, Нинель Яковлевна извинилась за раннее вторжение и развернулась, чтобы уйти. Ее остановила рука, легко коснувшаяся плеча. Мелодичным голосом новая соседка попросила ее остаться. Если Нинель Яковлевну не смущает ее «неприбранный» вид и полный «раскардаш» в квартире. Нинель Яковлевна уверила, что ничуть. Пробираясь по коридору среди узлов и коробок, поддерживая за полу шелковый пеньюар, Мария Грассо изредка оглядывалась на вдову, как бы приглашая ту за собой. Нинель Яковлевна в силу возраста и грузной фигуры двигалась не так быстро и легко. Это маленькое путешествие по захламленной квартире закончилось на кухне, где Нинель Яковлевна с облегчением опустилась на венский стул. Мария уже доставала из коробки на окне турку и банку с кофе. Мед в фарфоровой чашке, печенье и конфеты на тарелочке, сахарница уже нашли свое место на овальном столе, занимающем большую часть немаленького помещения. Пока хозяйка молча варила кофе, разливала его по чашкам, Нинель Яковлевна цепким взглядом подмечала даже незначительные детали. А они удивляли. Даже настораживали. Явно антикварный буфет, его же ровесник обеденный стол, кружевная скатерть тонкой ручной вязки, небрежное, почти кощунственное отношение хозяйки к изящному немецкому фарфору наводили на мысль, что Мария Грассо живет в этой роскоши повседневно, используя вещи по назначению, а не выставляя исключительно для гостей. Мария предложила к кофе сливки и мороженое, но Нинель Яковлевна отказалась. В ароматных тонкостях напитка она не разбиралась, предпочитая краснодарский чай, простой и понятный, расфасованный и упакованный в родном крае, откуда увез много-много лет назад ее, молодую казачку, новоиспеченный муж-лейтенант. Разговор не клеился, вопросов у вдовы было много, главный, о муже, она задать не решалась. Выпив кофе, аккуратно поставив чашку на блюдце, Нинель Яковлевна решила, что пора уходить. В этот момент где-то в другом конце коридора скрипнула дверь. «Дочь проснулась», – улыбнулась Мария и тут же кинулась к холодильнику. Дальнейшие ее действия напоминали хорошо отработанные движения танцовщицы – поворот, маленькая кастрюлька уже на плите, свист чайника и тугая струя кипятка льется в приготовленную заранее чашку, еще поворот – горячая жидкая каша в тарелке, несколько грациозных движений руками – на подносе, на льняной салфетке волшебным образом разместился завтрак. Нинель Яковлевна завороженно следила за хозяйкой и упустила тот момент, когда пришла девочка. Вежливо поздоровавшись, она приняла из рук матери поднос, но уходить не собиралась. – Познакомьтесь, моя дочь Руфи, Руфина. А… – Она замялась. Нинель Яковлевна только в этот момент поняла, что так и не назвала свое имя. – Я – Нинель Яковлевна Петренко, ваша соседка из квартиры напротив, детка, – сообщила она девочке. – Очень приятно. – Руфи вопросительно посмотрела на мать, та кивнула, и девочка ушла. Нинель Яковлевна не смогла скрыть изумления, Руфина ничуть не напоминала мать. Роста она была высокого, статью напоминала скорее саму Нинель Яковлевну, а низкий голос мог бы принадлежать взрослому парню. Мария, словно прочтя ее мысли и в очередной раз из-за реакции людей пожалев дочь, сообщила просто: внешностью она в отца, и у нее диабет. Изумление Нинель Яковлевны сменилось искренним сочувствием – имея аналогичную болячку, она как никто понимала сложности простого быта девочки. Уже дома, припоминая подробности дальнейшего разговора с соседкой, Нинель Яковлевна пришла к выводу, что так ничего о ней и не узнала, зато о себе и соседях выложила все. Не имея рядом ни детей, ни внуков (сын с семьей жил на Дальнем Востоке), вдова прониклась заботой о «двух девочках», которые, как она для себя решила, были совсем не приспособлены к жизни в провинциальном городе. Обладавшая не таким мягким и добрым характером, ее подруга из второго подъезда, Ольга Ивановна, трезво оценивая благосостояние совсем не бедствующих «девочек», советовала не налегать на помощь – в благодарность столичных дамочек не верила, будучи не раз обиженной своей московской невесткой. Нинель Яковлевна лишь отмахивалась. Присматривая за Руфи, особенно по вечерам, когда та оставалась дома одна (Мария служила в театре гримером), вдова однажды с удивлением обнаружила, что к ней часто приходит одна и та же девочка. Все бы ничего, но что-то женщине, посматривающей в дверной глазок на входную дверь соседей, в ней не нравилось. То ли внешний ее потрепанный вид, то ли то, что она все время оглядывалась по сторонам, прежде чем зайти в квартиру, то ли очень позднее время визитов. Однажды, выдержав паузу в два десятка минут после ее прихода, Нинель Яковлевна, наложив в тарелку домашнего несладкого печенья, решительно позвонила в дверной звонок. Открыла немного смутившаяся Руфи. Впустив соседку в квартиру, девочка, однако, явно не собиралась приглашать ее пройти дальше. Но генеральская вдова отступать не собиралась и прямиком направилась на кухню. Картина, представшая ее взору, не понравилась сразу: на подоконнике, болтая ногами, сидела девочка и что-то жевала. Опять же, все бы ничего, но на девочке была пижама Руфи! Буркнув: «Здрасьте», – девица соскочила с подоконника, протиснулась мимо вдовы к двери и вышла из кухни. – Что ЭТО было? – возмущенно спросила Нинель Яковлевна у совсем смутившейся Руфины. – Моя школьная подруга Вика. Мама разрешила ее приглашать, – тихо ответила та. – Хорошо. Но почему на ней твоя пижама? Она что, остается у тебя на ночь? Это мама тоже разрешила? – Нинель Яковлевна была уверена как раз в обратном. Руфина отрицательно помотала головой: – Вы только не говорите маме, пожалуйста! Я не могу ее выгнать. Дома у Вики проблемы. У родителей пьяные гости, она боится, – быстро проговорила девочка, понизив голос почти до шепота. – Но мама же придет после двенадцати из театра! И сама ее увидит! – Нинель Яковлевна решила до конца прояснить ситуацию. – Мама приходит только утром. У нее работа такая, – покраснела вдруг Руфина. Нинель Яковлевна растерялась. Она всегда была уверена, что Мария возвращается домой после вечернего спектакля. Сама вдова ложилась в десять, вставала рано, с утра привыкла сначала переделать все домашние дела, чтобы к полудню освободить время для просмотра сериалов. Следить, когда ее соседка возвращается домой, ей в голову не приходило. «А что я о ней знаю? – впервые задумалась она, и в груди ее неприятно екнуло. – Быть может, Ольга и права? Я лезу со своей помощью, а нуждается ли в ней Мария? И откуда у нее деньги на жизнь? Гример в театре зарабатывает копейки. Никакой генеральской пенсии она не получает. А в расходах не стесняется. И я до сих пор не знаю, почему ей дали квартиру в нашем доме? А тут еще эта девица…» После этих размышлений пришло решение обсудить все эти вопросы напрямую с Марией. Попрощавшись с девочкой, наказав закрыться на все замки, Нинель Яковлевна вернулась к себе. Во время ежевечернего моциона по набережной они с Ольгой Ивановной обсуждали, что им делать дальше с тайнами, что привнесла в их скучную жизнь «столичная штучка». Ольга предложила начать «с вешалки» – в оперном театре гардеробщицей работала ее знакомая, дама с богемным прошлым, большая любительница собирать сплетни и толки. Посетовав, что не догадалась обратиться к ней раньше, Ольга Ивановна высказала еще одну вполне вменяемую мысль. «Тут пахнет мужчиной. Очень состоятельным мужчиной! Это бы объяснило все: и безбедную жизнь, и ночное отсутствие дома», – утвердительно и резко высказалась она, прощаясь с подругой у подъезда. Утром, открыв глаза, как всегда, в шесть ноль-ноль, Нинель Яковлевна вдруг настороженно прислушалась. В соседскую дверь настойчиво стучали. Накинув халат, Нинель Яковлевна поспешила в коридор. В глазок она увидела мужскую спину, обтянутую форменной милицейской курткой. Распахнув свою дверь, она вышла на лестничную площадку. Дальше все происходило как в любимых сериалах: толпа сотрудников милиции, сообщение о найденном теле молодой женщины, ничего не понимающая в происходящем Руфина, суетящиеся без толку соседи, вопросы следователя, ее, Нинель Яковлевны, ответы. Чуть позже две женщины в штатском попросили собрать личные вещи девочки. Вручив им сумку, она проводила их с Руфиной до милицейского «уазика». Первое, что увидела Нинель Яковлевна, вернувшись в свой подъезд, была опечатанная дверь соседей. Еще очень долго Нинель Яковлевну преследовал полный отчаяния и какого-то животного страха прощальный взгляд девочки. Она никогда ее больше не видела, попав в тот же день в больницу с сердечным приступом. Прилетевшая из Владивостока ухаживать за свекровью невестка передала ей твердый наказ сына – как только будет возможность, перевезти мать к ним. В день отъезда ее провожала Ольга Ивановна, обещавшая подруге присматривать за квартирой. На все вопросы о Руфине она лишь пожимала плечами. – Что с девочкой станется, Оля? – беспокойно спрашивала Нинель Яковлевна. – Не думай об этом, Нинуша. Тебе сейчас нужно волноваться лишь о своем здоровье. Если что-то станет известно, я напишу тебе. Ольга Ивановна покривила душой, не рассказав подруге правду. Она уже знала, что Руфину Грассо отправили в детский дом в Подмосковье. Родственников, пожелавших откликнуться на ее беду и забрать девочку к себе, так и не нашлось… Виктория Павловна закрыла кабинет и спустилась на первый этаж. Вмешиваться в хозяйственные дела Руфины не собиралась – подруга была фанатично аккуратна. До сегодняшнего дня она доверяла ей полностью. Если та взяла документы на девочку, то есть выкрала их, значит, задумала то, что никак не понравится ей, Вике. Руфина врать не умела. То, что в этот раз так упорно пыталась скрыть факт кражи, могло означать одно – она готова выдать их общую тайну. И Виктория Павловна догадывалась, кому именно.