Иисус теряет сознание. Телло. Ничего ты не чтишь! И свинину не ешь, потому что ты сам — свинья, marrano! А свиньи не едят себе подобных! Тюремщик. Могу я перестать?…В смысле воды? Телло. Это теряет смысл. Вопрос остается в подвешенном состоянии. (Секретарю суда). Подвешен, но не снят. (Тюремщику). Отнеси арестанта в яму. Мы вернемся к нему через несколько дней, когда суставы займут свое прежнее место. Телло уходит. Секретарь. Да, этому сказать нечего. Надолго вырубился. Тюремщик. Есть что или нечего ему сказать, он это скажет, никуда не денется. Затемнение Сцена 1.4 Свет. Декорация 2. Гостиная в Мадриде. М. де Сервантес. И что, заговорил он? Телло де Сандовал. Думаете, я помню? Четыре с половиной столетия! М. де Сервантес. И все же, как правило, они начинали говорить. Телло де Сандовал. Как правило? Они говорили все поголовно. Вопрос — что? М. де Сервантес. Возможно, некоторым не в чем было сознаваться. Телло де Сандовал. Оставьте, дон Мигель. И вы туда же! В душе каждого иудаиста больше сокрытой правды, чем золота во всех копях инков. М. де Сервантес. И все же. Телло де Сандовал. Да, все же. Того, что я из него извлек, не хватило даже, чтобы выплавить один дукат. М. де Сервантес. Стало быть, у вас не осталось никаких воспоминаний об Иисусе? Телло де Сандовал. Мой бедный друг, все они звались Иисус, либо Бенито, либо Консепсион. Иные были даже священниками. Евреи переодевались в монашек, чтобы от меня ускользнуть. Думаете, легко мне было? И потом, почему именно этот Иисус вас заинтересовал? Вы его знали? М. де Сервантес. Да. И нет. Знал, но не был знаком. Он вошел в мою жизнь, когда вышел из своей. Телло де Сандовал. Какой-то родственник? М. де Сервантес. Брат по страданиям, сеньор Инквизитор. В семью объединяет людей и общий страх. Затемнение Сцена 1.5 Декорация 1. В степи. На сцене темно. Голос Мигеля. Ты их видишь? Голос Санчо. Вижу так ясно, как палач, который натянул свой колпак прорезями назад. Зато я их слышу. Голос Мигеля. И что они говорят? Я ничего не понимаю на их диалекте. Голос Санчо. Что их собаки учуяли вашу лошадь и моего мула. Голос Мигеля. Хорошенькое дельце! Голос Санчо. Говорят еще, что лошадь — еврейская. А, может, и мул — тоже еврей. Они не уверены. Голос Мигеля. И что? Голос Санчо. Он говорит, что выдрессировал свою собаку отличать запах иерусалимского мускуса, который обожают евреи и турки, потому что он им напоминает о земле предков. Он говорит, что осечки никогда не бывает: лошадь под евреем пропахивает его запахом навсегда. И если его собака нервничает, не иначе как какой-нибудь Маррано или Мориско затаился в кустах. Голос Мигеля. Но мы-то никак не похожи ни на… Голос Санчо. Вы-то, возможно и не похожи, дон Мигель, но ваша лошадь пахнет евреем, и, по мнению господ из Святого Братства, мы вполне можем быть переодетыми раввинами. Голос Мигеля. Мы могли бы сойти за… Голос Санчо. Могли бы, дон Мигель, могли бы, но лошадь пахнет тем, кем она пахнет, а ваша, к тому же, воняет и дьяволом. Голос Мигеля. Что же теперь делать? Голос Санчо. Прятаться, дон Мигель, и для этого поднимать как можно больше пыли. Сами мы — пыль и прах, и в пыль обратимся. Стук копыт быстро несущихся лошади и мула. Сцена 1.6 Свет. Декорация 2: Гостиная в Мадриде. Телло де Сандовал. Страх мог бы стать моим союзником. Но вместо этого… Ох, уж эта мания жить, точнее — выживать! М. де Сервантес. Это сильнее нас. Вам не понять. Телло де Сандовал. Еще один из ваших парадоксов. Жизнь человеческая входит в мою компетенцию, дон Мигель. Церковь — это жизнь. И вы утверждаете, что я ее не понимаю? М. де Сервантес. Бессмертные не бывают молодыми. В этом их сила, но и слабость. Если бы вам случилось быть молодым, вы бы знали. Телло де Сандовал. Чего же лишена вечность из присущего молодости? М. де Сервантес. Мгновений, сеньор Инквизитор. Они ослепительны, но имеют свойство улетучиваться.