Сцена 2.4 Декорация 5: камера в тюрьме Аргамазилла дель Альба в 1587 году. На тюфяке угадывается простертое тело замученного пытками Тасита. Он без сознания, лежит лицом к стене, спиною к публике. Входит Сандовал. Сандовал (показывает на тело Тасита). Надеюсь, он спит. Сервантес. При желании можно назвать это и сном. Сандовал. Оставьте игру слов, дон Мигель. Я знаю, что он жив. Сервантес. Разумеется, вам это известно. Вы же шпионите за нами. Сандовал. Если пташка у тебя в руках, к чему за ней шпионить? Слушаем, о чем вы говорите, — это да. Но мы и всех тут слушаем. Сервантес. Стало быть, мне нечего вам сказать. Сандовал. В самых истоках смехотворной вашей прогулки — как там вы ее называли? Сервантес. Наши блуждания. Сандовал. Ваших блужданий, пусть будет так. В их истоках лежала книга. Сервантес. Книга имелась. Да. Сандовал. И книге этой принадлежала определяющая роль. Сервантес. Определяющая? О, нет. Сандовал. Роль, не заслуживающая внимания? Сервантес. Так я бы тоже не сказал. Сандовал. А как бы вы сами определили эту роль? Сервантес. Заключающая. Сандовал. Вы хотите сказать, что она могла послужить причиной вашего заключения? Сервантес. Нет. Ваше владение языком опасно для окружающих. Сандовал. Прошу прощения. У меня нет привычки подвергать язык анализу, хотя мне случалось подвергать его отсечению. Сервантес. Та книга сама являла собой заключение, итог своего рода. Сандовал. И что же в нем заключалось важного для вас? Сервантес. Я охотно бы вам разъяснил, если бы мой ответ мог повлиять… Сандовал (указывая на Тасита). На его судьбу? Нет, не думаю. На вашу — возможно. Сервантес. Сама по себе книга ничего особенного не представляла. В духе рыцарских романов, и не высокого полета, если хотите знать мое мнение. Комические эпизоды — так просто попахивали вульгарностью. Сандовал. Тем не менее, вы называете ее итоговой, завершающей. Сервантес. Да, в том, что касается рыцарского безумия. Сандовал. Рыцарского безумия? Сервантес. Чего же еще? Сандовал. Образа веры, насмешки над Церковью и священниками, оскорбления священных таинств. Сервантес. Честно говоря, содержание книги мне неизвестно. Сандовал. Так давайте с ним познакомимся! Сцена 2.5 Декорация 1: в степи. Продолжение сцены 2.3 Крестьянин 2. Чтобы найти разгадку, вам его надо приобрести. Мигель. О чем ты? Крестьянин 2. О кладе. О сокровище. Санчо. А имя у сокровища имеется? Крестьянин 2. Одно из имен. Мигель. Какое же? Крестьянин 2. Дульсинея, девушка из деревни Ламанча. Санчо. Дульсинея! Мигель. И что же говорится в книге о Дульсинее? Крестьянин 2. Что красота ее затмевает красоту человеческую… Тасит …и в ней соединились все добродетели воспетых в поэзии прекрасных дам … Крестьянин 2 …что кудри у нее золотые, брови — дугой, глаза излучают солнечный свет, а щеки — как две половинки гранатового яблока…. Тасит …и губы, словно кораллы, зубы, как жемчуг, шея — столп из слоновой кости… Санчо … а груди белы и нежны, будто свежий овечий сыр… Тасит. Мне нужна твоя книга. Что хочешь ты за нее? Крестьянин 2. Золота, но будь оно у вас, вы бы не потерялись ночью в степи. Так что, я согласен на два свежих яйца, поджаренных на сале. Тасит. Нет у меня ни золота, ни яиц, но мне нужна твоя книга. Крестьянин 2. При всем моем уважении, без золота и сала вы не представляете никакой ценности в нынешней Испании. Крестьянин поворачивается и хочет уйти. Тасит (обнажая шпагу). Негодяй! Из-за гнусного куска свиного сала хочешь лишить меня моей принцессы? Санчо. Пощадите, дон Тасит, пощадите! Крестьянин. Простите мою смелость, сеньор Обращенный, но, как я уже сказал, нет у меня другого господина, кроме моего пустого брюха. Хоть кого призовите на помощь, а я своего не уступлю. И если нет надежды попировать, пусть книга эта послужит мне пищей, и я не расстанусь с ней ради пустых слов. Санчо. Помилуйте, дон Тасит. Человек есть хочет. Мы — подданные одного и того же монарха. Бедный малый заслуживает пощады.