— Получается, значит, я остался без средств существования, — сетовал Денис, — а ты осталась при всём… Ещё не хватало, чтобы он сделал тебя единственной наследницей… Интересно, откуда такая несправедливость? — Ответа он не услышал. — Помнишь тот день? Разве не ты меня совратила? Ты кормила меня клубникой из рук — кто ж такое выдержит, и я не железный… А теперь ведёшь себя так, будто тебя никак ничего не касается, будто это мои проблемы… Не-ет, радость моя… Раз попались, то и отвечать будем вместе! — Это что, шантаж? — Короче, определяйся! Если сёдня ко мне не переедешь, завтра для тебя может не настать! — Что ты сказал? — Я в смысле, что жизнь может кардинально измениться. Да не в лучшую сторону. Мне есть чем удивить отца, да так, что тебе сто процентов не отмазаться. — Закончил он следующим: — Ладно, даю тебе времени до субботы подумать! Денис отключился, а я стала хлопать в ладоши — рыбка попала в сети. — Это с тобой она может измениться не в лучшую сторону! — прошипела стерва. — У тебя, случайно, нет знакомого киллера? — поинтересовалась я, витая над ухом Натали, словно кобра. — А у твоего муженька есть! Спроси у него. Дескать, дорогой, не одолжишь мне киллера на денёк? Сынка твоего кокнуть, пьяницу и лодыря, непутёвого наследника… Наша интриганка как обычно взялась за удаление улик, в частности, вызов от абонента «Денис» в её телефоне был явно не к месту. После разлада с отцом она стирала все его вызовы, до разлада — только лишние. Натали переваривала проблему в уединении, никому не звонила, не спрашивала совета, не просила помощи в сложившейся ситуации, ведь она стала жертвой самого что ни на есть шантажа. Но видимо друзей у неё не было, по крайней мере тех, с кем она могла бы делиться такими секретами. Тем временем я изучала обыкновенную дверь — как же она открывается? Смотреть часами на пустые вздохи хозяйки невыносимо. Лучше бы я послушала о чём судачит прислуга. Мне казалось, что слишком медленно идёт процесс — ну разъехался Олег с близким родственником… Пройдёт немного времени, он остынет и начнёт оказывать сыну поддержку. Ну да, не позволит он ему ошиваться в своём доме, возле жены, зато купит ему шикарную квартиру, пристроит на работу с красивой зарплатой… Отец будет чувствовать вину, что сын, в какой-то степени сирота, человек одинокий, растерявшийся по неопытности, а сам он мало уделял ему внимания, в итоге нашёл себе куклу и живёт себе превосходно! Думаю, между сыном и отцом в будущем только улучшится взаимопонимание. Меня это не устраивало. — Так и будешь сидеть? — Вернулась я к Натали, оторвавшись от своего занятия. — У тебя сейчас всё поставлено на кон, и ты думаешь само рассосётся? Денис остался без гроша, ему терять нечего… Он отошлёт отцу какой-нибудь компромат, где вы занимаетесь неизвестно чем… Поэтому выход у тебя остаётся один: поищи какого-нибудь наркошу, дай ему сотни… три! Ему небо покажется в алмазах, он за эти деньги сделает всё, что угодно! Он тебе за такие деньги кого хочешь устряпает! Тем более, Дэн твой живёт в дешёвой квартирке, явно без охраны, да любитель приложиться к абсенту… А в противном случае, дорогая, ты не только останешься с кукишем, но и не исключено, что твой благоверный устроит тебе пакость. Ваши общие знакомые, крутизна всякая, от тебя отвернутся… Будешь лазать по помойкам, да по чердакам — в лучшем случае! Натали подняла глаза. Дальше я с интересом наблюдала за её действиями. Я видела, как она пересчитывает незначительную по их меркам сумму в рублях, складывает деньги в рюкзак. После этого она вытащила из рамки фотографию Дениса крупным планом — рамку спрятала в шкаф, где лежали такие же. Одежда на ней в этот раз была скромнее — она завязала волосы в хвост, обмотала голову платком, надела тёмные очки. Мы с Натали мчались в город на высокой скорости — впервые в новой жизни я смотрела на дорогу, разместившись рядом с водителем. Натали водила дерзко: притормаживала в последний момент, любила разогнаться в третьем ряду — я разглядывала браслет, что был на её руке, изучала салон Мерседеса. Затем заскучала и прикемарила. Машину она оставила на боковой парковке спортивного клуба, но сама направилась в расположенный через дорогу магазин, бросив телефон в бардачок и туда же дорогое кольцо с браслетом. Я была разочарована — думала мы едем устранять препятствия, а она, оказывается, по магазинам решила пройтись! Короткий шоппинг привёл нас к вещевому рынку — с этого момента мне стало интереснее: такая девушка, да что б на рынке одевалась? Натали будто перелистывала носки, но я заметила, как она искоса наблюдает за парнем, трущемся возле рядов. Затем она подошла к шарфам и стала так, чтобы тот же объект оставался в её обзоре. Парень периодически общался с разными людьми, а она ходила кругами. Наконец он куда-то направился, и она увязалась за ним. Часть 6 Мы держались на некотором расстоянии за рослым, сомнительной репутации парнем. Она сжимала рукой воротник, скрывая нижнюю часть лица, а я не отставала. И тут она резко повернула в обратном направлении. Я удивилась неожиданному решению, но развернулась вместе с ней. Затем я оглянулась на парня — до него докопались менты, вот оно что… Во время слежки Натали была предельно напряжена, а сейчас расквасилась: прислонилась рукой к стене, разволновалась. Нам издали было видно, что менты оставили парня в покое. Тот прикурил, сложив ладони от ветра, убрал в карман зажигалку, не спеша поплёлся по тротуару. Натали бросилась его догонять. Парень повернул в арку, и мы прибавили темп. Вскоре мы увидели его спину — тот уже открывал подъездную дверь ветхой двухэтажки. — Эдик! — окликнула его Натали. Эдик замер. Мы остались стоять внутри арки, он сам подошёл. — Наташка! Вот так встреча! — на него нахлынули эмоции. Как-то не вязались эти двое: она — умасленная благовониями, и он — будто только что из наркопритона. — Вот так встреча! — повторил он. — Не ожидал тебя здесь увидеть! Выглядишь классно! — Он насторожился. — У тебя всё в порядке? — В порядке! — ответила она и сняла очки. — Пока ещё в порядке. Затем они начали расспрашивать друг о друге. Свою жизнь он обрисовал в двух словах: жизнь бьёт ключом и всё по голове! Но и она пыталась строить несчастные глазки, жалуясь, что жизнь у неё не легче. Постепенно она подвела к теме о существовании опасного человека, способного повлиять на её судьбу. — Ты тогда сказал, что готов на всё ради меня… — И не отрицаю! Я и сейчас готов на всё ради тебя! — Парень пожирал её глазами. — Ты только скажи, что надо сделать? Может кому по рогам дать? — Угадал. Только дать нужно так, чтоб вместе с рогами… копыта отбросило. Выглядело нелепо, когда такой, как Эдик, онемел от услышанного. Он покрутил головой, удостоверяясь, что поблизости никого нет, и разговор перешёл в деловое русло. — Я хорошо заплачу! — произнесла она. — Ну зачем ты так… — Сказала, только за деньги! — вскипела она, затем нашла весомый аргумент: — Не парься, это деньги мужа. Натали полезла в рюкзак, оглядываясь на другой конец арки. — Здесь аванс: двести тысяч. По завершении получишь ещё семьсот. — Она снабдила его фотографией и продиктовала адрес. — Вот ключи от квартиры. — Передала ключи. — Там ни охраны, ни камер. Всё должно выглядеть так, будто он сам кого-то впустил и распивал с ним. А главное условие — у него нужно забрать телефон… И сразу уничтожь его: разбей вдребезги или сожги! Главное — немедля избавься от телефона! — Понял. — Всё должно быть сделано до субботы. Я молчала на протяжении всего разговора, глядя на них, но решила встрять: — Интересно, откуда у тебя такие познания о квартирке: ни охраны, ни камер? Ключи где-то надыбыла… Хотя… я кажется догадываюсь — это ваше с Дениской тайное любовное гнёздышко. Под конец Натали сделала мелодрамный жест: шагнула к нему и слилась в долгом поцелуе. Затем оторвалась, отступила на несколько шагов, надела очки, запахнула ворот, чтобы скрыть оставшуюся часть лица и пошла быстрым шагом прочь. — Твой муж — ангел в сравнении с тобой! — прокричала я ей вслед, потому как осталась стоять на месте — разве я могла упустить столь уникальную возможность: увидеть, как работает киллер… Эдик был представителем низкой социальной прослойки, и его жилище напоминало склад для всяческого барахла, которому место на свалке. Воняло тухлятиной благодаря вороху немытой посуды, а мусор в ведре по-видимому не выбрасывался неделями. В кухонном пожелтевшем окне отсутствовал кусок стекла — его роль выполнял целлофан, прилепленный скотчем. Газовая плита, когда-то белая, покрылась коричневой запёкшейся гарью. Ещё воняли пельмени, судя по обилии плесени не первый день плавающие в ковше. Если мне придётся навеки обосноваться среди людей, я буду «греметь цепями» в любом другом доме, только не в этом. После того, как Эдик припрятал деньги, вернулся на кухню, взял с плиты ковш, вывалил содержимое в унитаз, смыл. Ковш сполоснул кое-как, наполнил водой, поставил на огонь. Достал из морозилки оставшиеся пельмени, бросил в кипящую воду, затем расположился за облезлым обеденным столом. Пока уничтожал пельмени, зависал в раздумьях — должно быть строил план, или вспоминал времена, проведённые с Натали. Я угадала насчёт второго варианта: покончив с едой, он достал из серванта фотоальбом и отыскал страницу, где лежало несколько снимков — на всех она, совсем ещё юная. Мы долго её разглядывали. На двух фотографиях они стояли вместе обнявшись, обоим лет по восемнадцать. Тогда между ними не было столь огромной социальной дистанции, он выглядел вполне сносно, да и на ней был дресс-код: белый верх, чёрный низ и обычный бейджик. Глядя на них я попыталась угадать дальнейшие события, следующие за тем временем, что на фото: Натали начинает головокружительную карьеру на подиуме, а Эдик, видя, как она отстраняется, скатывается по наклонной. Затем она получает от состоятельного поклонника предложение руки и сердца — Эдик давно её благословил, куда раньше, чем оно прозвучало. Он желал ей самого лучшего. В её расчётливости я нисколько не сомневалась: пользуясь тем, что бывший не в силах забыть свою первую любовь, она толкнула его на риск, а, чтобы он ни минуты не колебался, подкрепила страстным поцелуем, чем взбудоражила чувства. Мне надоело смотреть, как он истязает себя воспоминаниями, и я прошлась по квартире. На стене висели армейские фотографии — мне показалось, что он принимал участие в вооружённых конфликтах, правда, я не очень в этом разбираюсь. Мы сходили за водкой и закусью в ближайший маркет — в ход пошли ещё не отработанные деньги, из которых он с целью экономии вытянул только одну купюру. А затем я убивала время в его компании — во всех отношениях скверной для меня. Кто-то звонил в дверь — Эдик не реагировал. Позже он вырубился на продавленном диване, а я осталась сидеть в углу, рядом со стулом, заваленном вещами. Я наблюдала за темнотой, как она ползёт по стенам к потолку, а на рассвете покидает дом в обратном порядке. Я вдруг всплакнула, вспомнив о людях, которых мне не хватало. Я могла бы проводить время среди них, помогать им в чём-то, а не ютиться у чужаков. Но у меня была цель. Когда-нибудь я отыщу моих близких, оставшихся в реальной жизни — когда покончу с этим дерьмом. Весь следующий день мы провели в наблюдении за объектом. Ближе к вечеру объект покинул адрес — Эдик набросил капюшон чёрной толстовки и выдвинулся к подъезду. Дверь он открыл домофонным ключом, поднялся пешком по лестнице на пятый этаж, огляделся по сторонам, нажал звонок — не дождавшись ответа, вставил ключ. Я с трепетом наблюдала, как в жилище проникает вор и убийца, хотя по идее была его соучастницей. Он крался, шарил глазами по предметам, заглядывал в ванную и туалет — на нём были чёрные перчатки. Квартира оказалась стандартной трёхкомнатной, обставлена прилично, по крайней мере для меня. Не знаю отчего Денис воротил нос — жить здесь можно, или мне так показалось после Эдикова гадюшника… Убийца приметил местечко за плотной гардиной, попробовал там встать, затем вернулся, сел, где поудобнее и принялся ждать. На электронном будильнике светило девятнадцать с двумя нолями. Часа через три в замке провернулся ключ — Эдик сорвался с дивана и занял позицию, но хозяин пришёл не один, с ним была хохочущая баба: красивая, эффектная, только без царя в голове. Денис выставил на столик две бутылки разного алкоголя, распечатал контейнеры с роллами, густо облепленными икрой, нажал на пульт от телевизора — тут же ворвался громкий клип. Им было весело, а в нескольких метрах от них, за шторой, притаился убийца. Но им пока было весело. Если Эдик не откажется от намеченного плана и не перенесёт его на другой день, потому что до субботы оставалось ещё два дня, то хохочущая девица попадёт под раздачу. А может ей повезёт, если Денис от неё скорее избавится и останется один. Я могла лишь гадать. Насладившись напитками и закусками, пара отправилась в спальню, где стояла широкая белая кровать. Кажется, Денис плевал на всё: на раздор с отцом, на чувства к мачехе… Эдик терпеливо ждал, и я сидела отрешённо, охваченная сомнениями: а может стоило всех простить? Если бы речь шла только обо мне, может быть… Но за Веронику и её не родившегося ребёнка им всем придётся ответить. Нам пришлось достаточно долго ждать, когда они стихнут. И ждать дополнительно для страховки… Наконец, шторка слегка приоткрылась. По моей коже пронеслась холодная дрожь, я привстала. Вор наклонился над столиком, не удержался — затолкал себе в рот приглянувшийся ролл, взял телефон Дениса, заглянул в него, убрал в карман, продолжая жевать. Меня поражало его хладнокровие. Бесшумной поступью он крался дальше, вводя меня в оцепенение и вызывая всё больше сомнений в правильности происходящего. Пришёл на кухню, вытянул нож из подставки — медленно, не издав ни единого звука. Я наблюдала, как он проходит мимо меня… в спальню. Сначала он стоял и прислушивался — измождённые голубки тихо посапывали. Чёрный силуэт с ножом в руке всё так же медленно сделал ещё пару шагов, он крался будто пантера перед прыжком. Я опустила взгляд на Дениса — тот спал, как ребёнок: со сложенными ладошками под щекой и приоткрытым ртом. Его подруга лежала дальше, свесив руку с другой стороны кровати — мы видели только её спину. Ко мне вдруг пришло осознание того, что это уже слишком. Расплачиваться должен Олег. До кучи можно устроить так, чтобы и Натали досталось… А Денис — глуповатый, запутавшийся, и в то же время обладающий добрым сердцем, которое в нём, к сожалению, видела я одна. Я знала больше, чем остальные, замечала, как он стыдится своих положительных качеств, изображает — именно изображает эгоиста и циника. Да, он совершал множество ошибок, но за период проживания с ними я отметила, что он походил на пса, которого приласкали, а затем вытолкали за ворота. И он возвращается снова и снова, чтобы получить хоть каплю любви, хоть ломоть хлеба, но ничего не получает. Своей семье он больше не нужен. Из всех злодеев сейчас получит самый тот, кто меньше всего заслуживал. Я должна была предотвратить это безумие, я начала выкрикивать его имя, попыталась его разбудить, а убийца по-прежнему крался. Секунда в моём сознании растянулась длинною в час. Не сумев разбудить, я впала в истерику: кинулась к двери, начала долбить в неё, чтобы кто-нибудь прибежал на помощь и снёс эту дверь… Да выпустите же меня отсюда! Выпустите меня! Умоляю… За спиной послышался звук — тот самый звук отчаяния. Дело сделано — убийца бросился покидать место преступления. Дверь открылась — я вывалилась наружу. Вместе с ним. Он торопливо спускался вниз — я видела сквозь щель между пролётами, как он теряется из виду, перебирая ступеньки под ногами, но я за ним не бежала, а вяло спускалась, цепляясь за перила. Периодически останавливалась, фокусировалась на одной бесцельно выбранной точке в бетонном пролёте. Ноги меня не слушались, я волочила их, ступенька за ступенькой. Затем упёрлась в закрытую дверь — он покинул дом, я опоздала. Дальнейшие минуты я стояла, подпирая крашеную стену, размалёванную маркером, пока не сработал домофон — вбежала полиция. Меня удивил их столь ранний приезд, я больше склоняясь к тому, что кто-то их вызвал по другому поводу. Теперь мне было всё равно. Я семенила по улице, не замечая мелкую морось, просто шла в никуда. Я шла в свой дом — по привычке стремилась в облюбованное мною место: оно находилось за городом, и у меня работала горничная по имени Гуля. Я прошла пешком десятки километров: автобусы уже не ходили, машины проносились слишком быстро, и я понятия не имела — какая из них движется в нужном направлении. Мне пришлось идти через лесок, сквозь заросли — так было короче. Сухие ветки меня не задерживали — я проходила сквозь них, они даже не издавали хруста. Так почему же я не могу пройти сквозь такую же древесину, только в виде прямоугольного полотна? Что со мною не так? В один момент я покатилась в овраг, разозлилась, что придётся карабкаться наверх по крутому склону. Взлетела — подпрыгнула над поверхностью земли так, если бы подо мной была пружина — она подкинула меня, и я снова брела вперёд, по прямой траектории. Ночь была тихой, мокрой, безжизненной — именно таким я представляла место, куда попадают после смерти. Небо над головой затянулось, вдали светлело полосой, разрезающей темноту. Иногда показывалась луна — слишком яркая, она освещала дорогу — маршрут, который мне был известен и без её помощи. Почему я настолько легко ориентировалась? Не знаю. При жизни я бы сто раз заблудилась в этих дебрях. Наконец начался асфальт — я добралась до населённого пункта, где понастроили себе особняков такие, как Олег. Первые дома — точнее те, что располагались в хвосте посёлка, были скромнее проектами. Меня заинтересовал один, со всеми светящимися окнами и множеством припаркованных автомобилей за пределами участка — я перемахнула через высокий забор и заглянула в окна. Там проходила вечеринка у свингеров: народ, одетый в соответствующей тематике, общался, пил и веселился. Зрелище мне показалось скучным в сравнении с криминальным шоу, с которого я только что прибыла.