— Только адрес, но ты знаешь, как это обычно бывает. От патрульных толку никакого. Ищут, короче. — Думаешь, он как-то связан с делом? — Есть одна интересная деталь. Магнитная карта на полу в номере принадлежит ему. Итак, значит, Маркус Кольер. Дневной сторож. Неужели все так просто? Может, он впустил постороннего в отель до того, как на пост заступил Али. Или карточку у него украли. А может, покойник — он? — Как бы то ни было, — прервал мои размышления Сатти, — пока я не скажу иначе, под подозрением каждый. И твой дружок в коме тоже. Если по-хорошему не проснется, можешь показать ему свое истинное лицо, но только в крайнем случае. — Так мы расследуем убийство? — Только через мой труп. Считай, что это — приятное отвлечение от поджогов мусора. Тщательный анализ фактов, чтобы распрощаться с этим делом и записать его в раскрытые. Подход Сатти к расследованию дел заключался в том, чтобы пойти по пути наименьшего сопротивления. — Запишешь в самоубийства? Но нападение на Али означает… — Ни хрена оно не означает, — бросил Сатти. — Зубоскал его вырубил, а потом порешил себя. Ты раньше не работал над такими делами, Эйдан. Нам нужен результат, а не разгадка. Наша работа — найти то, что хочет начальство, и повсюду раструбить официальную версию. — Новости какие-нибудь есть? — спросил я как можно небрежнее, безуспешно пытаясь скрыть любопытство в голосе. Сатти засопел в трубку. — Сатти? — Завтра будут результаты вскрытия. Больше пока ничего не слышно. Только то, что Стромер не хочет тебя к делу подпускать. — Почему? — Почему муха жрет говно? Она же лесби, мужиков ненавидит. — Он фыркнул. — Наверное, приняла тебя за мужика. Говорить с Сатти по телефону было все равно что лить отраву в уши, и у меня в голове уже звенело. Я стиснул в руке телефон: — Вряд ли дело в этом, Сатти… — Слушай, она так долго с бабами лижется, что у нее яйца отросли. Так что наплюй. Я сменил тему: — А ты куда? — Воскресенье же. До дежурства еще десять часов. Дрыхнуть буду. Введешь потом в курс дела. Я уже хотел нажать «отбой», потом кое-что вспомнил. — А ты мне до этого звонил? Минут пять назад? Сатти присвистнул: — Надо же, целых два звонка в день! Личный рекорд Эйдана Уэйтса. Может, это Стромер звонила? — Он рассмеялся. — Меняет ориентацию ради тебя? — Сатти повесил трубку, а я принял душ, больше потому, что после этого разговора захотелось помыться. Я выпил кофе, оделся и собрался ехать в больницу. Закрывая дверь, снова лениво прикинул, кто еще мог мне звонить. 2 Ослепительный солнечный свет лился с нежно-голубого неба. Прохожие сияли улыбками и золотистым загаром; из-под их ног разбегались пляшущие тени. Я так долго жил без дневного света, что казалось, будто я впервые в жизни иду по городу в прекрасный летний день и никому до меня нет дела. Я шел по улочкам с закопченными краснокирпичными домами, вокруг царила утренняя суета, а я чувствовал себя по-новому, будто проснулся от какого-то сна. Мокрая от пота рубашка прилипла к телу. В регистратуре больницы Святой Марии меня направили на второй этаж. В коридоре дежурил полицейский, которого прислал сюда Сатти. Он расхаживал взад-вперед и зевал, прикрываясь рукавом. При виде меня вздрогнул и заправил выбившуюся рубашку в брюки. — Доброе утро, — поздоровался я. — Детектив-констебль? — Дежурный странно на меня посмотрел. За дверью раздался вопль. — Там чувак с ночными кошмарами, — устало пояснил полицейский. — Сейчас же утро. — Ему скажите, он уже несколько часов вопит. — Как наш больной? — Проспал всю ночь. Вот бы мне получить то же, что и он. — Чем-нибудь тяжелым по голове? Не подавай Сатти идею. — Это я виноват… Я сменил тему: — Он говорил что-нибудь? — Даже глаз не открывал, но врачи сказали, что опасности нет. — Когда тебя сменят? — Часа через два, — мечтательно произнес полицейский. — Мне в любом случае надо быть здесь, когда он проснется. Так что ступай домой. Я дождусь твоего сменщика. Он замер. Поглядел на коридор у меня за спиной. Потом снова на меня: — Наверное, нельзя оставлять его одного… — Одного? — переспросил я. Он замялся, подбирая слова. Сцепил руки за спиной, будто я надел на него наручники. — Моя слава бежит впереди меня, констебль? Он посмотрел на меня одновременно с недоверием и облегчением, оттого что я произнес вслух очевидное. Неуверенно кивнул. — Ладно, понял, — сказал я. — Пойду кофе принесу. Али проснулся примерно через час. Врач убедился, что он в состоянии говорить, и велел проходившему мимо медбрату сопроводить меня к больному. Медбрат был болезненного вида парнем с сероватыми, почти прозрачными зубами. Он дышал, шумно втягивая сквозь них воздух. Может, когда он начинал здесь работать, то был еще здоров, но со временем поддался атмосфере душевного нездоровья и смерти? Что тогда творила со мной моя работа? При виде нас беспокойный пациент замолк. У него было красное, потное лицо. И изможденный вид. — Что с ним? — спросил я медбрата. — Не обращайте внимания, не сегодня завтра окочурится. Я остановился: — Дальше я сам. Спасибо. — Отлично. — Медбрат одарил меня серо-прозрачной улыбкой. У двери он задержался, бросил пару ласковых перепуганному пациенту и вышел. Я сел рядом с Али. Крупный мужчина. Руки, лежащие поверх одеяла, были толщиной с мои икры. Попробуй такого выруби. Услышав, что кто-то сел на стул, он открыл глаза. — Доброе утро, мистер Нассер. Как самочувствие? Он шевельнул ладонями, будто говоря, мол, сами-то как думаете. — Доктор объяснил вам, что случилось? Взгляд темных глаз остановился на моем лице. — Вы в больнице. На вас напали ночью… Али приложил ладонь ко лбу и кивнул.