Следующим утром пронзил воздух громкий звонок. Резко проснувшись, я попыталась нащупать его на прикроватной тумбочке у себя над головой. Когда тот свалился с края, подхватила его, выдернув шнур из розетки, и моргнула, отгоняя усталость. На экране высветилось имя Гэбриэла. Я сразу же приняла вызов. – Бэнкс, – прокашлявшись, ответила я и села, свесив ноги с кровати. – Посыльный доставит контракт в его додзё сегодня утром, – сообщил отец. – Проследи, чтобы он подписал. Пытаясь окончательно проснуться, я потерла лицо рукой. Черт, не стоило вчера наедаться. У меня было больше сил, когда я мало ела. – Как я тебе уже говорила, мне кажется, что он не собирается его подписывать. Ему нужен доступ в «Понтифик», потому что он думает, будто Дэймон там. Кай водит нас за нос. – Какая мне разница, что он думает? – рявкнул отец. – Мальчишка оседлал этого пони. Пусть теперь прокатится на нем. Кай не подпишет этот проклятый контракт. Не знаю, чего он хотел от меня, не уверена даже, что он сам это знал. Однако я не сомневалась: он хотел больше не делать ошибок. Судя по услышанному вчера, Кай никогда не женится на девушке, которую не знает, и не станет объяснять своему отцу, почему связал жизнь с Торренсами. Пути наших отцов редко пересекались. Несмотря на тот факт, что их сыновья когда-то были хорошими друзьями, Кацу и Гэбриэл чертовски сильно ненавидели друг друга. – Дэймона ведь нет в «Понтифике», верно? Я встала и подошла к окну. Отодвинув видавшую виды штору, обнаружила, что на улице шел дождь. – Об этом я тебе тоже говорила. Думаю, он отсиживался там на определенном этапе, но уже ушел. Уверена, у моего брата было несколько убежищ в городе. Если даже он находился в «Понтифике», то наверняка успел заметить наше приближение и сбежать. – Ты бы сообщила мне, если бы он тебе позвонил? Или если бы увидела его? – продолжал давить отец. По голосу было понятно, что он нервничал. Дэймон – это бомба замедленного действия, и Гэбриэл терял контроль над ним. – Мне понятно, что ты предана ему, только плачу тебе я. Ты под защитой лишь благодаря моей благосклонности, девочка. Помни об этом. Я отпустила штору, начиная злиться. – А ты можешь руководить им только с моей помощью. Помни об этом. Закрыв глаза, я мгновенно пожалела о своей дерзости. Черт. Отец молчал. Я перечила ему всего один раз в жизни, и этого хватило, чтобы навсегда усвоить урок. Глубоко вздохнув, я уверила отца более спокойным тоном: – Я на твоей стороне, не беспокойся. И поверь, мне удастся найти лучший способ, чтобы выполнить свою задачу. Я знаю Дэймона лучше всех и верну его домой. Несколько секунд никто не отвечал, хотя я слышала голоса на заднем плане. Слава богу, что этот разговор происходил не лично, иначе в его арсенале оказалось бы гораздо больше вариантов наказания за мою наглость. К моему удивлению Гэбриэл лишь выдохнул. – Ладно, – сказал он, а затем добавил: – Тебе следовало родиться мальчиком. Из тебя получился бы такой сын, каким должен был стать Дэймон. Я стояла на месте, ощущая, как на плечи давит тяжкий груз. Отчасти было приятно услышать, что брат должен был в большей мере походить на меня, а не наоборот. От слов отца сердце наполнилось гордостью. Но я не была мальчиком. И никогда не буду. Все сводилось к тому, с чем я родилась между ног. Как бы усердно я ни старалась, что бы ни делала, эту маленькую деталь не изменить. – Конечно, женщины не совсем бесполезны, – продолжил он. – Ты нравишься Каю, поэтому используй таланты, которыми тебя наградил Бог, и заставь его подписать контракт. Не смей возвращаться, пока не добьешься этого. Затем Гэбриэл повесил трубку. Я выключила телефон и бросила его на кровать. Скрестив руки на груди, стиснула зубы и попыталась вновь сфокусироваться на своей гребаной цели. Как же я устала. Вчера мне стоило сразу вернуться домой. Не нужно было садиться в его машину, есть его еду или позволять ему рассказывать свои идиотские истории, от которых в животе завязался узел из-за непрошеных чувств. Какое мне дело, что он любил макароны с сыром, ради всего святого? Я провела рукой по макушке, откинув назад пряди, выбившиеся из французских косичек. Проклятье. Зажмурившись, я застонала и впилась ногтями в кожу головы. От внезапно возникшего чувства, что волосы слишком туго затянуты, хотелось сорвать резинки и растрепать косы. Голова болела. Кожа горела. А желудок ныл от голода, требуя вновь быть наполненным, как прошлой ночью. Я заставила себя сделать несколько глубоких вдохов. Где ты, Дэймон? Мы не обязаны так жить. Почему ты оставил меня? Ответ был известен: он ушел, потому что знал – я обязательно дождусь. Так было всегда. Хотя стоит признать, чем больше времени я проводила с Каем, тем более растерянной себя ощущала. Он казался настолько искренним вчера, вспоминая квартиру, в которой провел свое детство. Но потом, после упоминания об успехах отца, на его лице появилась неприкрытая грусть. Кай многое оставил недосказанным. Да ему и не нужно было говорить, полагаю. Он считал, что не оправдал ожиданий своей семьи. Я обвела взглядом свою крошечную однокомнатную квартиру с потрескавшимися половицами, которые вибрировали под ногами каждый раз, когда кто-то проходил по коридору перед моей дверью. Грязное окно скрывалось за желтой шторой. Раковина пустовала; тарелка, миска, чашка и набор столовых приборов – все в единственном числе, стояли рядом с ней на сушилке. Еще у меня имелся футон, купленный в комиссионном магазине, а несколько бетонных блоков, накрытых доской, выполняли функцию кофейного столика. Кай Мори не подозревал, как ему повезло. По крайней мере, в его жизни были люди, на которых он мог положиться, образование, возможности, шансы. У меня даже аттестата об окончании школы не было, и денег тоже. К тому же я не могла бросить единственного небезразличного мне человека. Кай имел возможность добиваться новых высот, а я устала от его близости и постоянных напоминаний о том, что у меня подобной возможности не было. Моя жизнь навсегда останется такой. * * * Взбежав по пролету узкой лестницы, я обогнула перила и продолжила подниматься на второй этаж. Растоптанные окурки валялись в трещинах деревянных половиц. Я дышала через рот, чтобы сдержать рвотный рефлекс из-за витавшей здесь вони. Юность, проведенная с Дэймоном и Гэбриэлом – это не подарок, но я была чертовски благодарна брату за то, что он вытащил меня отсюда одиннадцать лет назад. Громко постучав кулаком в дверь квартиры матери, я выкрикнула: – Мам! Мама, это я! Над глазком в номере 232 не хватало тройки, от нее остался лишь засохший клей в форме цифры. Мы обе жили в бедном районе Меридиан-Сити, поэтому потребовалось меньше десяти минут, чтобы сюда дойти. После переезда в город, когда Дэймона посадили в тюрьму, полагаю, я могла бы просто вернуться к матери, чтобы объединить ресурсы и все такое, но не захотела. К счастью, она и не предложила. Мама по-прежнему вела такой стиль жизни, которому дети стали бы помехой, так что… Мне нужно было поговорить с ней и придумать достоверную историю на случай, если кто-нибудь – Кай, например, – придет с расспросами насчет меня. Гэбриэл не числился отцом в моем свидетельстве о рождении. Все люди, знавшие, что я его дочь, работали на него, поэтому мать оставалась единственным слабым звеном. Я должна была удостовериться, что она не проболтается. Каю ни к чему знать, какой козырь он держал в руках. Спустя минуту никто не ответил; в квартире царила полная тишина. Я достала украденный ключ и открыла дверь. Войдя внутрь, быстро огляделась, изучая разгромленную гостиную. – Какого черта? – выдохнула я, поморщившись от зловонного запаха. На диване лежал мужчина в отключке, одна нога свисала с края. Я захлопнула за собой дверь, даже не пытаясь не шуметь. Он явно не слышал, как я стучала несколько секунд назад. Сунув ключ обратно в карман, я продолжила рассматривать мрачную, неряшливую комнату. Свет проникал только через дыры в пошлых шторах из голубого вельвета. Я подошла к кофейному столику, усыпанному коробками с блюдами китайской кухни однодневной давности, сигаретами, опрокинутыми пивными бутылками, и подняла бонг[8]. Стекло было мутным от остатков того, что горело внутри. Каждая мышца в теле напряглась; я с презрением смотрела на него, качая головой. Бросив бонг обратно на стол, я перевела взгляд на байкера с расстегнутыми штанами и ремнем, развалившегося на диване. Затем, слегка подняв глаза, заметила на подлокотнике камеру – хорошую, навороченную, с внешним микрофоном. Пошла она к черту. Я развернулась, стремительно подошла к кухонному столу, перевернула один из стульев и, несколько раз ударив по нему пяткой, отломила одну ножку. Потом подняла ее, пронеслась по коридору к спальне и распахнула дверь. Ручка врезалась в стену. На кровати я обнаружила свою мать с еще одним мужиком, правда, помоложе. Они оба спали, запутавшись ногами в простынях. На полу валялась перевернутая лампа. Дождь капал на подоконник через приоткрытое окно. Повсюду была разбросана одежда. На меня волной накатила сигаретная вонь, и я едва не закашляла. Переместив взгляд вправо, заметила трипод для камеры. Сукин сын. Я взмахнула ножкой стула, отшвырнула штатив, который врезался в шкаф, и закричала: – Пошел вон! Убирайся к черту! Еще раз замахнувшись, смела с комода флаконы духов. – Что происходит? – Мужчина внезапно проснулся и попытался сесть, потирая глаза. – Вставай, козел! – Я поставила одну ногу на кровать. – Сейчас же выметайся отсюда! Мама натянула на себя простыню и села. Ее черные волосы падали на лицо. – Что? Что происходит? – Заткнись, – прорычала я, подняв палку.