«Во имя Бога и пророка, Прочти, слуга небес и рока, Свой бранный клич: скажи, каким Девизом твой клинок украшен!» И он сказал: «Девиз мой страшен. Он тайна тайн: Элиф, Лам, Мим». «Элиф, Лам, Мим? Но эти знаки Темны, как путь в загробном мраке: Сокрыл их тайну Мохаммед…» «Молчи, молчи! – сказал он строго, — Нет в мире бога, кроме Бога, Сильнее тайны – силы нет». (И. А. Бунин, «Тайна») В последние годы халиф Аль-Мамун редко бывал в городе, сделавшим славу его династии. В столице уже и забыли, когда последний раз он удостаивал её своим визитом. Поэтому внезапное появление Повелителя правоверных многих застало врасплох. Чиновники, собравшиеся в диване, вполголоса обсуждали последние новости и строили догадки: – С чего это вдруг он вернулся в Мадинат ас-Салам? Какая нужда привела его в этот город? Он ведь никогда не любил его, вечно отсиживался по провинциям… – Эта неприязнь взаимна. Жители города ему также не очень-то рады. Сколько страданий пришлось им пережить за годы безвластия и беспорядков! Сколько раз знамя мятежа поднималось над этими площадями! Неудивительно, что халиф не наведывался сюда так долго. А сейчас, я думаю, он нуждается в свежих силах для очередного похода на ромеев.44 В этот раз Аль-Мамун задумал существенно продвинуться в их владениях, вплоть до гор Тавра, откуда берут начало великие реки. Он уже набрал в Сирии большие отряды; говорят, что за каждого всадника заплачено по сотне дирхем, а за пешего – по сорок. – Похоже на то. Я смотрю, здесь все начальники по расходным палатам и государственные казначеи. Не иначе как с этой войной предстоят большие расходы. – Не по этой ли причине он задержался в Мисре?45 Ходят слухи, он там пытался разломать какие-то гробницы, чтобы раздобыть в них золота на траты. Помните Муфадди, его советника? Бедняга подхватил лихорадку и чуть было не умер в Александрии. Завидев приближение смерти, он рассказал своему племяннику всякие странные вещи про каменные горы и спрятанные в них сокровища. Говорил, что халиф безумен, – заставил людей ломать проход в пустую пирамиду в Фустате, которую тысячи лет уже как обокрали. Там, говорит, были люди, которые могли указать на истинный вход в гробницу, но все они были мятежники, и халиф приказал их обезглавить, и всё равно стал ломать неприступную стену. – Заклинаю тебя Аллахом – говори тише! Берегись того, чтобы твой язык не отрезал твою шею! Здесь повсюду любопытные уши. А от лихорадки и не такое привидится! Что с того, что халиф вдруг задумал такое дело? Это нас на касается, ни к чему нам знать об этом. Пусть другие множат пересуды и толки. – И то верно. Это только халифу хочется знать обо всём на свете. Землю он уже успел измерить, теперь вот задумал выведать тайны древних… Их разговоры прервал голос евнуха: – Абдаллах Аль-Мамун, седьмой правитель из сынов Аль-Аббаса, властитель земли от Запада и до Востока, преемник Пророка Аллаха, господина людей и джиннов, – да благословит его Аллах и да приветствует! Слуги подняли парчовый занавес, и вельможи, выстроенные в два ряда в зале приёмов, почтенно склонили головы при виде господина, восседающего на троне. Чиновник из диван аль-джайш, военного ведомства, смиренно подошел к халифу с бумагами для доклада. Снова раздался грозный голос: – Повелитель правоверных видел тебя, целуй же землю! Чиновники один за другим подходили к месту приемов и держали свои речи. Вельможи правой стороны подходили справа, а вельможи левой стороны – слева. Вскоре с государственными делами было покончено, и придворные, облачённые в черные одеяния, постепенно разошлись по своим управлениям. Халиф уединился в покоях и приказал не беспокоить его по всякому ничтожному поводу. В то же время совершенно другое, скрытое от постороннего взгляда собрание, намечалось в этот вечер в славном городе Багдаде. Ближе к ночи в одном из домов у реки тайно собралась группа людей. Среди них можно было увидеть лица многих из тех, кто ещё утром приветствовал халифа в диване. Комната, в которой они вели свою беседу, свидетельствовала о высоком положении и достатке хозяина дома: по стенам были развешаны шелковые ковры и одеяла, дорогое оружие; гостям были предложены мягкие парчовые подушки и шитые золотом молитвенные коврики; на блюдах из золота и китайского фарфора подавались изысканные угощения и фрукты. Слуги начистили медь, заправили светильники и зажгли свечи. Затем они принесли тазы и кувшины, и гости вымыли руки. Затем появились блюда на кожаной скатерти, накрытые крышками из бамбуковых палочек, поверх которых были наброшены куски египетского полотна, а кругом лежали салфетки. Дорогие индийские оливки, ядра фисташек, сахарный тростник, айва, сирийские яблоки и другие изысканные кушанья в избытке лежали на подносах в центре стола. После еды гости удалились в соседнюю комнату, где уже стояли наготове евнухи с полотенцами и флаконами, наполненными благовониями, чтобы вытереть им руки и обрызгать лица розовой водой. Хозяином дома был почтенный старец, далеко зашедший в своих годах. Несмотря на возраст и болезни, он держался с достоинством и величием, выдававшими в нём благородное происхождение. Приглашённые оказывали ему всяческое почтение и внимательно вслушивались в каждое его слово. Дождавшись, когда гости закончили трапезу, хозяин предстоял на молитве и только после этого обратился к присутствующим: – Мы собрались здесь для того, чтобы обсудить расстроенные дела ислама… Горько и печально говорить об этом, но наше время можно отличить от другого по невиданному богохульству и отхождению от истинной веры, как среди черни, так и среди власть имущих! И что самое печальное, что заставляет слезы литься из моих глаз, – это то, что сам Повелитель правоверных, сам халиф Абдаллах Аль-Мамун, сам преемник посланника Бога, – и тот был замечен в этой ереси и попрании веры! В устремлённых на него взорах было видно одобрение. Люди согласно кивали головами, подтверждая правильность его слов. Грозя костлявою рукою, старик продолжил, повысив голос: – Он безумец! И всегда был таким! В душе его нет смирения, он открыто бросает вызов самому Богу! Дьявол надоумил его восстать против законной власти своего брата, лишить его жизни… Посмотрите – он завёл дружбу с еретиками, у него в окружении полно огнепоклонников, своими богохульными рассуждениями он смущает умы правоверных! Он даже посмел утверждать о сотворённости слова Бога! Среди собравшихся раздались негодующие возмущённые крики: «Еретик! Еретик! Как это можно? Недостоин имени Повелителя правоверных!» Один из гостей вскочил и злобно топнул ногою: – Ты прав, Сейф ад-Дин! Сколько ещё нам предстоит мириться с этим богохульством и ересью? Теперь даже судьи не могут быть назначены на свои должности без унизительных допросов о сотворённости Корана! Этому безумцу самое место на железной цепи в Дейр Хизкиле46, среди таких же умалишённых, как и он… И пусть его там каждый день лечат кнутом от рассвета и до заката! Старик поднял руки и призвал всех к молчанию. Крики тут же умолкли, и старик, закрыв глаза, продолжил, придавая вес каждому слову: – Человеку необходимо знать: Аллах един, нет у Него сотоварищей, не породил Он никого и никем не порождён, нет равного Ему, Он не брал себе ни товарища, ни дитяти, и нет у Него соправителей в царстве Его. Он первый, который был извечно и последний, который никогда не избудет. Он властен над всем и ни в чём не нуждается. Пожелает Он что-либо, Он говорит: «Будь!» – и это станет. Нет божества, кроме Него, вечно живого; ни сон Его не одолевает, ни дремота; Он дарует пищу, но сам в ней не нуждается. Он один, но не чувствует себя одиноким и нет у Него друзей. Годы и время не старят Его. Да и как могут они изменить Его, когда Он сам сотворил и годы и время, и день и ночь, и свет и тьму, и небо и землю, и всех родов тварей, что на ней; сушу и воды, и всё, что в них, и всякую вещь – живую, мёртвую и постоянную! Он единственный в своём роде и нет при Нём ничего. Он существует вне пространства, Он создал всё посредством своей силы. Он создал престол, хотя он Ему и не нужен, и Он восседает на нём, как пожелает, но не для того, чтобы предаться покою, как существа человеческие. Он правит небом и землёю, и правит тем, что на них есть, и тем, что живёт на суше и в воде, и нет правителя, кроме Него, и нет иного защитника, кроме Него. Он содержит людей, делает их больными и исцеляет их, заставляет их умирать и дарует им жизнь. Но слабы Его создания – ангелы, и посланники, и пророки, и все прочие твари. Он всемогущ своею силою и всеведущ знанием своим. Вечен Он и непостижим. Он внимающий, который слушает, и Он взирающий, который видит; из свойств Его познаваемы лишь два этих, но ни одно из созданий Его не может их достичь. Он говорит словами, но не при помощи сотворённого органа, подобного органу речи творений Его. Ему приписываются лишь те свойства, которые Он сам себе приписал, или те, что припасал ему Пророк Его, и всякое свойство, что Он сам себе приписал, – есть свойство Его существа, преступать которое нельзя. Следует также знать: Слово Аллаха не сотворено. Он произнёс его и открыл его посланнику своему через Джабраила; Джабраил, услышав от Него, повторил Мухаммеду, Мухаммед – сподвижникам своим, а они – общине. И повторение слова существами человеческими не есть сотворённое, ибо это само слово, произнесённое Аллахом, а оно не было сотворено. И так остаётся во всех случаях: будет ли оно повторено или сохранено в памяти, будет ли оно написано или услышано. Тот же, кто утверждает, что оно было сотворено в каком бы то ни было состоянии – тот неверующий, кровь которого разрешается пролить после того, как он будет приведён к покаянию. Аллаху акбар! – Аллаху акбар! – вторили голоса. Собравшиеся наперебой перечисляли грехи ненавистного им халифа: – Его преступления слишком велики! Где ещё видано, чтобы Повелитель правоверных ковырялся в языческих могилах и соприкасался с заложенной в них ересью? Одного этого было бы достаточно, чтобы предать его смерти! Но и без этого он виновен! – Он проводит больше времени за учеными диспутами, нежели за молитвой! Мало того, что он усомнился в извечности слова Бога, так он ещё и ставит разум в основу религии, провозглашает право человека на свободу воли! Что мы можем с ним сделать? Как обуздать этого богоборца? Вряд ли Аль-Мамун сам придёт к покаянию… Старик снова призвал к тишине и продолжил: – Наша рука властна на многое. Никто не может быть возвеличен сверх меры по совершенству всех своих качеств, даже Повелитель правоверных. Никто не может записывать себя Богу в товарищи, даже преемник Пророка! Никто не вправе толковать Слово Бога и утверждать о его сотворённости! Мы должны положить конец его ереси… Взгляд старца остановился на юноше, тихо сидящем в углу комнаты. Молодой человек, не сказавший за весь вечер ни единого слова, почувствовав на себе пристальный взгляд, побледнел и опустил голову. – Муса ибн Мухаммед, что ты скажешь? Готов ли ты отомстить за смерть своего отца? Ведь если бы не преступные деяния твоего дяди – именно ты был бы сейчас седьмым халифом… Юноша пытался придать своему виду достоинство и благородство, но испуг в голосе выдавал его: – Разве можно передавать на суд людей то, что должно быть во власти Аллаха? Разве не запрещал Пророк – да пребудет с ним мир и благословление Божье! – месть по крови? Старик разочарованно поморщился. Про себя он подумал: «Слаб, как и его отец. Нельзя на него положиться. Такой не способен взять меч в свои руки…» Но открыто он не стал ничего говорить, а только спокойно, и даже ласково, произнёс: – Ты прав, Муса. На всё есть суд Божий. А мы – лишь меч в Его ножнах. Собрание продолжилось. Когда все разошлись, старик провёл ещё какое-то время в усердной молитве и, наконец, крикнул своего раба: – Мне нужен Али. Найти его и призови ко мне. Немедленно! Раб ушел. Хозяин погасил все свечи, кроме одной, и стал ждать. Нужный ему человек должен был появиться с минуты на минуту. Старец медленно ходил по комнате, непрерывно повторяя слова: «Из мудрости Его назначено познать лишь то, что Он дозволит…», пока его взор не остановился на стене, увешанной дорогим оружием. Он подошёл, снял со стены меч в богато украшенных ножнах, и потянул за рукоять. Пламя свечи заиграло на стальном клинке, преломляясь на редких зазубринах – там, где на пути клинка встречались чьи-то слишком крепкие кости. У этого меча было своё имя – «Султан», что означает «Власть». Когда-то эта власть в его руках беспощадно обрушивалась на головы иноверцев и безбожников. Но сейчас он был немощен и стар, в руках уже нет былой силы, и меч с трудом выходил из ножен. Но ничего, он всё равно найдёт способ восстановить справедливость. Меч – лишь одно из орудий Господа. Есть и другие, не менее действенные, средства… Человек, лицо которого было плотно закутано черной тканью, появился неслышно. Старик, ожидавший его прихода, всё же невольно вздрогнул от такого внезапного появления. Даже он испытывал к этому человеку некоторый страх и опасение. Вошедший не проронил ни слова, ожидая, что ему скажет хозяин. Его лица не было видно, только два пылающих уголька глаз сверкали меж складок покрывала. Старик припомнил слова поэта, сказанные про мятежного Муканну: Здесь восседал на троне самозванно, Сокрывшись в покрывале белотканном, Пророк Муканна. Пламенным углём Пылал мертвящий взор – исчадье ада. Немилосердным, дьявольском огнём, Но лик Муканны был сокрыт от взгляда, Ненастной ночью и погожим днём… Казалось, что сам ангел смерти взирает на него глазами Али. Такой человек, несомненно, годился для назначенного дела. Старик тихо возвестил ему о своём решении: – Скоро они возвращаются в Дамаск. Как только на предгорьях перестанут дуть холодные зимние ветра, войско выступит в поход на ромеев. Будь всегда рядом с обозом халифа, терпеливо жди своего часа… Возьми вот это. – старик достал из сундука крохотную медную шкатулку, украшенную витиеватыми письменами. – В ней содержится зелье, секрет которого известен только магам-огнепоклонникам. Достаточно лишь разбавить его водой и окропить любое блюдо – и вскоре к вкусившему придёт Разрушительница наслаждений и Разлучительница собраний, ниспровергающая дворцы и воздвигающая могилы. У порошка нет ни вкуса, ни цвета, ни запаха. Эти персы знают толк в ядах! Иди же и исполни волю Аллаха! Человек выступил вперед из тени и взял шкатулку. На мгновение ткань, скрывающая его лицо, распахнулась, и под ней стал виден уродливый шрам, пересекающий половину щеки и подбородок. Али быстро отступил назад и с пониманием произнёс: – Внимание и повиновение, мой господин! Ты можешь быть уверен в Али…