Он застал мать уже при смерти. Потеря мужа и давнее отсутствие новостей от младшего сына сильно подорвали её здоровье. Доктор беспомощно разводил руками. Когда они вышли из комнаты, он с сочувствием сказал Саиду: – Ей уже ничем не поможешь… Здесь нужна дорогостоящая и сложная операция, но наш госпиталь лежит в руинах, и никому до этого нет дела. Боюсь, что вашей матери осталось ещё несколько дней жизни, от силы неделя. Я дам вам направление в гуманитарную миссию, попробуйте попросить их о помощи. Вряд ли они смогут обеспечить ей стационарное лечение, но пусть хотя бы предоставят необходимые лекарства. Миссия расположена неподалеку, в правительственном квартале, я дам вам адрес. Это относительно безопасное место, там на каждом углу патрули и полиция. Доктор ушел, и Саид стал собираться. Она взяла его за руку: – Я пойду с тобой. – Нет, ты должна остаться. – Но ты же слышал, что сказал врач – там безопасно. Неужели я так и не смогу увидеть твой город? Как это – быть в Багдаде и просидеть всё время взаперти? – и она улыбнулась своей обезоруживающей улыбкой. – Так ты позволишь мне выйти? – Хорошо. Но только возьми платок и не открывай лица. Я не хочу, чтобы за нами по улице шли толпы любопытных прохожих. – Как скажешь! Вот увидишь – меня никто не заметит! Они шли по городу. Как же здесь всё изменилось! Саид с трудом узнавал знакомые улицы. То и дело им на пути попадались обугленные корпуса машин, воронки от мин и снарядов, побитые пулями стены. Перемены были заметны и на лицах людей. Люди шли не останавливаясь, быстрым шагом, бросая друг на друга опасливые подозрительные взгляды. Припаркованные машины старались обходить по другой стороне улицы, любой шум сразу же заставлял всех испуганно прижиматься к стенам. Им оставалось идти до нужного места совсем немного, когда на их пути возник военный патруль. Обычная проверка документов. А может быть, это Саид как-то выделялся из повседневного уличного потока, и это именно его решили проверить? Здесь действительно мало было людей, у которых на лицах отсутствовала бы печать страха, и которые шли бы открыто, не опуская глаз и не шарахаясь в сторону от проезжающего транспорта. Офицер долго рассматривал его документы, а затем приказал: – Вы должны пройти с нами в комендатуру. Мы сделаем дополнительные запросы. Саид никак не ожидал такого поворота событий: – Но, господин офицер! Моя жена на знает города, я не могу оставить её здесь одну! – Проверка не займёт много времени, участок за углом на соседней улице. Пусть жена подождёт вас здесь, у нашего джипа. Рядом с солдатами с ней ничего не случится. – Хорошо. – Саид понял, что в такой ситуации спорить бесполезно. Он обернулся к ней: – Я должен буду пойти с ними. Подожди меня здесь, я ненадолго. Она всё поняла, в глазах её не было видно ни тени тревоги или страха. Когда Саид в окружении солдат уже сворачивал за угол, он обернулся. Её лицо было прикрыто платком так, что оставались видны только глаза. Эти глаза и этот взгляд он узнал бы из миллионов. Ещё секунда – и она скрылась из виду. А ещё через секунду земля содрогнулась; огненный шар возник на противоположной стороне улицы, испепеляя всё на своем пути и сметая стоявшие на обочине автомобили. Поднятая взрывом пыль тут же накрыла всё вокруг темною пеленою. Саида отбросило в сторону с такой силой, что на некоторое время он потерял сознание, ударившись головой. Когда он пришёл в себя, то сначала никак не мог понять, куда же ему идти. В плотном дыму и пыли он шел почти наугад, крича её имя. Он всё ещё не понимал, что происходит. Он наткнулся на столики уличного кафе, некоторые из них были опрокинуты, другие почему-то устояли. Шатаясь, он пробирался среди этих столиков, по которым были разбросаны куски окровавленной плоти вперемешку с рассыпанным рисом и овощами. В стаканах вместо воды было что-то красное, и когда он понял, что это красное – кровь, то осознание случившегося лишило его рассудка… На том месте, где стоял военный патруль, зияла огромная пылающая воронка с развороченными краями, вокруг которой были разбросаны куски покорёженного металла и вырванного из земли асфальта. Из подъехавшего «Хаммера» прямо у него над головой куда-то в конец переулка начал бить крупнокалиберный пулемёт; на Саида дождём посыпались горячие гильзы, но он ничего не замечал. Он с отчаянием и надеждой смотрел по сторонам, надеясь снова увидеть её глаза. Но её уже не было на этой земле. Ни среди живых, ни среди мертвых… Саид очнулся в больнице. После взрыва он даже не заметил, что был серьёзно ранен и потерял много крови. Как только сознание вернулось к нему, его навестил следователь из военной комендатуры. У Саида был только один вопрос: – Там была моя жена! Где она сейчас? Вы нашли её? – Боюсь, что вашей жены нет среди уцелевших. Понимаете, взрыв был такой силы, что на месте не осталось даже пригодных для опознания фрагментов тел. Там было одно сплошное кровавое месиво. Человек сорок или пятьдесят как будто бы испарились, точное число жертв до сих пор неизвестно. Вы не один такой, кто сейчас не может найти своих близких, на той улице почти в каждой семье кто-то в тот день не вернулся домой. – Но кто? Кто мог это сделать? – Мы не знаем. Никто не взял на себя ответственность. Есть только предположение, что взрыв планировался совсем в другом месте. Через пару кварталов расположены правительственные учреждения, скорее всего, грузовик направлялся именно туда, но бомба почему-то сработала раньше. Может быть, смертник перенервничал при виде патруля или раньше времени захотел попасть в рай, а может быть, они просто бомбу собрали как попало… Здесь такое чуть ли не каждый день происходит. – Я не должен был оставлять её одну! Если бы не эта проверка документов! – Это ничего бы не изменило. Будь вы с ней рядом – вы бы тоже погибли. Возвращайтесь домой, к своим близким. Сейчас только они могут стать для вас утешением. И помните – вечен один лишь Аллах! Он шел к своему дому. Теперь он тоже был неотличим от других жителей города – так же, как и они, он проникся этой атмосферой безысходности и страха. Дома его уже никто не ждал. Соседи сказали, что мать умерла в больнице два дня назад, так и не дождавшись никого из своих сыновей. Жизнь для Саида перестала существовать, свет стал для него мраком. Потеряв в одночасье всех, кто был ему дорог, он и для себя желал только смерти. Но самое трудное было ещё впереди. Надо было позвонить в Москву и сказать о случившимся родителям жены. Оказалось, что они уже обо всём знали по сообщению из посольства, но думали, что Саид также погиб. Но то, что он оказался жив, стало для них чем-то вроде оскорбления. Из короткого разговора он запомнил только последние слова её отца: – Ты забрал её у нас… И теперь у нас нет даже могилы, к которой мы можем прийти… Будь ты проклят! И пусть будет проклята и эта ваша страна, и этот ваш город! Вам никогда не суждено жить в мире, наверное, вы просто на это неспособны! Не звони сюда больше, ты для нас уже умер и лучше бы, если это действительно было так! Что было потом, он с трудом мог вспомнить. Месяцы, а может быть, и годы, он даже не жил, а существовал. Ему было невыносимо оставаться в Багдаде, какой-то злой рок гнал его всё дальше и дальше от стен этого города. Да он и сам хотел уехать туда, где никто и ничто не напоминало бы ему о случившимся. Но куда бы он ни приехал, среди сотен и тысяч лиц ему повсюду мерещились её глаза, он слышал её смех, видел золото её волос и повторял её имя. Осознание своей вины всё чаще утверждало его в уже давно принятом решении. Он давно был к нему готов и ждал только часа, свидетельства или одобрения того, что задумал. Но внезапно всё изменилось. Судьба забросила его на границу с Египтом. Под чужим именем он работал в системе нелегальных подземных туннелей, через которые в Сектор Газа через границу доставлялся контрабандный товар. Это была тяжёлая и опасная работа, без какой-либо техники безопасности; люди нанимались туда за гроши, ежедневно рискуя быть заживо погребёнными под завалами. Нередко по туннелям наносила удары израильская авиация. Тюки с товарами (а это, как правило, могли быть «Калашниковы» или компоненты для изготовления ракет) тащили на верёвках по узким, плохо освещённым коридорам, достигающим иногда в длину до километра. Однажды, после того, как несколько дней шли редкие в этих местах дожди, осевшая порода рухнула, и несколько человек вместе с Саидом оказались засыпанными без шансов на спасение. Три долгих дня Саид провёл под землёй, не имея возможности даже пошевелиться, без света и пищи. Он ничего не знал о судьбе остальных своих товарищей. На четвёртый день силы стали покидать его, да он и не думал о спасении, наоборот, – он горячо благодарил Всевышнего за то, что он дал ему сразу и могилу, и освобождение от этой, ставшей невыносимой, жизни. И когда он увидел свет, то у него уже не было никакого сомнения в том, что этот свет – не отсюда. Но смерть не спешила забирать его… Груз, который они тащили в этот раз, оказался слишком ценным, и хозяин туннеля не пожалел сил и средств для его спасения. Люди были не в счёт, главное было добраться до тюков с товаром. На поверхность извлекли несколько тел, среди которых оказался и едва живой Саид. Через несколько дней он пришёл в себя и с удивлением обнаружил, что его разместили в хороших условиях и оказали всю необходимую помощь. Хозяин туннеля радовался его выздоровлению: – Все, кто были с тобой, погибли. Один ты выжил. Наверное, Аллах не хотел твоей смерти. По крайнем мере, сейчас… Радуйся, глупец! Тебе повезло! И вот ещё что – тут к тебе приходили гости. Очень важные люди… Это их груз мы перебрасывали в последнее время. – и здесь в его голосе послышались какие-то нотки страха. – Не понимаю, зачем ты им вдруг понадобился? Когда ты лежал без сознания, Ахмед брал твои документы и смотрел, откуда ты и каково твоё настоящее имя. Он потом куда-то звонил, и вскоре приехал человек, который был с тобой почти на одно лицо, ну почти как родной брат! Он хорошо нам заплатил, чтобы мы о тебе как следует позаботились, и сказал, что скоро за тобой вернётся. Как родной брат… Неужели это Мансур? Да, это мог быть только он! Но откуда он здесь? Саид с нетерпением ждал встречи. Это действительно был Мансур. И вот они снова встретились через столько лет. Саид помнил его ещё мальчишкой, а теперь перед ним стоял взрослый мужчина, загрубевший и закалённый в боях солдат, человек, для которого меч уже давно перестал быть игрушкой. Он унаследовал от отца непреклонную волю, дар убеждения и способности командира. В его мыслях было осуществление какого-то невероятного и дерзкого плана, ради которого он и его подчинённые готовы были отдать свои жизни. Глядя ему в глаза, Мансур говорил: – Само предопределение привело тебя к нам! Отныне мы всегда будем вместе, ты и я. Вместе мы способны на многое! С твоей помощью я смогу осуществить задуманное. Я хочу сделать то, что вернёт мир в наши сердца! То, что уничтожит причину, по которой мы потеряли своих близких. То, что заставит этот мир встрепенуться, опомниться, задуматься раз и навсегда. Можно найти убийц нашего отца, можно изгнать оккупантов из Ирака – но это всего лишь следствия, а не причины. Я много думал о том, в чём же заключается эта причина? Куда ведут эти нити? И мне кажется, я нашёл её… Всё, что с нами происходит, не имеет отношения ни к экономике, ни к политике, ни к чему-либо другому. Причина – в заблудших душах людей, в их неверии, отступлении от истинного Бога! Пойдём, брат, сейчас мне нужны твои знания. Только ты можешь мне помочь. Никто лучше тебя не знает историю, и те книги, что ты прочёл в медресе, даже наставления твоего старого учителя, – всё это теперь должно стать частью нашего общего дела, помочь нам возродить этот мир! Саид ему поверил. Возможно, он пытался найти в этом искупление своей вины. Со многими словами Мансура он был согласен. Тот упадок, в котором оказался их мир в настоящем, бессмысленная война, противостояние – всё это можно было преодолеть только путём решительных действий. Нужен был знак, символ. То, что заставило бы их позабыть о следствиях и обратиться к причинам. Но вскоре он понял, что ошибся. Мансур по-прежнему не хотел выпускать из рук тяжёлую рукоять меча. – Ты говорил, что мы пришли с миром. Но для тебя, похоже, не существует других путей, кроме как взяться за оружие и снова приносить смерть. Я уже видел, к чему приводит такая война. Моя жена погибла из-за таких, как ты. Ты сейчас пытаешься использовать метод, последствий которого ещё не знаешь. А я собственными глазами видел куски тел на столиках в том кафе, кровь в стаканах… – Всегда и везде этот метод был успешен. Опухоль можно удалить только скальпелем. Никакие слова её не излечат. После твоего отъезда я очень быстро повзрослел. Можно сказать, я вырос на этой войне. Что ты вообще знаешь об этом? Пока ты находился за тысячи километров от Багдада, мы с отцом сражались с оружием в руках! Тебе ли говорить о том, какой способ лучше? – Скажи мне, брат, разве ты не сомневаешься? Неужели сомнения не заставляют тебя отказаться? Этот документ… Вся эта история с Аль-Мамуном, с его походом к пирамиде… Неужели ты и вправду думаешь, что оно так и было на самом деле? Что, если ты ошибаешься? Мы ведь с тобой знаем, откуда на свет появилось письмо каменщика… Его же никогда не существовало. И это правда. Ты смог убедить нескольких человек, скажем прямо, не слишком образованных. Они больше привыкли держать в руках оружие, нежели книги. Они поверили твоим словам. Но поверят ли остальные? – Ты хочешь знать, верю я или нет? Безусловно – да. Вопрос только в том, во что именно я верю, и какое из известных событий в итоге будет считаться правдивым, к чему в конце пути приведёт сила моих убеждений. Я верю в то, что мы должны были сделать. Я верю в то, что главное здесь – не историческая достоверность, а возвышенная истина, которая заменит собой все сомнения. Ты должен, наконец, понять, что моя вера не нуждается в оправдании и доказательствах, она не задерживается на частном и мелком, а стремится к этой истине, к её божественному величию! Да, я могу сомневаться насчёт истории с халифом, и тому есть основания. Всё говорит о том, что он никогда не делал того, чего ему приписывают. Но так ли это важно на самом деле? Неужели, чтобы уверовать, нам нужен учебник истории? Истинная вера основана на внутреннем убеждении. А поверят ли другие? После того, что мы сделали, поверить в это будет совсем несложно. Сами необычные обстоятельства Его возвращения заставят всех поверить. Если бы Камень нашли при раскопках какие-нибудь заумные студенты-очкарики – кто бы в это поверил? Только представь себе – величайшая святыня, призванная вернуть первозданную чистоту нашей вере, вдруг найдена среди бараньих костей и обломков глиняной посуды! Кто пойдёт за таким символом? Кто в это поверит? Но после того, что мы сделали, даже простой булыжник с дороги будет наделён избранной силой. Потому, что пройденный нами путь послужит лучшим доказательством его величия. Он появится не из кучи щебня или мусора под нудные речи случайных прохожих, а снизойдёт в ореоле славы, из недр Великой Пирамиды, в руках воинов, проливших кровь за его освобождение! Теперь я знаю – наши люди, погибшие прошлой ночью, стали первыми, кто принёс себя в жертву ради этой веры! Они первыми доказали, что Он – настоящий! Разве ты сам не видишь, как Он ведёт тебя к воротам Рая? Ещё год назад ты считал свою жизнь пустой и никчемной, и молил Бога о смерти. А сейчас твоя жизнь наполнена содержанием и смыслом. В ней появилась цель. Но это – наша общая цель, и для её достижения нам придётся отбросить все сомнения! А был халиф в пирамиде или нет – не так уж и важно. Главное, что в ней был ты, мой брат! Важно то, что ты из неё вынес. Разве Камень не спас тебя в туннеле, тогда и сейчас? Разве Он не спасал тебя всё время, пока ты в него верил? Это ли не лучшее доказательство? Это ли не знак того, что вера сильнее смерти? И если вдруг это не тот камень – неужели твоя вера потеряет от этого? Ты же сам говорил, что видел его свет! – В этом я мог бы поклясться… Тогда, в пирамиде, я действительно видел необычное свечение, исходящее от этого камня. Не только я – Виктор тоже был тому свидетелем. Но сейчас этого света нет. Он исчез. Я не могу объяснить причину. Возможно, мы видели природное радиоактивное излучение, накопленное в огромном гранитном блоке, это вполне вероятно… Но в одном ты прав – первые жертвы уже принесены. Ты использовал меня и других в своих целях. Твои дела и мысли уже погубили много жизней. А если ты пойдёшь и дальше, их число только увеличится. Для чего ты держишь Джона и Виктора? Если их отпустить, от них не будет никакого вреда. – Сейчас эти люди нужны мне. – Но они спасли мою жизнь. Обещай, что с ними не будет беды! – Не могу ничего обещать. Они слишком много знают. – Будь великодушен! Неужели ты не можешь найти для них хоть немного милосердия в своем сердце? – Милосердие к врагам? Когда-то мы правили половиной этого мира, но это было могущество скорее блестящее, нежели прочное. На правах победителей мы могли относиться снисходительно и великодушно к поверженным, взирая на них взглядом, исполненным силы и благородства. Но затем мы сами обрушили наш мир в пропасть. Три периода убийственных междоусобных войн, внутренний раскол и неразрешённые противоречия – мы сами, своими же руками, ослабили свой дух и, когда пришло время, более сильным и сплочённым народам ничего не стоило сломить его окончательно. Тебе, как историку, хорошо это известно. Тот, кто никогда не поднимался на вершину, никогда не сможет оценить глубину и тяжесть падения. А оно было таковым, что на века определило наши судьбы, наше видение и восприятие мира. Это поражение поселило в наших душах тоску и печаль, которые не дают нам вновь подняться и собраться с силой. И в такой решающий момент, как этот, я не вправе позволить себе чувства по отношению к иноверцам, милость по отношению к врагам. Ты должен определиться – с кем ты? Когда-то халиф Аль-Мамун сказал про жителей Багдада такие слова: «Людей, живущих в этом городе, можно разделить на три категории: на угнетателей, на угнетённых, и на тех, кто не попадает ни в одну из категорий. Что касается притеснителя, то он может ожидать от нас только прощения или наказания; что касается притеснённого, то он вправе ожидать от нас справедливого правосудия; ну а те, кто не принадлежит ни к тем, ни к другим, судя по всему, и так довольны своей жизнью и не нуждаются в нашем участии…» Тебя долго не было в Багдаде. Подумай – что изменилось в этом городе за прошедшую тысячу лет? Казалось бы, ничего – всё та же кровь и насилие, всё та же бессмысленная война и противостояние всех возможных сторон. Но если внимательно приглядеться, то можно увидеть и перемены – теперь угнетённым не нужно ждать справедливого халифа – они сами могут взять оружие в свои руки и добиться для себя справедливости! Наше время позволяет нам менять историю, как мы того захотим! То, что раньше было делом государств и армий, сегодня под силу даже малочисленным, но хорошо организованным группировкам. Нужно всего лишь поднять знамя, показать свою силу – и те, кто доволен своей жизнью, примут нас такими, какие мы есть, лишь бы им ничего не пришлось менять в своём сытом, довольном существовании. Сейчас и у тебя появилась такая возможность – вместе со мной повернуть нашу историю, снова попробовать подняться к утерянным вершинам, снова поднять наше знамя над миром! Я верю в тебя, брат! Я знаю, что, когда мы сделаем это, твоя душа успокоится. Ты снова вернёшься в Мадинат ас-Салам, но уже не разбитым и угнетённым человеком, а творцом нового, справедливого мира. И когда на улицах Багдада больше не будут взрываться бомбы – в этом будет и твоя заслуга! – Кто-то, обманутый такой же возможностью, – изменить этот мир, – и сидел тогда за рулём того грузовика. И он наверняка так же был уверен в своей правоте. – Мне жаль, что твоя жена погибла. Но будут погибать и другие, если ничего не делать. Если Бог ниспошлёт нам успех и победу – это то, чего мы желали и на что надеялись. Если же суждено случиться другому, то я не буду первым, кто сражался и был убит! А то, что ждёт нас в пределах Всевышнего – намного лучше и величественнее всего остального! – Что бы ты ни задумал – прошу тебя, откажись! Вспомни, во имя чего мы здесь! – Я не отступлюсь, Саид. И не вздумай вставать на моем пути. Завтра мы отправляемся в Королевство. Камень должен вернуться на своё законное место! И да поможет нам Бог! Меч вынут из ножен Он на клинок дохнул – и жало Его сирийского кинжала Померкло в дымке голубой: Под дымкой ярче заблистали Узоры золота и стали Своей червонною резьбой.