Джон умел делать паузы в нужном месте. Как ловкий фокусник, дразнящий публику ожиданием чуда, он тонко чувствовал настроение аудитории и не торопился вытаскивать кролика из шляпы. И хотя вся аудитория состояла из одного только Виктора, казалось, что ему не составило бы никакого труда держать в напряжении и целые толпы слушателей. Виктор сгорал от нетерпения узнать, кто же сейчас явится перед ним в качестве главного персонажа, что это будет за человек и каково будет его имя. Доведя паузу до состояния высшей степени загадочности и неопределённости, Джон лукаво прищурился и продолжил свой рассказ: – Уверен, что имя, которое я сейчас назову, не скажет вам абсолютно ни о чём. В отличие от Наполеона или Александра Македонского, этот человек не удостоился чести попасть на страницы учебников истории. Его имя и дела известны, пожалуй, только узкому кругу историков-востоковедов. А поскольку с недавних пор я почти что историк, – рассмеялся Джон, – то и возьму на себя смелость представить вам эту незаурядную личность. Итак – Абдаллах Аль-Мамун, седьмой халиф из династии Аббасидов. Повелитель правоверных, реформатор, политик, покровитель наук, ценитель искусств, а также жестокий и беспощадный правитель, не пощадивший даже собственного брата на пути к власти. На первый взгляд – типичный портрет деспотичного правителя, дошедший до нас из глубины веков; этакий образованный, но в то же время коварный и вероломный восточный царь, персонаж из сказок «Тысячи и одной ночи». Тут мы, кстати, нисколько не ошиблись: и он сам, и его брат Аль-Амин, и его отец, прославленный халиф Гарун Аль-Рашид, стали героями нескольких занимательных рассказов в сборнике «Тысячи и одной ночи». Такое уж тогда было время – люди больше, чем сейчас, верили в сказки… Многие события из его жизни нам, европейцам, живущим в двадцать первом веке, будет трудно или даже невозможно понять. Это не только тысяча двести лет, разделяющих нас по времени, но и совершенно другая культура, религия, восприятие мира. Труднее нам ещё и оттого, что мы уж слишком очарованы тем таинственным покрывалом сказки, небрежно накинутым рукою последующих поколений на всё то блистательное время, когда посреди песков возникали шумные города; утопающие в роскоши дворцы были средоточием богатства и славы; а вдали от посторонних глаз, в тени гарема, плелись изысканные и коварные интриги… Тишина багдадской ночи, благородные халифы и мудрые визири, тусклый свет медной лампы, невероятные похождения Синдбада – всё это было, конечно же, только на страницах книги. В повседневной реальности, которая случается порой куда более изощрённее любой сказки, всё обстояло намного прозаичнее и приземлённее. Для рядового жителя Багдада, перенёсшего целый год осады и невиданные разрушения города во времена «Войны между братьев», деяния халифов представлялись куда менее возвышенными и благородными. Если отбросить романтический образ мудрого и просвещённого правителя, воспетый на страницах «Тысячи и одной ночи», то мы увидим, что все двадцать лет правления Аль-Мамуна были сплошной чередой военных походов и карательных экспедиций. Волнения и мятежи были обычным явлением для тех дней. Беспокойные соседи, внутренние враги, религиозные противоречия – всё это требовало жёсткой абсолютной власти. Используя эту власть, ему удалось вновь объединить арабский халифат, расколотый надвое гражданской войной. Войной, в которой ему пришлось противостоять собственному брату, Аль-Амину. Хотел он того или нет, но даже смерть его брата не положила конец противостоянию. Должны были пройти ещё долгие годы, прежде чем мир снова воцарился в Багдаде. Покончив с войной, он направил свои силы на возвращение империи былого могущества. Завоевательные походы арабов к тому времени уже давно прекратились, и Аль-Мамуну с трудом удавалось сдерживать свои границы в существующих пределах. Один поход следовал за другим; на смену гражданской войне пришёл священный джихад против неверных византийцев. Но было бы неправильно думать о нём только как о жестоком и властном самодержце, хотя и этого никак не отнять. К счастью, в его характере не было той страстной необузданности и маниакальной деспотичности, переходящих порой в бесцельную жестокость, столь свойственных многим из его современников. Скорее наоборот – в большинстве своих поступков халиф был весьма кротким и добросердечным правителем, насколько это вообще было возможно в те времена. А времена были не из лёгких. В небе господствовали ястребы, а голуби не жили долго. Взять хотя бы его прадеда, халифа Аль-Мансура, печально известного своей ужасной коллекцией мумифицированных тел. После смерти основателя династии в комнате, ключ от которой он всегда носил с собой, обнаружился целый склад из высушенных тел его заклятых врагов – алидов13. Поражает даже не сама чудовищность деяния, а системный подход к истреблению – у каждого трупа, от старика до младенца, в ухе была табличка с точным указанием его имени и родословной. Среди многочисленных представителей породившей его династии, большинство из которых прославились своими дурными качествами, Аль-Мамун стоит как бы особняком, во многом благодаря выдающимся научным деяниям. «Передают также, что не было среди халифов из потомков Аль-Аббаса халифа более сведущего во всех науках, чем Аль-Мамун. И было у него каждую неделю два дня, когда он устраивал диспуты ученых, и садились в его присутствии состязающиеся, из числа законоведов и богословов, по разрядам и чинам…» Конечно же, халиф не мог быть учёным в прямом смысле этого слова, он всего лишь мудро и прозорливо покровительствовал наукам в то время, когда другие ему подобные предавались безделью или погружались в болото чувственных наслаждений. Надо было иметь твёрдый характер и подвижный ум, чтобы, обладая неограниченной силой и властью, избежать пустого времяпровождения и заставить себя проявить качества истинного властелина. Только весьма образованный и просвещённый человек мог бы оставить о себе память не только в официальной истории, но и в устных преданиях. Именно в этом качестве халиф и был прославлен в сказках «Тысячи и одной ночи», в рассказе «Про учёного человека и халифа Аль-Мамуна». Его интересы были весьма разносторонними: математика, астрономия, философия. Само то время предполагало появление таких людей. В этом смысле это был поистине «золотой век» арабского халифата. Процветающий Багдад стал желанным местом для учёных и поэтов со всего Востока. В нём сумело найти себе приют и получить должную оценку наследие античной Греции, оказавшее несравненное влияние на весь средневековый мир. Ещё до прихода арабов сирийские монахи тщательно и кропотливо переводили и переписывали сочинения греческих математиков, философов и естествоиспытателей. Когда арабы потянулись к просвещению, то в первую очередь нашли себе применение медицинские знания, ради которых правоверные халифы готовы были даже допустить к себе врачей христианской веры. Почти у всех аббасидских халифов были приняты лекари-христиане, получавшие за свои труды щедрые воздаяния. В отдельных случаях суммы доходили до миллионов – что ни говори, хороший пример взаимовыгодного сотрудничества двух религий! И в предшествующие времена покровительство наукам и искусствам широко было принято у правителей Востока. Но выдающейся заслугой Аль-Мамуна следует признать то, что при нём получили поддержку и развитие те области знаний, которые были далеки от повседневных потребностей двора и не сулили осязаемых материальных выгод. Положим, медицина была нужна всем, а вот астрономия или математика всё ещё рассматривались как причуда или занятное упражнение для ума. Ещё более странным, если не сказать – подозрительным, казалось занятие философией, предмет которой, по понятным причинам, был не совсем одобряем в закрытом для вольномыслия набожном обществе. Открыть дорогу к изучению трудов языческих мыслителей, впервые перевести на арабский язык сочинения античных авторов – всё это могло бы осуществиться только с покровительства и при участии понимающего властелина, каким и был Абдаллах Аль-Мамун. Но просвещение и науки уже не могли остановить процесс разложения халифата. Арабы ещё не знали, что их мир стоит почти у края пропасти. Они всё ещё принимали свою силу как доказательство правоты и избранности своих мировоззрений. Двести лет победоносного шествия ислама воплотились блистательным итогом в романтической эпохе Аль-Мамуна, на улицах процветающего Багдада, в сказаниях «Тысячи и одной ночи». Если и можно обозначить ту границу, разделяющую период расцвета и последовавший упадок, то она, без сомнений, пролегала именно в это время. В ту эпоху сформировались многие принципы и положения исламского общества, которые действуют и поныне. Но всего лишь через пару десятков лет после смерти Аль-Мамуна империя стала ослабевать и неизбежно клониться к упадку. Зависимость последующих халифов от наёмной армии, возросшая сила тюркских военачальников и невозможность обеспечить должный порядок наследования в конце концов привели к падению династии и расколу исламского мира. Халифы стали игрушками в руках преторианцев, по воле генералов один за другим менялись они на троне. Грозное имя «Повелителя правоверных», некогда вселявшее страх на соседние народы, стало не более чем номинальным титулом, не имеющим реальной власти. Некоторым не удавалось удержаться у власти даже и дня! Воистину можно было сказать – халиф на час! Кто нашёл свою смерть в изощрённых пытках, кого ослепили, кого обезглавили, – пожалуй, те из них, которых попросту умертвили, могли бы быть по-настоящему благодарны судьбе за такое обстоятельство! Унылым и безрадостным списком проследовали они на протяжении сотни лет, повергая халифат во всё больший упадок. Вновь наступили времена войны каждого против всех, времена заговоров, переворотов и жестокой борьбы за власть. Это было не только падение правящего дома, но и начало разделения некогда единой веры на два конфликтующих течения. Ислам уже не был столь единым, как во времена Пророка, – шииты и сунниты окончательно вступили на путь вековых противоречий, отдалённые последствия которых мы и сейчас можем наблюдать на улицах Багдада. Пройдёт ещё сотня лет – и враждующие партии окончательно расселятся по отдельным городским кварталам и на время затаят свою неприязнь, вплоть до сегодняшних дней. Наш герой и в самых страшных снах не мог бы предположить, что будет твориться в его столице через тысячу двести лет! Опоясанные взрывчаткой смертники, взорванные машины, десятки, сотни погибших людей ежедневно! Вы только подумайте – каково изощрённое постоянство истории! Прошла тысяча лет – и ровным счётом ничего не изменилось на улицах этого города! Всё та же кровь и насилие, горящие дома, осаждённые кварталы, и на фоне этого – жалкие попытки ничего не понимающих американцев насадить демократию там, где тысячи лет не знали ничего другого, кроме жестокого деспотичного правления. Но сейчас дела обстоят даже намного хуже, чем это было при халифах. Если тогда в своих междоусобных войнах и персы, и арабы, и шииты, и сунниты были предоставлены сами себе, то сегодня чуть ли не весь современный мир в той или иной мере оказался вовлечённым в этот древний круговорот кипящих страстей, в котором самым причудливым образом переплелись и экономика, и политика, и религия. Слишком велики интересы разных сторон, слишком многое поставлено на карту, и слишком велик соблазн вернуть себе то былое величие, отблеск которого вдруг так внезапно отразился в стекле небоскребов Дубая… Когда-то новая религия дала арабам возможность завоевать половину цивилизованного мира, а сегодня нечто подобное доступно им посредством нефти. Но как они смогут распорядиться этим шансом и – что даже более важно – как поведёт себя жадный до этой самой нефти цивилизованный мир – вот очевидный вопрос для учебников истории будущего! Так или иначе, империя пала уже давно. Но извращённые идеи нового мирового халифата и по прошествии тысячи лет до сих пор будоражат некоторые больные умы на Востоке! Однако это уже совсем другая история. К черту политику! В конце концов, мы здесь не для этого… Человек, о котором мы сейчас говорим, вряд ли мог предполагать или как-то повлиять на столь непредсказуемое будущее. Но в силу своего положения Аль-Мамун принимал самое деятельное участие в решении судеб своей страны и покорённых народов. Можно смело сказать, что вся жизнь нашего героя была наполнена всевозможными большими и малыми событиями, многие из которых оставили неизгладимый след в истории арабского мира. Но для нас важен всего лишь один эпизод из его жизни. Но какой! Возможно, это одно из тех невероятных по своей сути событий, которым современники не уделяют никакого внимания, отдавая предпочтение другим, более значимым, делам и свершениям, в то время как именно эти, граничащие порой с вымыслом эпизоды, и вписывают личность в историю. Дело в том, что Аль-Мамун, как полагают многие, был тем первым человеком, который открыл путь в верхнюю часть пирамиды, куда на протяжении почти трёх с половиной тысяч лет не ступала нога человека… Туннель Аль-Мамуна «Рассказывают, что когда Аль-Мамун, сын Гаруна Аль-Рашида, вступил в Каир-охраняемый, он захотел разрушить пирамиды, чтобы взять то, что в них есть, но, когда он попытался их разрушить, он не смог сделать это, хотя и очень старался, и истратил на это большие деньги. И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи…» (Триста девяносто восьмая ночь) В месяц Мухаррам 217 года Хиджры14 халиф Аль-Мамун прибыл в Египет, который к тому времени на протяжении уже почти двух столетий находился под властью арабов. Причиной его визита в эту беспокойную во все времена провинцию стало очередное восстание коптов. Предводитель повстанцев, некто Абдус аль-Фихри, предстал перед лицом халифа и был казнён. После чего Аль-Мамун вернулся в Сирию. По разным свидетельствам, он пробыл в Египте всего сорок семь или сорок девять дней. Такова достоверная историческая хроника, документально дошедшая до наших дней. Помимо этой совершенно достоверной информации, сохранились и отрывочные сведения о том, что в поисках сокровищ или знаний халиф предпринял попытку «отворить пирамиды». Было это на самом деле или нет – точно не известно. С каждым из таких упоминаний неизменно соседствуют слова вроде «говорят, что…», «считается, что…», «it is believed that…» И все эти упоминания относятся уже к более поздним периодам истории и никак не указывают на свой источник во времена халифа. Общеизвестная картина событий такова: Аль-Мамун прибыл к пирамидам, чтобы найти спрятанные в них сокровища древних царей или их тайные знания. Он привёл с собой большое число людей самых разных профессий: там были и кузнецы, и каменщики, и учёные. Зная, что вход во все египетские пирамиды расположен с северной стороны, халиф выбрал место точно посередине северной грани Великой Пирамиды и приказал начать прокладку туннеля. Из этого можно предположить, что истинный вход, расположенный всего лишь немного выше и левее, был в то время невиден снаружи. А это, в свою очередь, могло быть только в одном случае – если вся облицовка северной стороны оставалась неповреждённой со времён фараонов. Иначе, при наличии явного входа, прокладка туннеля выглядела бы бессмысленной. Мы не можем точно знать, было оно так или нет на самом деле. Мы даже не знаем, когда и почему Великая Пирамида осталась без верхушки. Одни считают, что так было изначально и пирамиду просто не достроили, другие полагают, что это дело рук или древних грабителей, или того же Аль-Мамуна, но об этом чуть позже… Итак, независимо от доступности истинного входа, по приказу халифа рабочие принялись ломать большие известняковые блоки в указанном им месте. Чтобы справиться с таким объёмом камня, они использовали следующий приём: сначала на поверхности разводили сильный огонь, а затем на это место выливали уксус. От перепада температур и действия уксуса блоки трескались и вынимались из кладки. Стоит отметить, что никто из последующих пересказчиков этой истории как-то не придавал значения очевидной бесполезности такого метода, просто передавая его как есть. Хотя совершенно ясно, что никакой ощутимой пользы от применения уксуса на поверхности пирамиды быть не могло. Пробив таким образом внешний ряд плит и углубившись внутрь пирамиды на десяток метров, и не добившись в итоге никаких результатов, халиф уже начал подумывать о том, чтобы свернуть работы. Как вдруг в один из дней люди, работавшие в туннеле, услышали, как где-то рядом с ними падают камни. Вероятно, что от ударов по кладке произошло обрушение других камней где-то левее и ниже по курсу туннеля. Значит, там есть пустое пространство, неизвестное помещение! Рабочие тут же изменили направление своих работ в сторону звука и вскоре им впервые улыбнулась удача – они вышли в длинный и тёмный коридор, исчезающий во мраке где-то внизу пирамиды… Но вначале они направились вверх по коридору и, сломав некие преграды, увидели солнечный свет снаружи. Это был истинный вход, о существовании которого они, вероятно, догадывались, но не знали, где именно его искать. Заготовив побольше факелов, халиф и его люди стали спускаться вниз по найденному коридору. Он был таким длинным, что им, вероятно, казалось, что они спускаются в саму преисподнюю. В конце коридора была большая недостроенная комната, совершенно пустая и заброшенная. Разочарованию халифа не было предела – ещё бы! – проделать такую непосильную работу только для того, чтобы увидеть голые стены и неровный пол подземной камеры! Но тут удача улыбнулась им ещё раз. Вернувшись к тому месту, где их лаз вышел в нисходящий коридор, они обнаружили на его потолке ещё один проход, ведущий наверх. Судя по всему, изначально этот проход был замаскирован известняковой плитой, которая обрушилась в результате их работ в туннеле. Именно звук упавшей плиты и послужил ранее для них ориентиром. Но вот незадача – этот новый коридор был перекрыт огромной гранитной пробкой, извлечь или разбить которую было просто невозможно! Но они и не собирались этого делать. Намного проще было обойти пробку стороною, пробив для этого ещё один ход в известняке. Благо, что опыта в таких делах у них уже было предостаточно. В очередной раз собравшись с силами, рабочие принялись долбить туннель вдоль пробок, которых оказалось целых три! Было совершенно очевидно, что раз пробки нетронуты, то никто до них не бывал в верхней части пирамиды со времён её строительства. А раз так, то им достанется всё, что там будет найдено. Предчувствие скорой наживы придавало рабочим силы, работа спорилась, и вскоре, обогнув пробки, они вышли в восходящий коридор. Три тысячи лет со времён фараонов здесь не ступала нога человека… Арабы в восхищении замерли при виде огромной высокой галереи. Невозможно было поверить, что её создали люди, а не боги. На стенах галереи не было ни одной надписи, ни одного украшения, но её высота, строгие формы и огромные камни поражали воображение. Охотники за сокровищами поняли, что их цель близка и устремились наверх. Но в конце галереи их ждало ещё одно препятствие – стена, обойти которую они уже не могли. Узкий проход в стене был замурован очередной гранитной пробкой. История умалчивает, сколько времени и сил они потратили на то, чтобы разбить пробку, но, судя по разрушениям, которые остались на стенах, это была нелёгкая задача. Не будем забывать, что работали они при свете факелов, в тесноте и пыли, а из инструментов у них были только кувалды и ломы. Но вот путь был расчищен, и с замиранием сердца Аль-Мамун и его люди сделали последний шаг к своей долгожданной цели. Они оказались в самом сердце пирамиды, в центре величественной комнаты, сложенной из огромных гранитных блоков. Комната была абсолютно пуста, и только у дальней её стены стоял большой гранитный саркофаг… О чём думал Аль-Мамун, когда он медленно подходил к саркофагу? Ожидал ли он увидеть в нём прах великого царя, по воле которого была построена величайшая из пирамид? Или он надеялся найти в нём источник великой силы? Или же, подобно своим людям, думал, что он доверху наполнен сокровищами? Нам никогда не узнать этого. Но как бы в насмешку над ним саркофаг тоже был пуст! Вся Великая Пирамида оказалась пустой. В недоумении арабы тщетно пытались найти следы потайных ходов, в отчаянии они прорыли ещё несколько туннелей, но в конце концов поняли всю бессмысленность этой затеи. Несмотря на то, что они стали первыми людьми, попавшими в закрытую часть пирамиды, они не нашли в ней ничего… Разочарованные неудачей и утомлённые непосильной работой, люди халифа стали высказывать недовольство, грозящее перерасти в мятеж. Чтобы избежать волнений, Аль-Мамуну пришлось срочно доставить из Багдада немного золота и ночью тайно подбросить его в пирамиду. На следующее утро золото было «найдено» и роздано рабочим. Халиф был настолько зол, что приказал разрушить пирамиду. С её верхушки стали сбрасывать камни, но вскоре поняли, что задача не имеет решения. Чтобы нанести пирамиде хоть какой-нибудь заметный ущерб, им пришлось бы работать десятки лет. Наконец, халиф осознал, что здесь более нечего делать и снял свой лагерь. Вот что было с Аль-Мамуном и его людьми… Джон театрально развёл руки в стороны, как бы передавая этим жестом разочарование и обиду халифа. В голове у Виктора один за другим возникали вопросы, рассказ произвёл на него неизгладимое впечатление. Ему казалось, что в комнате ощущается духота и мрак коридоров, а висящая в воздухе пыль не даёт сделать вдох. Он видел перед глазами гранитные глыбы, от которых при ударе молотом отскакивали искры, чадящие факелы, сгорбленные спины рабочих. Он и сам был ужасно разочарован тем, что пирамида оказалась пустой, и эта пустота и недосказанность истории требовали какого-то продолжения. Джон не замедлил себя ждать: – Это всё, что нам известно о тех событиях. А сейчас давайте-ка попробуем критически переосмыслить всю эту историю и найти неувязки, коих там, поверьте мне, предостаточно! Прежде всего – отсутствие документальных свидетельств того времени. Далее можно было бы и не продолжать, одно это уже ставит весь рассказ под сомнение. Но откуда тогда появилась известная нам версия? Принято считать, что по прошествии некоторого времени, некто, изучив структуру внутренних ходов, и не имея точных свидетельств о происходящем, всего лишь предположил, как могли бы развиваться события и каким путем, в какой последовательности шли люди халифа. К примеру, надо было как-то объяснить внезапный поворот туннеля налево – так появился звук падающих камней. Начал халиф долбить свой туннель – значит, истинный вход был неизвестен, ну и так далее… Высказанное предположение стало выдаваться за истину, обрело документальную форму и, наконец, попало в тираж. Что-то в нём было вполне достоверно, авторитет версии рос, и со временем индекс цитирования перевёл эту версию в разряд исторических фактов. Но – ещё раз повторяю! – никто точно не знает, как оно было на самом деле и было ли вообще! История стала настолько популярной, что даже попала в знаменитый сборник арабских сказок «Тысяча и одной ночи». Там есть отдельная глава, которая так и называется – «Рассказ про Аль-Мамуна и пирамиды». Ставлю фунт против пенни, что вы никогда раньше об этом не слышали и уж тем более не читали! Из упомянутых сказок неискушённый читатель более или менее помнит что-то про Синдбада-морехода и саму Шахразаду, да и то, если вообще когда-либо брал книгу в руки… В этом коротком рассказе нет никаких подробностей проникновения халифа внутрь пирамиды, зато полно описаний хранящихся в ней чудес, от драгоценных камней и мудрых книг до стекла, которое можно сворачивать и оно при этом не бьётся. Интересно и даже забавно наблюдать, как эту сказку во многочисленной литературе буквально verbatim пытаются представить как достоверное свидетельство взлома пирамиды Аль-Мамуном. Похоже, что некоторые авторы популярной тематики просто переписывали эту историю друг у друга! А ещё – что более вероятно – сама сказка и послужила основой для этой версии! В первой же строчке «Рассказа» содержится значительная неточность, ставящая под сомнение его возможную правдоподобность. Вот, послушайте, – Джон быстро перелистнул свой блокнот в поисках нужной страницы, – «Рассказывают, что когда Аль-Мамун, сын Гаруна Аль-Рашида, вступил в Каир-охраняемый, он захотел разрушить пирамиды, чтобы взять то, что в них есть, но, когда он попытался их разрушить, он не смог сделать это, хотя и очень старался, и истратил на это большие деньги…» Обратите внимание – вступил в Каир. А ведь в то время, когда он был в Египте, такого города как Каир попросту не существовало! Каир был основан только через сто тридцать семь лет после предполагаемых событий, в 969 году. На месте Каира тогда был его предшественник – небольшой городок Фустат, основанный арабами ещё двести лет назад. И чем дальше мы будет изучать эту историю, тем больше мы будем встречать на своем пути подобные неувязки и нестыковки. Идём дальше – звук падающих камней указал им верное направление в туннеле. Однако, если подумать, никаких падающих плит и камней быть не могло. Как бы сильно рабочие ни долбили свой туннель, они не смогли бы «раскачать» пирамиду весом в шесть миллионов тонн настолько, чтобы за несколько метров от источника ударов через толщу камня сдвинулась с места хотя бы одна пылинка! Никакой критики не выдерживает и сюжет с подкинутым золотом для успокоения недовольных. Это вдвойне нелепая часть истории. Учитывая расстояние от Каира до Багдада, даже при желании обернуться туда и обратно за одну ночь, да хоть за неделю, было бы невозможно. Если только, конечно, крылатый Аль-Бурак15 не перенёс его, как Пророка, за одно мгновение из дельты Нила на берег Тигра. Да и профсоюз копателей пирамиды, выступающий за оплату сверхурочной работы, тоже как-то трудно себе представить в это время и в этом месте. Скорее всего, всякий, кто потерял бы благоразумие и проявил хоть малейшие признаки недовольства, тут же потерял бы голову – халиф был скор на расправу. А теперь оставим на время сказки и попробуем представить, в окружении каких событий, при какой, выражаясь современным языком, геополитической обстановке, случилось посещение Аль-Мамуном Египта. А обстановка эта была не самая лучшая, и она хорошо объясняет те причины, по которым всемогущий Повелитель правоверных вынужден был отправиться в одну из своих провинций. В эту пору вот уже двадцать лет как Египет был повержен в пучину непрекращающихся мятежей и восстаний. Междоусобная борьба среди арабов разных племён отягощалась наплывом беженцев из Испании, которые надеялись обрести здесь вторую родину. Это были не беззащитные мирные граждане, ищущие пристанища вдали от родимых мест, а самые что ни на есть настоящие морские разбойники из Андалусии, которые на новой земле вели себя сообразно своей профессии – грабили и убивали. Пользуясь слабостью враждующих сторон, испанским арабам удалось овладеть Александрией и закрепиться в ней на целых десять лет. Летописец дословно повествует про эти годы: «Весь наш мир был повержен в раздор, многочисленные узурпаторы взяли власть над каждым уголком земли и устрашали её народ…» Среди этих бушующих страстей как никогда страдали копты, коренные жители Египта, которые, ко всему прочему, на свою беду были ещё и христианами. Тут стоит отметить, что если в остальной части мусульманского мира отношения между двумя религиями складывались более или менее гладко, то в Египте изначально арабы встретились с глухим сопротивлением христиан-коптов. Восстания следовали одно за другим на протяжении почти двух веков. К тому же, из Египта выжимали все соки сборщики налогов. Всё, кроме воздуха, было обложено пошлинами и поборами. Современники называли одного из тогдашних финансовых управителей Египта «писарем сатаны» за то, что он ввёл непомерные для населения налоги. Всё это делало обстановку в стране ещё более взрывоопасной. Можно уверенно сказать, что в провинции в то время царили полная анархия и упадок. Аль-Мамун все предшествующие годы был плотно занят наведением порядка в основной части халифата, и до Египта у него попросту не доходили руки. Наконец, после серии сокрушительных ударов, мятежники были в основном подавлены, но, как оказалось, ненадолго. В момент очередного восстания пришлось самому Повелителю правоверных самолично встать во главе карательного корпуса для окончательного усмирения бунтовщиков. Кровь потекла ручьями, и долгожданный порядок наконец был восстановлен на продолжительный срок. После этого визита упоминания о беспорядках в Египте надолго исчезли из исторических хроник. И здесь, как и раньше, халиф был занят своим обычным делом – будучи тенью Бога в мирах, он огнем и мечом подтверждал своё право быть властелином. Вот та причина, по которой он оказался в Египте. Согласитесь, маловероятно, чтобы в стране, находящейся в состоянии войны, наполненной остатками недобитых повстанцев, у халифа могло найтись время для таких глупостей, как продолжительное и затратное исследование пирамиды. Из этого очевидно следует, что все события, ставшие причиной его визита в Египет, были для халифа совершенно неожиданными, и он никак не планировал посетить страну именно в это время – такие обстоятельства трудно планировать заранее. Он отправился в Египет 23 января 823 года. До этого он почти полгода провёл в военной экспедиции против своих заклятых врагов – византийцев. В этот период времени халиф обосновался в Дамаске, откуда ему было удобно каждое лето совершать набеги на пограничные земли. Оттуда и до Египта было рукой подать. Трудно предположить, что халиф специально, за полгода до описываемых событий, затеял войну с Византией, перебрался в Дамаск, устроил волнения в Египте – всё это случилось само собой, без его участия. Он всего лишь действовал по воле обстоятельств, и цель его визита в Египет – борьба с мятежниками – предстает перед нами со всей своей очевидностью и не допускает никаких сомнений. Будь эта причина иной – она бы неизбежно вызвала пристальное внимание современников. Если бы вдруг халиф, ни с того ни с сего, отправился из Багдада в далекий Египет только для того, чтобы разломать пирамиды, – такое экстравагантное событие историки уж точно бы запомнили в мельчайших деталях. Но все обстоятельства его визита были вполне объяснимы. Поэтому и неудивительно, что его посещение Египта запомнилось для современников только двумя скупыми строчками в хрониках тех лет. Чем занялся Аль-Мамун сразу же после предполагаемого взлома пирамиды? Думаете, он денно и нощно пересчитывал найденные в ней сокровища или взвешивал тонны золота? Ничего подобного в истории нет. Вскоре после возвращения из Египта он уже вовсю рубил головы зарвавшимся наместникам, три месяца подряд осаждал неприятельскую крепость, обменивался письмами с императором Византии – одним словом, это было почти что рабочее расписание руководителя государства тех лет. Никаких последствий его пребывания в Египте, никаких знаменательных распоряжений, назначений, никаких найденных сокровищ. Тишина вплоть до самой его смерти… Виктор пока ничего не мог понять: – Так всё-таки был Аль-Мамун внутри пирамиды или нет? – Мой ответ вас удивит. По правде говоря, мы не знаем этого наверняка. Но в наших силах это узнать. Жизнеописание халифа полно достоверных исторических сведений о его военных походах, борьбе за власть, обстоятельствах жизни и смерти. Ладно мы ничего не знаем про Хеопса! Но деяния нашего героя были более чем хорошо запечатлены в исторических хрониках. Достаточно упомянуть тридцать восемь томов арабской истории, принадлежащих перу Аль-Табари16, один из которых полностью посвящён Аль-Мамуну, а два других в большой части имеют отношение к периоду его правления. Это почти что семьсот страниц документальных свидетельств, из которых его визиту в Египет посвящено всего лишь две скупые строчки! Как тут не задуматься о правдоподобности известной всем версии о взломе пирамиды! Всего лишь две строчки! И это при том, что Аль-Табари отстоял от описываемых событий на каких-то несколько десятков лет – то есть его история создавалась, можно сказать, по горячим следам. Это был достоверный взгляд современника, ещё не затуманенный пеленой времени и забвения. Других источников, столь же заслуживающих доверия, у нас попросту нет. Хотя, нет, подождите! Упоминание о египетском турне халифа есть ещё у трёх заслуживающих доверия авторов: Якуби, Аль-Кинди и Аль-Масуди. Они не добавляют никаких новых подробностей к событиям того года, кроме незначительного расхождения в датах. Это всё известные, часто цитируемые источники, нередко дающие почти совпадающие параллельные описания событий. У нас нет никаких оснований ставить под сомнение свидетельства сразу нескольких летописцев. С одной стороны, об этом человеке мы знаем почти всё. Одно только описание его свадьбы занимает в хрониках столько же места, сколько порой не приходится на весь период правления некоторых последующих халифов. Но в то же время ничего достоверно не известно о его связи с пирамидой, если предположить, что она всё-таки была. Хотя и проделанная им работа, и объект её применения были экстраординарными для того времени. Сейчас бы это назвали ограблением века, нет, пожалуй, тысячелетия! И никаких достоверных упоминаний в истории! Только сказки и домыслы. Не правда ли, странно? Также странно и то, что всего лишь через год после возвращения из Египта, Аль-Мамун умирает при весьма туманных обстоятельствах. И смерть его становится ещё одной загадкой во всей этой запутанной истории… При трезвом рассуждении получается, что вся история с пирамидой – не более чем выдумка более поздних авторов, впечатлённых сказками «Тысячи и одной ночи». На этом можно было бы и остановиться, но вот что меня смущает… Никто из аббасидских халифов до Аль-Мамуна на протяжении восьмидесяти лет существования династии никогда лично не бывал в Египте! Ни разу ни у кого из его предшественников не возникло такой необходимости. Регулярно ходить войной против Византии было для них обычным делом, священным долгом, обязательством Повелителя правоверных, а вот усмирение бунтовщиков где-то в Египте, как правило, оставалось задачей наместников и генералов. Тем не менее, именно Аль-Мамун первым из аббасидских халифов направился в страну пирамид. И какая бы цель ни скрывалась за этим визитом, оправдание у неё было более чем убедительным. Мятежники подвернулись как нельзя кстати. Возможно, это была простая случайность, а может быть и нет… Что, если мы поверим в общеизвестную версию и допустим, что всё было именно так, как я вам и рассказал. Допустим, Аль-Мамун действительно взломал пирамиду. Тогда первое, что бросается в глаза – это то упрямство, с которым халиф приступил к прокладке собственного туннеля, не приложив никаких усилий для поиска истинного входа. А этот вход наверняка был прекрасно виден снаружи. Согласитесь, трудно поверить, что за три тысячи лет он так и не был обнаружен! Далее поражает то, с какой точностью туннель Аль-Мамуна вышел к месту соединения двух основных коридоров. С первой же попытки они вышли не куда-нибудь, а именно к тому месту, которое было ключевым для всех дальнейших изысканий. Отклонись они на метр-другой в сторону – и копать бы пришлось хоть до противоположной стены. Впечатление такое, что Аль-Мамуну или невероятно повезло, или же он точно знал, куда надо копать. Вы можете возразить – как же, им действительно повезло! Но я уже упоминал об этом… Джон на мгновение замолчал, быстро вышел из-за стола, приоткрыл холодильник и плеснул в стакан ещё немного виски вперемешку с кубиками льда. Виктор тем временем ждал от него объяснения загадки туннеля. Джон вернулся на место, устроился поудобнее за столом, перевернул страницу в блокноте и приступил к самой главной части своего изложения: – Сопоставив все известные факты, можно сделать одно весьма интересное заключение, которое в корне меняет всё наше представление об экспедиции Аль-Мамуна и переворачивает все события с ног на голову! Прежде всего, позволим себе кой-какие допущения. Всё описанное выше вполне могло иметь место при соблюдении некоторых условий. Что, если наш халиф наверняка знал о внутреннем устройстве пирамиды и приступил к прокладке туннеля осознанно, зная и место, и направление? Что, если его подданные уже могли заниматься туннелем на протяжении некоторого времени, а он сам только прибыл к завершению работ? Тогда можно было бы не оглядываться на стеснённость по времени и прочие обстоятельства, нарушающие целостность версии. Также можно предположить и самое невероятное – что туннель уже существовал, и халиф всего лишь заново его обнаружил и расчистил. Кстати, такая версия вполне правдоподобна. Но это всего лишь частности. А самое главное заключается в том, что… Давайте попробуем увидеть за многочисленным рядом мелочей основную мотивацию нашего героя. Именно она должна объяснить все странности этого дела. К чему в итоге он стремился? Что хотел получить от пирамиды седьмой халиф из сынов Аль-Аббаса? Вы думаете, Аль-Мамун на самом деле искал вход в пирамиду, чтобы узнать её тайны? Как бы не так! Он не пытался найти и вынести что-либо из пирамиды. Как раз наоборот – и в этом заключается главное заблуждение всех последующих столетий – он поместил в пирамиду нечто такое, для чего потребовалось сделать ещё один, дополнительный вход! О нет, внесённый предмет не был настолько большим, чтобы он не мог протиснуться в существующем коридоре! Дело совершенно в другом – пробитый халифом туннель должен был выйти к определённому месту в теле пирамиды, и при этом сама цель его изготовления не должна была вызвать никаких подозрений. Понимаете – цель и место! Пожалуй, эта цель и была достигнута – вот уже тысячу двести лет все уверены, что Аль-Мамун искал именно вход! Была создана достоверная и не вызывающая никаких сомнений видимость ограбления, пусть даже и неудачного, поскольку ничего не было найдено. Похоже, что, планируя свой туннель, Аль-Мамун осознавал, что он не первый и не последний, кто посмеет нарушить покой пирамиды. Рано или поздно другие люди придут к ней в поисках ответов на свои вопросы. Кто из любопытства, а кто в поисках наживы будет методично, камень за камнем, ковырять и ломать стены. И ему надо было обставить всё дело так, что любой, кто пришёл бы за ним следом, пребывал бы в полной уверенности, что здесь уже искать нечего – всё найдено и вынесено до нас! И, надо сказать, – он в этом более чем преуспел! На долгие века Аль-Мамун приобрёл себе славу расхитителя гробниц и первого человека, чья нога ступила в ранее неизвестную верхнюю часть сооружения. – Выходит, халиф знал, что в пирамиде ничего нет. Он только использовал её для того, чтобы спрятать в ней какой-то ценный предмет, не так ли? Получается, он точно знал и расположение истинного входа, и то, каким путём шли древние грабители. Но зачем ему понадобилось тратить неимоверные усилия для прокладки своего туннеля именно в том виде, в каком он был сделан? С целью вроде бы понятно, а вот место? – В этом-то и кроется основная загадка… Но её решение – прямо перед нами. Ещё раз взгляните на схему. Коридоры, туннель… Что между ними общего? Коридоры были всегда, туннель появился позже. Но есть одна общая точка, которая их объединяет – это выход к гранитным пробкам. Пробитый якобы вслепую в толще камня туннель тем не менее вышел точно на пробки! А что, если это и была истинная цель его прокладки? По какой-то причине халиф непременно хотел, чтобы его ход попал не куда-либо, а именно к ним. Но почему так важны были пробки? Почему халиф стремился выйти именно к этому месту? Совершенно очевидно, что возьми он немного в сторону – и задача проникновения в верхнюю часть пирамиды была бы намного проще. Если бы такая цель действительно преследовалась. Я думаю, что истинный вход был известен с самых древних времён. Нет сомнений, что и нисходящий проход, и подземная камера посещались ещё и грекам, и римлянам. Вопрос только в том, кто и когда обошёл гранитные пробки и вышел наверх к Большой Галерее. Но, боюсь, что этого мы никогда не узнаем. Ещё один важный момент – внимательно изучив то место, где туннель Аль-Мамуна пересекается с нисходящим коридором, можно заметить, что на самом-то деле, вопреки легенде, туннель первоначально выходит не в коридор, а упирается в пробки! Или, точнее сказать, в проход, сделанный кем-то вокруг этих пробок в сторону восходящего коридора! То есть не было никакого разочарования от бессмысленно проделанной работы и последующего воодушевления при виде заткнутого пробкой восходящего коридора. Путь наверх уже был открыт, и людям Аль-Мамуна не пришлось прокладывать обходной туннель вдоль гранитных пробок – он существовал с древних времён. Понимаете – они сразу оказались в том месте, откуда были доступны оба коридора! Им оставалось только подняться вверх по Большой Галерее и убедиться, что пирамида уже тысячи, тысячи лет, как пуста… – Значит, Аль-Мамун не открыл в пирамиде ничего нового. Да и сам туннель, возможно, не его рук дело. А как всё могло быть на самом деле? Джон многозначительно поправил очки и со строгостью школьного учителя посмотрел на притихшего Виктора. Виктор был под невероятным впечатлением от услышанного в эту ночь. Внезапно он ощутил себя нерадивым учеником, прогулявшим уроки и пропустившим одну из самых интересных глав в истории. Обычные и даже скучные вещи, знакомые ещё со школьной скамьи, вдруг обернулись захватывающей загадкой, манящим приключением, шансом, который выпадает раз в жизни. Возможность прикоснуться к тайне, подняться над скучной обыденностью, предчувствие авантюры и жажда приключений вскружили ему голову. Это было именно то, к чему он всегда неосознанно стремился и о чём мечтал – другая жизнь, полная опасностей и неожиданных поворотов; жизнь, в которой каждый новый день обещал новые открытия. Виктор понял, что он здесь неслучайно. И он готов был слушать рассказы Джона хоть всю ночь… Ночь между тем уже давно наступила, и стрелки часов были далеко от цифры двенадцать. Но, несмотря на столь поздний час, никому в голову не пришла бы мысль прервать этот удивительный урок. Джон подвёл итог сказанному: – Что тут можно сказать? История эта весьма противоречива, туманна и местами более похожа на восточную сказку. С первого взгляда и закончилась она в сущности ничем. Аль-Мамун не нашел в пирамиде ни золота, ни таинственных знаний, ни чего-либо другого. Однако, был и другой, менее осязаемый результат, увидеть который не так-то просто. Неискушённый наблюдатель вполне мог бы упустить его из виду, полагаясь только на общепринятые критерии оценки. А они, безусловно, отнесут экспедицию Аль-Мамуна к разряду неудачных. Да, наш герой не нашёл в пирамиде ничего. Но именно благодаря ей он вошёл в историю как человек, впервые нарушивший покой вечности и приоткрывший тайну длиною в три тысячи лет… А это, между прочим, дорогого стоит! Пока что перед нами одни только версии и предположения. И один неизбежный вопрос – какой же столь ценный предмет мог бы спрятать в пирамиде всемогущий восточный царь, повелитель стран и народов? И почему он выбрал для него именно это место? Он замолчал, задумчиво вертя в руках уже пустой стакан. На дне его оставались кубики ещё не растаявшего льда. В свете настольной лампы ледяные кристаллы вдруг заиграли причудливым сочетанием тени и света; отражённые от стеклянных граней, они озарили тёмные стены размытыми пятнами. При каждом лёгком движении руки этот узор менялся, перетекал из одной формы в другую, загорался и угасал невероятным рисунком тонких светящихся нитей…