Мария-Луиза была довольна таким предположением. Конечно, зная Дэду так, как ее знала она, гипотезу побега Дэды из-за нее следовало сразу же отмести. Но Марии-Луизе нравилось, что и другие думали, что она могла оказывать такое большое влияние на подругу. Она загадочно улыбнулась и ничего не ответила. — А может, она почувствовала необходимость вернуться к Луке? Они так любят друг друга! Это и вправду прекрасная пара, может, она захотела побыть с ним. Наивная, глупая Тутти, и при том огромном опыте проведенных дел о распавшихся браках. Хотя, по сути, Дэда была великолепной актрисой. Когда Мария-Луиза прикрыла глаза, она вспомнила тот немного гнусавый тихий голос, и улыбку, прячущуюся за бокалом во время игры в бурраку: «Мы, женщины, не можем уклоняться от супружеских обязанностей, поэтому стоит хорошо их исполнять, чтобы они прекратились раньше!» — И все тут же закудахтали, как гусыни. Смех, да и только. Мария-Луиза ощутила на своем потном лбу прохладную руку Тутти. — Довольно болтать, ты устала, необходим хороший сон, и ты опять придешь в норму. Мария-Луиза проваливалась в благодатный сон, в то время как Тутти занялась приведением комнаты в порядок: закрыла ставни, поправила шторы, аккуратно расставила обувь и повесила одежду на место. Она даже предусмотрительно поставила стакан с водой на тумбочку, потом ласково погладила Марию-Луизу по лбу и вышла, закрыв за собой дверь. Милая Тутти. Иногда нудная, но заботливая. Посмотри, может, и другим необходимо, чтобы ты зашла и поинтересовалась, как они. Дэда никогда уже не вернется. Та Дэда, которая убежала, никому ничего не сказав и никого не взяв с собой. Дэда, которая не испытывала ни вполне определенного, ни какого-либо смешанного и необъяснимого чувства ненависти и любви. Мария-Луиза постепенно провалилась в глубокий сон, хотя смутная, едва уловимая мысль какое-то время настойчиво не давала ей заснуть: дверь, я не закрыла дверь на ключ. Коридоры узкие и длинные, в них много странных углов и темных ниш, в которых любой мог бы затаиться без всякого труда. На стенах много картин, которые никто никогда не удосуживался хорошенько рассмотреть. Старинный паркет, скрипящий при каждом шаге, в коридорах лежат красные потертые, но еще прилично выглядящие ковровые дорожки. Если идти, не наступая на дорожку, с краю, то паркет не будет скрипеть. Коридор можно пройти бесшумно, если идти босиком или сняв обувь. Из коридора двери ведут в разные комнаты, в которых кто-то читает, кто-то спит, кто-то вспоминает, а кто-то вскоре умрет. Суббота, 24.00. Джованна У чая с ромашкой отвратительнейший вкус, и Джованна, сделав несколько глотков, поставила его на прикроватную тумбочку. Кто знает, почему ей казалась замечательной идея не брать ничего из успокоительных средств из дома… Теперь она об этом сожалела. Ей хотелось бы забыться и проспать до утра, не видя никаких снов, а теперь она не может заснуть и понимает, что это ей не удастся. Кто-то другой, конечно же, давно бы спал. Джованна видит, как медленно, очень-очень тихо, едва заметно приоткрывается дверь. Она этому почти не удивляется. Разве она не закрыла ее на ключ? Она абсолютно не помнит этого, но теперь это уже совсем не важно. Джованна медленно поднимается с кровати и пристально смотрит в глаза вошедшему, тому, кто закрывает за собой дверь и стоит неподвижно в полумраке. Глаза этого человека ничего не выражают, во всяком случае по отношению к ней, никаких эмоций. В комнате полная тишина — напряженная и угрожающая. Деревянная стенка кровати, в которую упираются ее ноги, очень холодная, но Джованна этого не замечает. Она медленно поднимается и направляется к окну, открывает его, встает на каменный подоконник и молча бросается вниз. Она не слышит стука от падения тела, не слышат этого и другие. Из темных окон никто не выглянул, чтобы посмотреть на распластавшееся тело, странно торчащие руки и ноги, темную фигуру на белой поверхности, засыпанной гравием, слегка освещающейся лунным светом. Никто не видит, как Джованна начинает ползком перемещаться, никто не видит, как кто-то наклоняется над ней, и вдруг упавший человек замирает и больше не двигается. Через некоторое время на светлой поверхности, усыпанной гравием, рядом с бассейном, ничего нет, даже огромной лужи, которая вначале казалась темным пятном. Кто-то позаботился о том, чтобы от него и следа не осталось, предусмотрительно надев на руки перчатки. Окровавленный гравий собран и отнесен в контейнер для мусора, завален упаковочной бумагой и кожурой от фруктов. Оставшаяся кровь под гравием очень скоро впитается в землю, образовавшуюся оголенную поверхность чья-то нога очень быстрым движением заполняет гравием с соседних участков. И вот больше нет никаких следов того, что произошло. Нет больше и Джованны. Воскресенье, 09.00. Мария-Луиза Тошнотворный привкус во рту, обложенный язык. Глаза с трудом переносят дневной свет, лучше их не открывать. Все остальное вроде как в порядке, разве что боль в голове такая, будто бы кто-то вбивает гвозди в черепную коробку. Обхватив голову руками, Мария-Луиза свешивает ноги с кровати и сидит на краешке, ожидая, когда все вокруг перестанет кружиться. Тутти забыла закрыть одну из занавесок на окне, и дневной свет разбудил ее слишком рано. Мария-Луиза вспомнила вечер накануне и застонала. Бесполезно сидеть и терзаться воспоминаниями о вчерашнем, нужно встретиться с остальными и покончить с этими размышлениями. К тому же хуже ведь уже не будет? А ведь, едва вернувшись домой, они это всем расскажут. Распустят слухи среди всех подруг. Ты знаешь, что Мария-Луиза, Мария-Луиза Скарелла, ты это знаешь? Неужели она так вела себя? Она пьет. Да, она пьет, напилась во время встречи с подругами и совсем слетела с катушек. Да что ты?! Что это ты мне такое говоришь! Хотя, я припоминаю, как однажды… А Дэда? Она бы понимающе улыбнулась, положив свою изящную руку ей на плечо: «Самое время, моя дорогая, заняться решением этой маленькой проблемы, пока она не станет неразрешимой…» Мария-Луиза залезла под душ и стояла под горячей водой, пока кожа не просто покраснела, а стала бесчувственной. Потом повернула кран с холодной водой, и, стиснув зубы, простояла под почти ледяными струями, считая до ста. После этого она почувствовала себя лучше, тщательно просушила голову полотенцем, оделась: фирменные джинсы с розой на кармане и цветная шелковая рубашка, сапожки с не очень длинным вытянутым носочком. Макияж спокойный, но тщательный: подводка вокруг глаз, чтобы сделать их выразительнее, светлые тени на веках, розовая губная помада и слегка припудренное лицо. Пара капель духов, в ушах — хорошенькие сережки с жемчугом. Все — к бою готова. В коридоре никого не было, Мария-Луиза постучала в дверь комнаты Дэды, просто так, и так же беспечно заглянула внутрь комнаты. Внутри никого не было, она и не надеялась кого-либо увидеть здесь. Также тихо было, когда она спускалась по поскрипывающим ступенькам. Только подходя к кухне, она услышала голоса подруг. Мария-Луиза вошла, расправив плечи. Все посмотрели на нее: Аманда, Лючия и Тутти, лица у них были тревожные, бледные, без макияжа. Наконец Лючия произнесла: — A-а, это ты? — на ее лице промелькнуло разочарование, и она уткнулась носом в огромную чашку с кофе с молоком. — Извините за то, что я еще существую. И что? — воинственно сказала Мария-Луиза. — Да, нет, дело не в тебе, мы думали, что, может, Джованна вернулась, — сказала Аманда. — Я заходила проведать тебя сегодня ранним утром, ты спокойно спала, поэтому о тебе мы не беспокоились. Кофе? — заботливо спросила Тутти, протягивая ей чашечку с кофе. — А ты лихо справилась с похмельем, — произнесла Лючия, глядя в чашку, но сказала это таким дружелюбным тоном, что Мария-Луиза не смогла обидеться. — Откуда она должна вернуться? Куда ушла Джованна? — Если бы мы это знали, то не сидели бы сейчас здесь и не переживали бы за нее, — рассудительно ответила Аманда. — Сегодня рано утром я зашла к ней, чтобы попросить таблетку, и увидела разобранную постель, открытое окно, в комнате холодно, все вещи на месте, а ее и след простыл, как и в случае с Дэдой. — Но Дэда не исчезла. Она просто уехала, — заметила Мария-Луиза, а в ее голове завертелась единственная мысль: они обо мне не думают, они обо мне не думают, они обо мне не думают. — А ты, что ты об этом знаешь? — неприветливо спросила Лючия. — Они исчезли без всякого объяснения, а если вдаваться в подробности, то получается, и Пьера тоже исчезла. Вы задавались вопросом, куда подевалась Пьера? — Но она же оставила записку! О смерти тети Эдвины, не помните? Мне об этом Дэда сказала! — Ах да, верно. Ладно, Пьера не в счет, но то, что касается Дэды и Джованны, — это все-таки непонятно. Куда они подевались? — Лючия посмотрела вокруг, рассуждая и вопрошая одновременно. «Кто знает, может, она представила, что в этот момент участвует в конкурсном испытании, чтобы получить должность судьи», — подумала Мария-Луиза восхищенно. Как замечательно: все знать и быть готовой объяснить это другим. — Всему этому, девочки, есть разумное объяснение, — сказала Тутти, но ее слов никто не услышал, потому что откуда-то с первого этажа послышался шум. Ты не насытилась ими даже сейчас. Для тебя они все еще живы, так же как и эти, остальные. Твои подруги наконец-то собрались все вместе. Воскресенье, 09.30. Мария-Луиза