— Если это так, вождь, — сказал полковник, приблизившись к индейцу, — ваше путешествие закончено. Человек, которого вы ищете, — перед вами. — Пусть мой брат докажет это. — Я это сделаю очень легко, если вы именно тот человек, которого я ожидаю, — сказал полковник, вопросительно поглядев на индейца. Краснокожий молча отступил на шаг, поднял руки к груди, раскрыл рубаху и снял с шеи кожаный мешочек, висевший на нитке, сплетенной из волокон алоэ. Потом ножом срезал эту нитку, открыл мешочек, вынул из него вчетверо сложенную бумагу, развернул и подал полковнику. Тот при свете костра рассмотрел ее самым тщательным образом. Это было грубо раскрашенное изображение Гваделупской божьей матери. Один угол бумаги был неровно надорван, и как будто случайно венец и лицо богоматери были проколоты иглой в семи местах. Но, видимо, именно эти причудливо разбросанные уколы послужили для молодого человека ясным подтверждением сказанного. С удовлетворенным видом он достал из своей сумки точно такую же бумагу и протянул ее индейцу вместе с первой. Вождю команчей потребовался один молниеносный взгляд, для того чтобы увериться в полном тождестве изображений. Его лицо, до этого холодное и суровое, мгновенно просияло. Он почтительно склонился перед полковником и, передав ему свою палку, вкрадчиво сказал: — О! Я вижу, что брат мой — действительно тот молодой человек, которого я ищу. Мое путешествие закончилось счастливо. Пусть брат мой возьмет эту палку! Отныне она мне не нужна. Дон Луис, плохо знакомый с нравами краснокожих, взял палку, не придавая никакого значения словам индейца. — С какого же времени брат мой Великий Бобр идет по моим следам? — спросил он. — Луне было два дня, когда белые вожди призвали Великого Бобра и поручили ему пойти на розыски Пламенного Глаза, — сказал вождь команчей. Со свойственной индейцам поэтичностью, он тут же дал это прозвище голубоглазому французу. — Ах, так! Значит, брат мой шел семь дней! Индеец улыбнулся. — Луна, которая нас освещает, уже гаснет, — ответил он. — Пусть молодой вождь прибавит к этой луне и прошедшую — тогда он узнает точное число дней, которые прошел Великий Бобр, не отдохнув ни разу до этой минуты, хотя силы его истощены. — Как? Мой брат шел, не останавливаясь, тридцать пять дней?! — изумленно вскричал молодой человек. — У Великого Бобра было очень много дел. — Но Великий Бобр их выполнил, конечно? — Выполнил все, — поклонившись, сказал индеец. — А что теперь будет делать Великий Бобр? — Он останется с Пламенным Глазом и будет исполнять его приказания. Так пожелало Собрание мудрейших бледнолицых. — У вас, значит, ко мне есть поручение от них? — Пусть брат мой Пламенный Глаз бросит взгляд на ожерелье — тогда станет известно все, что он хочет знать, — сказал индеец, слегка улыбаясь. — Что он хочет сказать этим словом «ожерелье»? — спросил заинтригованный полковник у дона Кристобаля. — Ну да, ведь вы еще не знаете индейских выражений! — смеясь, ответил тот. — У них это обозначает «письма». Дело в том, что индейцы пользуются в качестве писем нанизанными на нитку разноцветными бусами. — Прекрасно! Но я не получал никаких писем, я только жду их. — Вы слышите, вождь, что говорит полковник? — спросил дон Кристобаль у индейца. — Уши Великого Бобра открыты, он слышит, — ответил индеец. — Что же вы нам ответите, вождь? Отвечайте ясно, как подобает вождю, — положение очень серьезно. — Множество гачупинов на дороге войны, — сказал индеец. Он стоял, положив руку на сердце, с неописуемым выражением торжества на лице. — Тамариндос еще больше… Великий Бобр много раз был схвачен ими и подвергался обыску. Но Великий Бобр — мудрый вождь, все в племени знают его. Тамариндос не удалось найти ожерелья, как они ни старались! — Значит, оно у вас? — быстро вскричал полковник. — Оно у меня было несколько минут назад. Но сейчас оно в руках Пламенного Глаза. — У меня? Но вы мне ничего не передавали, воин! — раздраженно сказал полковник. — Вы просто хотите пошутить! — Военный вождь не может лгать. Команчи — мужчины! У Великого Бобра язык не раздвоенный. Если он говорит, то только правду! — напыщенно произнес краснокожий. — Всемогущий боже! — нетерпеливо вскричал молодой человек. — Я повторяю: вы ошибаетесь, вы ничего мне не передавали! Дон Кристобаль это может подтвердить… — Прошу прощения, ваша милость, — прервал его дон Кристобаль. — Вы незнакомы с нравами индейцев. Вы сами сказали, что это первый индеец, встреченный вами. У них бывают иногда совершенно необъяснимые поступки. Позвольте, я разберусь в этом. Этот краснокожий — безусловно человек известный, он не будет лгать. Тут явное недоразумение. Надо это выяснить. Полковник засмеялся: — Ну, знаете, дорогой мой, если вам удастся убедить меня, что он передал мне эти письма, я скажу, что вы чрезвычайно ловки! — Посмотрим. Может быть, мне это удастся гораздо легче, чем вы думаете. Вы разрешите, ваша милость? — Я даю вам неограниченные полномочия, дорогой дон Кристобаль. Попытайтесь! Краснокожий бесстрастно смотрел на огонек своей трубки и не обращал ни малейшего внимания на разговор офицеров. После короткой паузы дон Кристобаль сказал: — Индейцы не похожи на всех людей, сеньор, они ничего не делают и не говорят без значения. Каждое их слово, каждое малейшее движение имеет определенный смысл… Что у вас в руках? — Да вы же видите — это его палка. — Эту палку он вам дал? — Да, но… — Подождите! — живо сказал дон Кристобаль. — Ведь, передавая ее, индеец вам сказал, что эта палка больше ему не нужна, так как путешествие его кончилось. — Да, он сказал это. Но все равно — какая же связь между этой палкой и письмами, которые… — Ну, вот что: или я ошибаюсь, или эта палка содержит то, что вы ищете. Сломайте ее, сеньор! Вы увидите, прав ли я. Полковник не заставил себя просить дважды: он взял палку обеими руками и разломал ее ударом по колену на две части. Палка была выдолблена во всю длину, и в ней были скрыты тщательно свернутые бумаги. Свертки эти тут же выпали на траву. — Ну, что вы скажете? Я был прав! — торжествующе вскричал дон Кристобаль. Индеец вытащил из своей сумки кусок окоте[114], зажег его и воткнул в землю. — Вот вам факел, читайте, — сказал он полковнику. Дон Кристобаль, по предложению полковника, присоединился к своим товарищам и, укрывшись плащом, уснул крепким сном. Во всем лагере бодрствовали только три человека: караульный, обязанный стоять на часах, индеец, сидевший на корточках перед костром с трубкой во рту, положив локти на колени и подперев голову руками, и полковник, внимательно читавший депеши. Прочитав, он тщательно сложил их в свой бумажник, провел рукой по лбу, как бы желая стереть тяжелые мысли, потом резко обернулся к индейцу и пристально посмотрел на него. — Пламенный Глаз хочет мне что-то сказать? — спросил краснокожий, настороженно оглядевшись вокруг. — Пусть он раньше выслушает вождя. Сейчас, когда все уши закрыты, Великий Бобр должен передать ему слова одного друга. — Говорите, вождь, я слушаю вас с большим вниманием, — сказал молодой человек. Индеец поднялся, сделал круг, как бы проверяя, что никто не сможет подслушать, затем, успокоенный своими наблюдениями, опять занял место перед огнем. — Вот что сказал друг Пламенного Глаза, — прошептал он: — «Я потерял половину моей души, любимая девушка исчезла, неужели мой друг покинет меня в горе?» — Кто велел вам передать мне эти слова, вождь? — возбужденно сказал дон Луис. — Брат мой пылок, он любит своего друга, это хорошо, — все так же бесстрастно сказал индеец. — Великий Бобр тоже любит Энкарнасиона Ортиса. Это храбрый воин, гачупины его очень боятся. Великий Бобр поможет Пламенному Глазу выручить из беды Энкарнасиона Ортиса. — Вы говорили об Энкарнасионе Ортисе?! Во имя неба, вождь, не скрывайте от меня ничего! С ним случилось несчастье? — Пусть он сам все расскажет бледнолицему вождю. Великий Бобр — всего-навсего невежественный краснокожий, у него во рту нет языка белых, и он не умеет говорить и объяснять, как белые. Предыдущий разговор очень ясно показал, что расспрашивать индейца, когда он не хочет отвечать, бесполезно. Поэтому полковник, несмотря на тревогу и волнение, решил не продолжать разговора, — по крайней мере, явно. Он предпочел отвлечь внимание индейца и потом незаметно вернуться к этому вопросу. Он принял самый безразличный вид, на который только был способен, и спросил: — Итак, Собрание направило вождя команчей, с тем чтобы он меня проводил до места соединения? — Великий Бобр согласился это сделать, и он сделает. — Благодарю вас, вождь. Я рассчитываю на то, что вы хорошо знаете страну и поведете нас самым коротким путем. — Птицы летят прямо — так же ходит Великий Бобр, когда он на тропе войны. — Скажите мне, вождь, среди белых воинов, которых мы встретим, будет и Энкарнасион Ортис? — Энкарнасион Ортис придет туда. Пламенный Глаз его увидит. — Отдохнули ли вы настолько, вождь, чтобы сейчас же пуститься в дорогу? Вождь команчей презрительно усмехнулся и, затянув свой пояс, который, садясь, он немного распустил, сказал: