— Так это что же получается, всё кончилось? — неверяще спросила Софья. — Похоже на то. Конечно, всех друидов и сочувствующих не отправишь… куда там дедушку твоего послали? — В Хиву, пустыню яблонями засаживать, — откликнулся Макс, всё ещё сидевший на корточках около матери. — Во-во, именно. Всех, говорю, туда не отправишь, да и не надо. Гребнева — в Хиву, Колокольцева — в Наманган, Василькова — в Гоби, представляешь? И везде вырастают яблоневые сады… — Бахтин хмыкнул, покосился на подоконник и спросил: — Аркадий, как там насчёт хлебной корочки после тяжёлой физической работы? — Это какой же? — спросил домовой. — Так злоумышленников упаковывать! — И парадные бокалы достань, пожалуйста, кажется, нам есть, что праздновать! — улыбнулась успокоившаяся Софья. ГЛАВА 10 7 мая 2185 года от О.Д. Если вы смеетесь и сомневаетесь в моих словах, — сказал Арамис, — вы больше ничего не узнаете. Мы верим, как магометане, и немы, как катафалки, — сказал Атос. Александр Дюма, «Три мушкетера» «Странное дело, — думала Софья, поправляя плети клематиса и разглядывая появившиеся бутоны, — странное дело, меньше двух недель я живу здесь, а чувствую себя дома. Вот и свои маленькие правила появились — до завтрака выйти в садик и посмотреть, как всё растёт… Кстати, а вот этому кусту надо добавить сил!» — и она приложила руку к самой толстой ветке, по капле вливая энергию. Что-то яркое мелькнуло слева, на границе поля зрения, она повернулась — и не поверила своим глазам. — Аркадий! — позвала негромко. — А? Завтрак я готовлю, Софья Григорьевна. Срочное что-то? — ответил голос со второго этажа. — Сирень твоя зацвела! Можешь идти искать пятилепестковые цветки! — Ух ты! — мгновенно домовой оказался возле куста, оценил высоту, и через секунду рядом с ним стояла небольшая аккуратная стремянка. — Как это у тебя получается? — спросила Софья с некоторой завистью. — Что получается? — Так вот р-раз — и ты из кухни прямо сюда, опять р-раз — и стремянка… И вообще, — она поудобнее уселась на скамеечку, подпёрла подбородок ладонью и уставилась на Аркадия, закопавшегося в крупную розово-сиреневую гроздь цветов. — И вообще, столько еды наготовить, это ж надо штат из трёх поваров и десятка поварят содержать. А я никогда и не видела, чтобы ты, например, лук резал, или там тесто замешивал… Домовой оторвался от сирени и посмотрел на неё укоризненно: — Ты, матушка, не спрашивай о таких вещах. Не дело это. — Почему? — Почему? — Аркадий Феофилактович уселся на верхней ступени стремянки и вздохнул. — Ты станешь спрашивать у гнома, как устроена связь между отделениями банка? Каким таким образом ты сдаёшь ларчик с драгоценностями в Москве, а твой сын получает его в тот же день в Лютеции? — Пожалуй, не стану… Понимаю, прости, есть секреты, которые не открывают посторонним. — Вот именно, — проворчал домовой, снова закапываясь в цветочную кисть. — Хоть ты и не посторонняя, а это наше, и никому знать нельзя. Считай, что мне просто нравится готовить, вот и всё. Иди уже, завтракай, давно всё на столе! Уже у двери её догнал голос Аркадия Феофилактовича: — Кстати, готовить я действительно люблю! Дирижабль, которым летели из Кракова близнецы с гувернёром и племянница Катя, должен был прибыть в Москву в пять вечера. Значит, из дому Алексу нужно было выехать в четыре. Отчёт господину Парсонсу по последнему делу он передал, история с убийством в доме напротив закончилась, и Верещагин решительно не знал, чем же себя занять. В первую очередь, ему не хотелось даже думать о том, что придётся рассказать сыновьям о смерти Елены… Как, вот как такое можно рассказать четырнадцатилетним мальчишкам? А ведь придётся… Он повертел в руках блокнот с записями, перечитал пометки по рассказу господина Шнаппса… И начать новое дело пока не получится, уж точно он не расстанется с мальчишками ни на минуту хотя бы первые пару дней! Правда, можно запустить Суржикова в самостоятельное плавание и посмотреть, что же из этого выйдет. Хм… Алекс взглянул на помощника. Тот увлечённо заворачивал в тонкий блинчик ломтик копчёного лосося и одновременно спорил с Максом: — Нет, вот ты мне всё же объясни, за каким лешим тебе понадобилось связываться с этим осиным гнездом? Ты не мог подождать до сегодняшнего дня, пока господин твой дед будет официально отрешён от… как у них это называется? От сана? — Ну, у них это называется «Верховный друид», — ответил молодой человек, поливая блины в своей тарелке сметаной и вареньем. — Так что если говорить лингвистически, то, наверное, от верховенства. Только ты неправ, Влад, я с ними не связывался, я среди них родился и жил почти восемнадцать лет! — И тем не менее, на мой вопрос ты не ответил! Зачем ты вчера пошёл встречаться с посланником твоего деда? — Затем, что ты бы за меня точно не сошёл! Ну сам подумай, на скамейке в парке сидят три человека, ещё два десятка прогуливаются по аллеям. Кто из них друид, ты как определишь? И даже если сумеешь, что можно ему предъявить, кроме того, что он прибыл из Пскова? А вот когда они попытались бросить на меня аркан подчинения… Суржиков возвёл глаза к небу: — «Ступай! Когда ты сядешь на корабль, Он будет от крушенья обеспечен, Не под водой, а в петле твой конец!» — Макс, хватит, — включилась Софья. — Мы все вчера очень беспокоились. — Всё уже кончилось, мам! Жаль, что тут нет головизора. Говорят, есть специальная программа, где транслируют аудиенции. — Врут, — покачал головой Алекс. — На то она и аудиенция, что это личный приём. Личный! Макс надул губы. — Ну и ладно! Кстати, Хива — это тоже круто! — Иди уже, занимайся, ценитель крутизны! — усмехнулся Влад. — Тебе сколько экзаменов досдавать? — Ну, три… — Ну, вот… Когда мальчик ушёл, спотыкаясь и цепляясь за каждую половицу, Софья повернулась к Алексу: — Я… хотела поговорить. Наверное, я уеду. — Теперь-то куда? — вырвалось у него. — Обратно… в Псков, — она опустила глаза. — Макс может переехать в общежитие, я узнавала, у университета есть… неплохое. Верещагин потёр переносицу. — Знаешь, я сегодня как-то плохо соображаю. Давай ещё раз. Ты хочешь вернуться в Псков, оставив здесь сына, чтобы?… — Как я говорила тебе, там мой муж, Антон Гребнев, отец Макса. — Кажется, ты говорила несколько по-другому, что это теперь не муж, а дерево! — не удержался Суржиков. Два укоризненных взгляда были ему наградой, но Влад не остановился. — Нет, я слыхал, что такое бывает! Немало женщин называют своих мужей дубинами, но я никак не пойму, зачем тебе жить с ним рядом? «И если выглядит иной вельможа дубом, ты хочешь уподобиться плющу?» — Если не будет друидской общины, за ним некому будет ухаживать, — тихо пояснила Софья. — Он ведь не может сказать, что ему нужна вода или… или что-то ещё. Почему-то всё то, что она сама себе твердила ночью в тишине спальни, сейчас, рядом с друзьями казалось малоубедительным… Мужчины переглянулись. — Но ведь даже если община будет распущена… — медленно проговорил Алекс. Суржиков подхватил: — Даже если по указу его царского величества общину ликвидировали, всех из Псковской губернии не вышлют! Ну, десяток самый главных, тех, кто носил белые балахоны, остальные-то останутся. Если они под себя всю губернию подгребли, там и женщины были наверняка, ведь так? — Софья кивнула. — Ну вот! Значит, нужно просто договориться с кем-то… — Мам, да что тут думать? — в столовую как-то незаметно вдвинулся Макс. — Тётке Марии напишешь, ну, и денег пошлём! Делов-то… — Пошли мне терпения Великая Матерь… Ты заниматься пошёл! — Ма-ам! Набрав на коммуникаторе номер господина Шнаппса, Алекс подождал минуту — экран светился синим, играла бодрая музычка — и хотел уже отключиться, когда лицо нового клиента высветилось вместо заставки. — Добрый день! — Добрый, добрый, господин Верещагин!