А сразу после исчезновения Аннэт, двое молодых болгар, с виду новобрачные, с безукоризненно сделанными в Дрездене чехословацкими паспортами садились на океанический лайнер в Дувре для отплытия в Бургас на медовый месяц. В мире разведки болгарским спецам всегда доверялась разработка «мокрых» дел, и они справлялись с этим безукоризненно. Матовая фотография миловидной и улыбающейся белокурой девочки подрагивала в руках директора СДЭКЭ (Сервис де Документасьон Экстерьер де Контр-Эспионаж), генерала Эжена Гибо. Генерал понимал, как некстати свалилась на него эта новая проблема, и был вне себя от возмущения. Напротив него стоял зять президента де Голля, полковник Ален де Буасье, который и вручил ему эту фотографию. — Они похитили ее буквально у нас перед носом, генерал, — полковник де Буасье шипел от ярости. — И это все на фоне того, что происходит сейчас в Париже! — Полковник, мы займемся этой проблемой. Они не смогут пересечь границу. Уверенный голос генерала Гибо немного успокоил полковника, и тот продолжал: — Они похитили девчонку Пака и, скорее всего, постараются перебраться с ней в Восточный Берлин, или используют другую границу Восточного Блока. Там мы их и возьмем. Другого варианта при сложившейся ситуации у нас нет: все силы брошены на борьбу с ОАС, и на кону стоит жизнь президента… А ситуация к тому времени, летом 1963 года, складывалась для Франции катастрофическая… В феврале 1961 года в Мадриде была сформирована радикальная террористическая организация ОАС (OAS) — фр. Organisation de l’armée secrète) — секретная вооруженная организация, ставившая целью, путем саботажа и убийств, не допустить обретение Алжиром независимости. Первой жертвой террористов 25 января, еще до официального создания ОАС, стал Пьер Попье — лидер Народно-республиканского движения, который заявил в телеэфире, что «Французский Алжир мертв». 31 мая был убит Роже Гавури, глава французской полиции в Алжире, а летом главной целью террористов стал президент де Голль. С активизацией деятельности ОАС директор СДЭКЭ генерал Эжен Гибо наконец разрешил отделу Пять включиться в борьбу. Агенты вступали в ОАС, а кое-кто из них проник в высшие эшелоны организации. От них поступали сведения, позволявшие полиции Франции срывать операции и арестовывать боевиков ОАС. В других случаях их безжалостно убивали за пределами страны. Родственники пропавших без вести оасовцев не сомневались, что те стали жертвами агентов Отдела противодействия. К 1963 году противостояние ОАС и СДЭКЭ достигло своего апогея. Ни одна разведка и контрразведка мира не имела такой широкой сети агентов, информаторов и исполнителей, и ни одна разведка не работала с такой беспощадной жестокостью. ОАС и СДЭКЭ обменивались ударами и контрударами, не щадя никого. К этому времени было совершено множество покушений на де Голля, и только благодаря слепой случайности президент оставался в живых. Ни одна из сторон не считалась с потерями, как своими, так и со стороны противника. При этом сам де Голль приходил в ярость, когда замечал опеку со стороны спецслужб, и это еще больше усложняло работу по его охране. Шарль де Голль в неизменном темно-сером двубортном костюме и черном галстуке галантно, пропуская вперед мадам Ивонн де Голль, появлялся на всех национальных праздниках, подчеркнуто игнорируя опасность покушения. 25 августа 1963 года Париж намеревался праздновать девятнадцатую годовщину освобождения от нацистов. 75 тысяч человек, обливающихся потом, в рубашках из синей саржи и костюмах-двойках, пытались обеспечить какое-то подобие порядка. Широко разрекламированные газетами, радио и телевидением торжества Дня Освобождения вызвали небывалый приток зрителей. Большая их часть, однако, только мельком увидела главу государства, шагающего меж плотных рядов охранников и полицейских, чтобы положить начало той или иной церемонии. Полицейские и чиновники, многие из которых с радостью приняли приглашение поучаствовать в празднествах, понятия не имели о том, что выбор пал на них благодаря высокому росту и каждый, помимо прочего, служил живым щитом. Кроме того, генерала окружала вся четверка его телохранителей. К счастью, сильная близорукость и отказ носить очки на публике не позволяли де Голлю заметить, что Роже Тесьер, Поль Комити, Раймон Сасья и Анри Джудер постоянно находятся в непосредственной от него близости. Пресса окрестила их «гориллами», и многие полагали, что это связано с внешностью телохранителей. В действительности такой облик и походку обусловливали иные причины. Каждый был специалистом по рукопашному бою, с могучими грудью и плечами. Напряженные мышцы как бы отжимали руки от боков, и кисти свободно болтались из стороны в сторону. Кроме того, под левой подмышкой у каждого висел автоматический пистолет, еще более усиливая гориллоподобный вид телохранителей. Так они и ходили, широко расставив руки, готовые выхватить пистолет и открыть стрельбу при малейшем намеке на опасность. Но в тот день все обошлось. Зажжение огня под Триумфальной аркой прошло, как и намечалось. При этом на крышах домов, окружающих площадь Звезды, сидели на корточках у печных труб сотни людей с ружьями и биноклями, настороженно оглядывая окна и другие крыши. Едва президентский кортеж покатил по Елисейским полям к собору Нотр-Дам, они, облегченно вздохнув, поспешили вниз. В эти два дня Париж трясли, как никогда раньше. В каждом отеле, от самого фешенебельного до самого грязного, по существу публичного дома, проверялись списки гостей. Не остались без внимания ни один пансион, меблированные комнаты, ночлежка или студенческое общежитие. Бары, рестораны, кабаре, ночные клубы и кафе прочесывались детективами в штатском. Проводились обыски в домах и квартирах всех известных полиции приверженцев ОАС. Документы проверялись у сотен тысяч людей на улицах, в такси, автобусах. На всех перекрестках Парижа встали полицейские кордоны, и любителям ночных прогулок приходилось предъявлять удостоверение личности по нескольку раз чуть ли не через каждый километр. Не отставали от полиции и корсиканцы, обходя притоны, сутенеров, проституток, карманников, воров, бандитов и предупреждая, что сокрытие интересующих их сведений повлечет за собой гнев союза, со всеми вытекающими последствиями. В студенческие кафе, бары, политические клубы, группы и союзы проникли молодые детективы. Агентства, специализирующиеся на размещении во французских семьях студентов-иностранцев, приехавших во Францию по программам обмена, получили соответствующие указания. 25 августа 1963 года стояла палящая жара. Все разведслужбы Франции были задействованы в деле охраны президента, и для этого лихорадочно изыскивались дополнительные резервы. Были даже использованы части пограничного контингента Франции, стоящие со стороны Западного Блока. Исходя из этих соображений, именно 25 августа 1963 года в КГБ был разработан план пересечения французской границы, но совершенно не там, где ожидали французские спецслужбы… Уверенные в своих документах, они выбрали путь через Бургундию и Альпы. Можно было не спешить, до необходимого дня оставалось еще немало времени. От Кана они повернули на север, и дорога RN85 привела их в живописный городок Грае и далее в Кастеллан, где неистовая река Вердон, укрощенная плотиной в нескольких милях выше по течению, уже более спокойно несла свои воды, чтобы слиться с Дюранс у Кадараша. Оттуда они проследовали через Баррем к маленькому курортному городку Динь. Обжигающая равнины Прованса жара осталась позади, воздух холмов приятно холодил кожу. Если они останавливали машину, солнце припекало как следует, но при движении ветер напоминал холодный душ, пахнущий соснами и дымком. После Диня они пересекли Дюранс и поели в маленьком, но уютном ресторане гостиницы на ее берегу. Еще через сотню миль Дюранс превращалась в серую, липкую змею, вяло ползущую меж покрытых галькой берегов. Но здесь, в предгорьях, она была настоящей рекой, изобилующей рыбой, с зеленой травой по берегам. Дорога RN85, проложенная по левому берегу Дюранс, привела их в Ситерон, а затем повернула на север. В сгущающихся сумерках они въехали в Гап. Рекламный щит убедил их повернуть в отель «Серф», бывший охотничий замок герцога Савойского, обещавший покой сельской местности и отличную кухню. — Добрый день, мсье. Добрый день, мадам. — Портье был подчеркнуто вежлив и несколько чопорен, как бы намекая своим поведением на непростое происхождение отеля. Он снисходительно взглянул на миловидного черноволосого мальчика с тонкими чертами лица и добавил, пожалуй, искренне: — Какое красивое дитя… Как тебя зовут? Мальчик не ответил, просто слабо улыбнулся под любящими взглядами родителей. — Номер, пожалуйста, — отец семейства, тоже брюнет, протянул паспорта портье и обаятельно улыбнулся. — Жюль, его зовут Жюль. Он у нас очень стеснительный. — Мсье и мадам Рене Жарез, — как бы про себя, но вслух прочел портье. — Добро пожаловать в наш отель. Сколько дней вы планируете пробыть у нас? — Два дня, мсье. 25-ого утром мы съедем. Мы путешествуем по Франции и должны много чего повидать. Я обещал Жюлю показать крепость Ла-Рошель. Мальчик очень интересуется историей. — И мсье Рене Жарез, уроженец Лиона, жестом любящего отца взлохматил волосы на затылке сына. — Ваш номер 35, мсье. По лестнице направо вдоль коридора, третья дверь с левой стороны, — и чуть помедлив, будто для солидности, многозначительно добавил. — Напротив гобелена со Святым Георгом, поражающим дракона. Хорошего вам дня! И портье протянул массивный бронзовый ключ с номером. — Мерси, мсье. Вы очень добры. Мсье Рене Жарез с улыбкой взял ключ и подхватив увесистый в шашечках чемодан, направился со своим семейством к лестнице. Документы вправду были идеальны, и беспокоиться было совершенно не за чем… Стены номера были обиты тяжеловесной драпировкой с изображениями роялистских лилий. У стены располагалась широкая кровать с балдахином, явно стилизованная под эпоху Короля Солнце. Мужчина подошел к окну, широко распахнул деревянные ставни, и лучи яркого послеполуденного солнца заиграли на стекле громоздкого графина с водой и двух бокалов на столике с прихотливо выгнутыми ножками. Он бросил мельком беспокойный взгляд на мальчика: — Аннэт, милая, расслабься. Через два дня ты будешь в безопасности. Папа рассказывал тебе, как хорошо в Москве. Правда ведь? — он нежно приобнял девочку. — Сейчас ты Жюль. Это очень важно. Ты понимаешь меня? Девочка согласно кивнула, при этом лучи солнца весело заиграли на недавно перекрашенных волосах цвета воронова крыла. Он посмотрел в окно. Во дворе стоял серый седан «Рено Дофин». По документам седан принадлежал им с Клементиной (его не интересовало ее настоящее имя). На этой машине она подобрала их с девочкой в Париже и отвезла на конспиративную квартиру. Там он и девочка перекрасили волосы в черный цвет, а девочку еще и постригли под мальчика. Вместе с собой Клементина принесла полный комплект поддельных документов, сделанных в Дрездене, пожалуй, лучшим спецом в этой области, Томасом Шварцем. По документам они были семьей из Лиона и путешествовали по Франции во время летних каникул Жюля: месье Рене Жарез, мадам Клементина Жарез и их 11-летний мальчик Жюль. Степан бросил короткий взгляд в окно, пытаясь высмотреть плотное наружное наблюдение, которое, он нисколько не сомневался, велось за ними. Он также не сомневался в инструкциях, полученных Клементиной, агентом парижской резидентуры КГБ, по поводу себя самого (малейшее подозрение на побег — ликвидация). Именно поэтому Степан Карташов, а сейчас Рене Жарез, бывший агент Алтын, приговоренный к смерти за измену Родине, был подчеркнуто вежлив и обходителен со своей супругой Клементиной Жарез и всячески избегал конфликтных ситуаций и непредсказуемости в своем поведении. Он часто поглядывал сзади на хрупкую шею своей назначенной супруги, с пульсирующей синей венкой сбоку, подавляя жгучее желание обхватить в молниеносный захват и свернуть ее. И при этом продолжал улыбаться и быть предельно галантным. Единственную, кого он жалел — это была маленькая девочка, завязшая в жестоких и аморальных играх взрослых подонков. Девочка доверяла только ему. Она видела в нем своего утерянного отца и безотчетно льнула к нему. Только из-за девочки он оказался здесь, только из-за нее его вытащили из той мясорубки, где он должен был окончить свое существование. И Карташов не испытывал никаких иллюзий: как только необходимость в нем отпадет, его или ликвидируют, или в лучшем случае отправят обратно на добивание. Девочка — это гарантия его существования, и поэтому он всячески подчеркивал их близость и свою незаменимость. Надо было терпеливо выжидать, незаметно просчитывая самый безошибочный вариант побега. Права на ошибку у него нет, и второго шанса не будет. 25 августа 1963 года, когда в Париже начнут праздновать девятнадцатую годовщину освобождения от нацистов, они пересекут границу. Все было рассчитано предельно просто и поэтому имело все шансы на успех. Идея заключалась в том, что все силовые структуры Франции в этот день будут стянуты в Париж для обеспечения безопасности де Голля, а для задержания исчезнувшей девочки усилят посты только на границах с восточным блоком, особенно с ГДР. Специально, чтобы французская сторона не сомневалась в том, что транзит ребенка осуществится именно этим путем, «Штази» по просьбе Кремля демонстративно увеличило количество постов на КПП и имитировало активную лихорадочную деятельность по всей приграничной территории. Утром двадцатого августа 1963 года в Старом порту Марселя жизнь била ключом в гомоне многочисленных туристов, в криках дерущихся из-за отбросов чаек, в гортанных выкриках капитанов причаливающих рыболовецких судов, выгружающих ящики свежей, еще трепыхающейся рыбы, и в звонких криках мальчишек, прыгающих в воду с дальнего пирса. В воздухе витал терпкий запах моря, рыбы и специй свежежарящегося гриля на не самом свежем масле. Оберон Жоливе расслабленно сидел в ресторане «Ше вьё пешёр» («У старого рыбака») на набережной Старого порта с бокалом розе и любовался прекрасной панорамой. Вид порта с десятками яхт, плотно стоящими по периметру, и практически геометрически правильный, бирюзовый овал свободной воды посередине с отплывающими или приплывающими одинокими яхтами зачаровывал его и навевал умиротворение. Но сегодня месье Жоливе не мог позволить себе такую роскошь. За внешней расслабленностью и вальяжностью скрывалось колоссальное напряжение и настороженность. Боковым зрением он высматривал рыболовецкий траулер «Diane», который вот-вот должен был причалить к берегу. На стенах ресторана висели довольно удачные репродукции Ван Хеда, Франса Снайдерса и Георга Флёгеля с изображениями мидий, лангустов и прочей морской живности вперемежку с живописными обрывками рыбацких сетей на старых потрескавшихся деревянных столах. Лениво рассматривая картины, Оберон Жоливе, на самом деле, внимательно обшаривал взглядом акваторию порта. Владелец небольшой туристической фирмы в центре Марселя рядом с вокзалом Сен-Шарль, он одновременно был агентом марсельской резидентуры КГБ. Будучи еще в Сопротивлении в группе «Анри» он, коренной марселец, был завербован НКГБ и сейчас, после войны, Оберон Жоливе работал на Советы, веря, что выполняет свой долг перед мировым пролетариатом. Сразу после войны на деньги русских он основал в родном городе свой туристический бизнес и изредка выполнял не слишком обременительные задания парижской резидентуры. Самой большой своей заслугой Оберон Жоливе считал вербовку Пьера Арно, марсельского рыбака, с которым он познакомился в конце войны в кабачке, где обычно собирались все, кто симпатизировал Морису Торезу. Обычный марсельский рыбак, Пьер Арно, был трудягой, который к сорока годам обзавелся одной утлой лодкой и большой семьей, вечно нуждающейся в деньгах. Оберон близко сошелся с Пьером на почве политических симпатий и регулярных возлияний. Вначале он нанимал Пьера капитаном на свою небольшую яхту, и тот возил туристов к замку Иф или на острова Фриуль. Арно, немногословный, обстоятельный, приземистый, с небольшим пивным животом и с вечно плохо прикуренной папиросой «Голуаз» в углу крепко сжатых губ, оставлял впечатление надежного и исполнительного человека и при этом не дурака. Серьезный разговор состоялся в офисе Жоливе, когда тот отдавал деньги Арно за очередной морской тур. Жоливе начал разговор с того, что во всем мире все сильнее разгорается классовая война и что единственная страна, которая поддерживает пролетариат — это Советский Союз. На что Пьер согласно кивнул. — Всякий пролетарий во всех уголках мира обязан поддержать СССР в этой нелегкой борьбе, — продолжал Жоливе, многозначительно посмотрев на своего собеседника. — И, естественно, Советский Союз тоже будет поддерживать любого в этой борьбе с классовым противником. Дальше Жоливе рассказал, что и у Пьера есть возможность поучаствовать в этой борьбе с капиталистической нечистью, и это будет огромной помощью всем пролетариям мира и, в частности, Морису Торезу. «Оплот империализма, США, не дремлет, и мы должны противостоять этому. Естественно тайно, поскольку и в нашем правительстве есть ставленники американских торгашей!» Когда пролетарий Пьер Арно еще раз согласно кивнул и заинтересованно прикурил вторую папиросу от первой, Жоливе вдохновленно продолжал. «Но это опасно, поэтому все должно быть абсолютно секретно и тайно, ведь враги не дремлют! Мы помогаем Франции, хоть она об этом и не догадывается!», — с пафосом продолжал Жоливе. «И, естественно, Советский Союз будет оказывать нам поддержку и помощь в нашей праведной борьбе, в том числе и материальную!» Зная о возрастающих аппетитах семейства Пьера, Жоливе с интересом наблюдал за реакцией своего собеседника на сказанное. И реакция не заставила себя долго ждать. Арно вскинул голову и тихо произнес: — Чем я могу помочь мировому пролетариату? Начало было проложено… На самом деле Оберон Жоливе слово в слово повторял текст методички по вербовке, которая была выслана ему из парижской резидентуры. Этот текст он выучил наизусть, а методичку сжег в своем камине, по рекомендациям, отпечатанным в конце той же методички. … Через три месяца Пьер Арно получил из Канады довольно приличное наследство от своего скончавшегося канадского дядюшки. На доставшиеся деньги он купил себе рыболовное судно «Diane» и сделал новую пристройку к дому. Так пролетарий Пьер Арно стал капитаном рыболовецкого траулера. Аккуратный небольшой траулер «Diane» медленно пришвартовался к пирсу. Большие, изъеденные морской водой покрышки, свисающие с обоих сторон судна, уткнулись в заросшую водорослями и облепленную мидиями бетонную стену пирса, выдавив из себя порцию затхлой морской воды. Капитан Пьер Арно, расслабленно стоявший на палубе своего судна, осторожно сошел по колышущемуся трапу на причал, вытряхнул из пачки «Голуаз» папиросу, прикурил и, шумно выдохнув из ноздрей терпкий дым, не спеша осмотрелся. Матросы уже выгрузили пару ящиков с утренним уловом прямо ему под ноги. Он посмотрел вниз и заметил, что из одного ящика медленно выполз маленький осьминог в сторону плещущейся под трапом воды. Ударом носка кованого ботинка он вернул осьминога обратно в ящик, и тот, выпустив слабую чернильную струю, шмякнулся обратно. Поправив изрядно потрепанную капитанскую фуражку, Пьер Арно еще раз лениво огляделся и медленно побрел, рассекая встречный поток туристов, в сторону ресторана «Ше вьё пешёр». Пропахший морем и рыбными потрохами Арно, в кожаной куртке поверх толстого бордового свитера крупной вязки, представлял собой живописное зрелище для туристов и очень гармонично выглядел на оживленном причале. Он знал это и тщательно исполнял отведенную ему роль. Пройдя мимо ресторана, он неторопливо направился в сторону крепости Сен-Жан. Оберон Жоливе видел, как Пьер Арно прошел мимо ресторана. Он знал, куда направляется Пьер, и продолжал сидеть, любуясь панорамой порта. Надо было убедиться, что за капитаном нет слежки.