«Какой нервный», — подумала Мила Лутовна, глядя, как ученик пытается схватить в папке ноты, в то время как Савва старался прикрыть от ее взглядов нарисованную на обложке рожицу с растрепанными волосами и длинным носом. От желания сыграть получше Савва так напрягся, что на его тонкой шее вздулись жилы, а растопыренные пальцы будто свело судорогой. Глядя исподлобья на ноты, он почесал указательным пальцем под носом и так треснул по клавишам, что учительница вздрогнула и отодвинулась. Довольный таким удачным началом, Савва размахивал руками, нажимал ногой сразу на обе педали и крутился возле инструмента до тех пор, пока стул не отъехал, поэтому конец пьесы ему пришлось играть почти стоя. Мила Лутовна с ужасом следила за учеником и, когда он, закончив пьесу, попытался сыграть все сначала, испуганно положила руку на клавиши. — Нет, нет, — сказала она, — хватит! Во-первых, так не играют вообще, а во-вторых, эта пьеса играется совсем не так… Многочисленные недостатки Саввы вдохновили Милу Лутовну, и она тут же с молодым жаром взялась за перевоспитание. Однако по неопытности начала слишком издалека, с великих итальянцев, поэтому времени не хватило и конец урока пришлось скомкать. В класс заглянул следующий ученик. — Савва — Шопен! — дурашливо пропел он. — Какая бестактность! — сердито сказала Мила Лутовна, оставила экскурс в историю, но, находясь под впечатлением собственного рассказа, по инерции спросила: — Как по-твоему, Савва, что думал композитор, когда создавал «Три вальса»? Какие чувства он испытывал? О чем хотел нам рассказать? Мила Лутовна понимала, что и сама вряд ли в состоянии сразу ответить на эти вопросы, но не могла остановиться: — Страдания или радость заключены в этой пьесе? Или, если идти еще дальше… — Мила Лутовна потерла глаза и посмотрела в щелки между пальцами на Савву, соображая, что же еще дальше… Но в голову ничего не пришло, кроме вопроса, которым она и закончила: — Для чего, в конце концов, нужно это произведение? Савва во все глаза смотрел на новую учительницу и думал о котятах. Не дождавшись ответа, Мила Лутовна посмотрела на часы: — Подумай над тем, о чем я тебе сейчас рассказывала. Эту пьесу нужно прочувствовать. Нужно проникнуться духом того времени, когда она была написана. Необходимо понять замысел композитора. Если ты учтешь все эти компоненты, ты сможешь вдохнуть в нее жизнь. Савва кивал головой, запихивая «Три вальса» на старое место в папку. «Рыжего подарю», — решил он, выходя из класса… Поздно вечером, сидя за столом на кухне, Савва рассказывал Свете про урок и новую учительницу. — Я бы лучше сыграл, — закончил он, — да стул отъехал. — Ты все лето не занимался, вот учительнице и не понравилось, — сказала сестра, но Савва думал уже о другом. — Учительница кошку просит, — сказал он. — Вам, говорит, хорошо! У вас три котенка, а у меня ни одного. Я ей отнесу рыжего, ладно? — Отнеси, — сказала Света. — Тебе что-нибудь новенькое задали, или опять весь год будешь «Три вальса» играть? — Буду вообще-то, — пробурчал Савва, роясь в тарелке с ранетками. Он помолчал, видимо, обдумывая, как бы попонятней сказать, и потом, глядя в одну точку, добавил: — Проникаться нужно духом. Компонентов нет, а вдыхать надо. Она мне все рассказала… Опера в трех актах Билеты на оперу распространяли в музыкальной школе. Света поручила Савве взять два, но в последний момент выяснилось, что у нее дежурство в больнице. С другой стороны подвела погода. Зима не наступила, а свалилась на город. В начале декабря ударили такие морозы, какие нечасто бывают даже в январе. Одним словом, Света не хотела отпускать Савву в театр, несмотря даже на то, что с ним согласился пойти надежный Коля Максимов. Похожая на маму круглым лицом и большими темными глазами, Света ежилась, глядя на улицу, и вредничала: — Не пойдешь. Холодно, и слишком поздно кончается. — Пойду, — отвечал Савва. — Не пойдешь. Я буду волноваться. — Не ты главная, а Анфиса Антоновна, — бурчал Савва, одеваясь. — Сейчас она придет из магазина и скажет. Вскоре действительно пришла Анфиса Антоновна и сразу же победила Свету. Анфиса Антоновна считала, что самостоятельность для мальчика — главное. — Пусть едут, ничего с ними не случится, — сказала она. — Во-первых, они вдвоем, а во-вторых, они уже взрослые мужчины. Тем более, что я их провожу до остановки и потом встречу. * * * Иней с потолка автобуса валился на головы, когда подбрасывало на выбоинах. Народу было мало. Савва и Коля ковыряли пальцами оконные стекла, дышали на темные пятна и поминутно спрашивали, когда будет остановка «Оперный театр». Кондукторша, завернутая в большой тулуп, правда, с большими паузами, но терпеливо отвечала: «Через восемь остановок», «Через семь остановок», «Через пять остановок», пока они сами не увидели ярко освещенный подъезд театра. Прикрываясь воротниками и руками от злого ветра, друзья поспешили к тяжелым дверям. — Сейчас мороженое купим. Коля с трудом проглотил вставший колом во рту ледяной ветер. — Конечно, — хотел сказать Савва, но не смог. Они опоздали. На вешалке народу уже не было. Одна из женщин за барьером отложила чтение, приняла у них пальто, дала программку и любезно указала, куда нужно идти. Савва с Колей одернули курточки и степенно отошли от вешалки, но на мраморной лестнице, ведущей к залу, стали скакать и прыгать, словно кто-то дергал их за ниточки. — Стоп! — увидев буфет, вспомнил Коля. — А мороженое? — И так опоздали, — нетерпеливо сказал Савва. — Опера длинная, а мороженое кончится, — заметил Коля, и они свернули. В буфете было пусто. За стойкой буфетчица ела пирожное. — Нечего бегать, придете в антракт, — сказала она. — Не даст, — шепнул Савва. — Какой антракт! — удивился Коля. — Давай деньги. — Идите, идите на спектакль, — отряхивая с рук крошки, раздраженно повторила буфетчица, будто пирожное оказалось невкусным. Тут только друзья обнаружили, что все деньги остались в пальто. — Может, не пойдем? — засомневался Савва. — Теперь и на вешалке будут ругаться. — Будь спок, я сам. Коля побежал вниз и, к удивлению Саввы, все моментально сделал. Однако, когда он вернулся, буфетчица уже запирала дверь. — Скоро буду, — буркнула она. — Ждем, — решительно сказал Коля. — Все равно опоздали. Друзья стали бродить по просторному фойе второго этажа между каменными вазами и скульптурами. — А это кто? Коля показал на скульптуру женщины с колчаном. — Богиня, — пояснил Савва. — Охотница, забыл как зовут. — Эта в платье. — По лесу голым не побегаешь, — сказал Савва.