– Платина! – завопила, вскакивая, Агата, с которой мгновенно слетели смущение и намерение соответствовать торжественности момента. Задевая спинки стульев и плечи сидящих за столом, она со всей возможной скоростью протискивалась к Варфоломею. Вокруг улыбались. Посыпались шутки и подначки. Чье-то «Ух ты!» при виде того, как выбравшаяся на оперативный простор Агата с разбегу прыгнула на Кондового, потонуло во взрыве хохота. – Ну, подруга, ты даешь! – провозгласил Платина, отпуская девушку и с удовольствием целуя подставленную щёку. – Уж осюрпризила так осюрпризила! – Ты доволен? – с самым невинным видом осведомилась Агата. Глаза ее сияли. – Не то слово! – искренне ответил Варфоломей. – Кстати, о сюрпризах. Господин майор! До поры до времени скрывавшийся за дверным косяком Дима шагнул вперёд. Агата бросилась к нему и вдруг резко остановилась, словно налетела на невидимую стену. – Командир? – неуверенно произнесла она. – Это действительно ты, командир? Пилот среагировал мгновенно. Оружия у него – как (кажется) и у Десницы – при себе не было, поэтому он просто сделал один длинный, скользящий шаг, плечом оттирая побледневшую девушку себе за спину. Дима дернул уголком рта, подчеркнуто медленно запустил руку под рубашку, что-то там нащупал… позади Кондового облегченно выдохнула Агата. – Ну, ты меня и напугал. Ффух… Всё в порядке, Платина. Все свои. Что это было вообще? – Да так, – криво усмехнулся Десница. – Техника, знаешь ли, не стоит на месте. Давай не сегодня, а? – Давай, – согласилась Агата, расцветая улыбкой. – Пошли за стол, для Варфоломея место оставили, и тебе сейчас тоже что-нибудь организуем. – Не хлопочи, – остановил Дима горящую энтузиазмом девушку. – Что-то я устал. То ли гравитация, то ли старею… Вы празднуйте, а я пойду, прилягу. Тут по дороге отельчик попался, «Мамина сказка», там и заночую. Завтра поговорим. – Ладно, как скажешь… – недоуменно пожала плечами Агата и дёрнула пилота за рукав: – Айда, Платина, пока без нас всё не съели! Просыпалась Агата с трудом. Голова была ясной, не кружилась и не болела – должно быть, по возвращении с банкета доктор Ставрина догадалась-таки принять стабилизатор, – но отрываться от подушки не хотела совершенно. Можно и нужно было спать дальше. Однако вновь погрузиться в сон не получилось. Что же это так мешает-то, а? Сообразив, в чём дело, девушка чуть не рассмеялась. В комнате царил бескомпромиссный, могучий, сметающий всё на своём пути храп. Приподнявшись на локте, Агата уставилась на соседнюю кровать. Марфы на ней не наблюдалось, зато наблюдался Платина, полностью одетый и почему-то в одном ботинке. Ботинок был ярко-красным. Чертыхаясь вполголоса, девушка нехотя выползла из-под одеяла и отправилась в ванную. Полчаса спустя жизнь стала вполне сносной штукой. Теперь следовало сделать ее таковой и для Варфоломея: путем парочки инъекций. Вот служба и началась, мелькнула в голове ехидная мысль. Первейшая обязанность бортового врача – приведение пилота во вменяемое состояние. Через несколько минут Платина задышал ровнее, потом с хрустом потянулся (кровать протестующе скрипнула) и открыл глаза. – Привет, – хриплым со сна голосом выговорил он. – Ты не знаешь, почему у меня нога болит? – Потому что ты спал в ботинке, – любезно проинформировала пилота Агата, сохраняя предельно нейтральное выражение лица. – В каком ещё ботинке? – возмутился Варфоломей. – Я был в сапогах! И я их снял, я точно помню! Агата огляделась и действительно увидела у входной двери щегольские сапоги. – Ну да, – покивала она, соглашаясь с очевидным, – сапоги ты снял. А ботинок надел. Где ты его взял, кстати? А главное – зачем? – Нашёл, – пробурчал Платина, садясь на кровати и стаскивая с ноги злополучный предмет обсуждения. – Кажется, в коридоре. А что? Красивый, мне понравился. Представляешь, каково ему пришлось, бедняге? Пусто, темно, холодно… Вот я его и поднял. И надел, чтобы ему не было так одиноко. Ощущение съезжающей крыши посещало Агату не слишком часто. И почему-то большинство эпизодов этого ценного, но не слишком обнадеживающего опыта приходилось на общение с Варфоломеем. – Так, всё. Сам разбирайся со своей обувью. И с НЕ СВОЕЙ обувью тоже разбирайся сам. Мой тебе совет – попробуй вспомнить, возле какой двери ты подобрал сие произведение искусства, и верни его на место. Только тихо, а то владельцу может и не понравиться применённый тобой способ разноски. А я пошла к командиру, поволоку его в «Гнездо», завтракать. С этими словами девушка развернулась на каблуках и, ловко перепрыгнув через сапоги Платины, выскочила за дверь. Надо было разыскать Десницу, перекусить и разобраться со вчерашними странностями. Причем именно в такой последовательности. Посылать майору вызов на связь Агата посчитала неуместным – час был сравнительно ранний. Судя же по пойманному ею вчера всплеску эмоций, бессонница была куда более вероятным спутником Десницы, чем сон праведника. Стало быть, не исключено, что заснул мужик только под утро. Хоть бы уж не один! – толковая девчонка вполне могла бы привести командира в порядок. Вот только где ж её тут взять, толковую? Нет, толковых-то было много, но профессиональная проституция на Закате отсутствовала как класс. А господину майору вчера требовалась именно профи – или вообще никто. Черти бы взяли этот банкет! И она, Агата, тоже хороша: отпустила командира одного, повеселиться ей, видите ли, захотелось! За размышлениями девушка сама не заметила, как добралась до «Маминой сказки». За стойкой портье позёвывала знакомая физиономия: студенты медицинского факультета подрабатывали кто где, и этого парня она, кажется, встречала. Ну, так и есть: – Доброе утро, доктор Ставрина! Поздравляю вас! – Доброе утро, эээээ… – она покосилась на бэйдж, – Сергей. Спасибо за поздравления. Мы знакомы? – Не то чтобы знакомы… – слегка смутился парнишка. – Просто старый Погосян чуть ли не на каждой лекции упоминает о пользе эмпатии для бортового врача… и приводит в пример вас. Агата усмехнулась: Семья Погосян славилась вышедшими из нее медиками, а Виталий Александрович не первое десятилетие гонял будущих бортврачей. Получалось у него здорово. И возраст не мешал. – Лучше бы он привёл в пример себя. Эмпатия в сочетании с опытом куда полезнее собственно эмпатии. Ладно, не о том разговор. Сергей, Дмитрий Десница с Земли остановился у вас? – Секундочку… да, у нас. – Он в номере? – введённая ещё на заре колонизации планеты система фиксации в любых помещениях была налажена чётко. Специфика Заката: на случай аварии или природного катаклизма, нарушившего герметичность купола, следует точно знать, кто где находится. И хотя ничего экстраординарного не происходило уже много лет, и купола почти повсеместно заменили силовыми полями, отменять старое правило никто не спешил. Такая постановка вопроса заметно облегчала жизнь полиции. Ну, и шантажистам, конечно, но последних на Закате не жаловали до такой степени, что само понятие давно исчезло из обиходного языка. – В номере. А… Задать вопрос Сергей не успел, Агата поняла его с полуслова. – Это мой друг. Когда на Волгу напали лестиане, Дмитрий на пару с Варфоломеем Кондовым вытащили оттуда, в частности, и меня. Вот такие пироги. Так я поднимусь? – Подни… стоп, он уже не в номере. Вышел. В «Гнезде» было тихо и почти пусто. Следы вчерашнего пиршества (попойки, дорогая; вещи надо называть своими именами!) исчезли, столы заняли свои законные места. Посетителей почти не было: студенты и преподаватели в большинстве своем пребывали на занятиях. Случайные же люди в патронируемое медицинским факультетом заведение заглядывали нечасто. Кому охота в качестве антуража к обеду получить обсуждение техники вскрытия или подробное описание «сборки» сложного перелома! Почти полное отсутствие чужаков и добродушный цинизм своих нравились Агате. Это – и ещё наличие в «Гнезде» столиков на одного. Впрочем, на этой планете столики и кабинки на одного имелись в любом кафе. Или ресторане. Или даже дешёвой забегаловке. К человеку, сидящему за таким столиком, не принято было подходить без крайней надобности. На Закате вообще уважали чужое одиночество. Вынужденная компактность проживания и впитываемая с молоком матери полувоенная дисциплина время от времени требовали разрядки. И любой уроженец Заката считал дурным тоном приставать к человеку, которому захотелось побыть одному. Сегодня, однако, Агате требовался столик на двоих. Предоставлять «право на одиночество» насупленному командиру она категорически не собиралась. Как не собиралась и первой начинать разговор. Вот выпьет человек кофе, придет в пристойное расположение духа – тогда и поговорим. По поводу связи между кофе и настроением собеседника у нее сомнений не было: вот уже год «Гнездо» предлагало посетителям в том числе и оймяконские сорта. Лучший кофе в известной человечеству части галактики произрастал почему-то в теплицах планеты Оймякон, и с этим приходилось считаться не только гурманам, но и торговцам. Поставки оймяконского кофе на Закат осуществляла компания «Радда, Инк», принадлежащая Агате Ставриной, Варфоломею Кондовому и Дмитрию Деснице. Естественно, любимое заведение Агаты получало зёрна с изрядной скидкой. И подать абы что совладелице «Радды» и любому из её гостей здесь не могли просто по определению. Расчёт оказался верным: уже десять минут спустя тяжёлые складки на лбу Десницы начали разглаживаться. Он улыбнулся со скупым одобрением, подлил себе кофе – Агата знаком велела официантке принести ещё один кофейник – и неожиданно накрыл ладонь девушки своей. – Так, говоришь, напугал я тебя? – это были первые слова, произнесённые майором в её адрес после сугубо формального приветствия в гостинице и принятия приглашения на завтрак. – Ещё и как, – честно ответила Агата. – Мне чуть плохо не стало. Эмофон – один в один лестианский. – Ага! Значит, работает, – удовлетворённо кивнул Десница. – Работает – что? – доктор Ставрина чувствовала острую необходимость брать быка за рога, пока командир не передумал общаться и не замкнулся снова. Мог, вполне мог, это она чувствовала безо всякой эмпатии. – Да мне тут кое-какое оборудование подогнали на предмет полевых испытаний. Смотри, – он, как накануне, сунул руку под рубашку и вытащил из-под нее тонкий цилиндрик на короткой, под горло, цепочке. Похоже, цералановой. Точно, очень характерный цвет металла. – Это так называемый «кокон». Пассивный вариант. Когда включен – имитирует лестианскую «серую кашу». Так ты, кажется, это назвала? Агата, ещё в гостинице сбросившая первый контур щитов ровно настолько, чтобы убедиться, кто перед ней, завороженно рассматривала прибор. – А ну-ка, включи ещё раз, – скомандовала она, раскрываясь полностью, и тут же отпрянула. – Выключи. Вот ведь зараза… Погоди, ты сказал – «пассивный вариант». А что, есть и активный? – Есть, как не быть, – ледяная улыбка Десницы Агате не понравилась категорически. Должно быть, он понял это, потому что тут же вернул на лицо нейтральное выражение и продолжил: – Сработан в форме зарядов к пистолету. Немного нестандартных, конечно, как и сам пистолет. Если попасть капсулой в незащищенный участок тела – имеется в виду, без брони – то эмпату глушится восприятие эмо-фона. Совсем. Девушка зябко передернула плечами: представлять себя на месте бедняги, в которого угодила такая капсула, не хотелось. Щиты-то – штука привычная… Но одно дело зонтик, который в любое время можно сложить, и совсем другое – бетонный мешок. Или гроб, засыпанный толстым слоем земли. – Да уж… слушай, давай договоримся: на мне ты полевые испытания проводить не будешь. Майор соорудил максимально коварную гримасу, но не выдержал и рассмеялся. Вслед за ним засмеялась и Агата. – Кстати, а что эта штука – которая активная – делает с не-эмпатом? – Просаживает наиболее развитый орган чувств. – Ого! То есть аудиал глохнет, визуал слепнет, а кинестетик теряет осязание? – Примерно так. Не теряет, конечно, но ослабление заметное. Ещё – суггестивный эффект. В лабораторных условиях добровольцы демонстрировали практически полное подавление воли. – Лихо! – девушка допила кофе и поставила чашку на блюдце. – Ладно, я поняла. Бог с ним, с этим твоим оборудованием. Скажи-ка мне, командир, вот что: на Закат-то тебя каким ветром занесло? Да ещё и при собственной яхте? Десница, оживившийся было, опять помрачнел. – Варфоломей проболтался? Н-да… яхта… видишь ли, тут такое дело… отец у меня умер. Так что, можно сказать, прокучиваю наследство. – Соболезную, командир, – склонила голову Агата. – Замечательный был человек. Давно? – Третья неделя. Ответом ему было напряжённое молчание и тяжёлый, испытующий взгляд иссиня-серых, почти черных глаз. – Дима, – впервые после Волги Агата назвала его так, – а почему ты думаешь, что Валерия Мефодьевича убили?