– Десять процентов от той суммы, которую ты, как я думаю, сможешь увести оттуда. Взгляды мужчины и женщины скрестились, как клинки. Франц сделал полшага назад, и Анатоль поймал себя на таком же движении. Мастерам надо дать место для схватки. – Десять процентов. Премия посредника. Сейчас? – Да, сейчас. – И сколько я, по-твоему, смогу забрать? – Полагаю, треть. Это если быстро, одномоментно и аккуратно, не оставляя следов и не поднимая тревоги. – Почему не сама? – У меня недостаточно времени и ресурсов. Выгоднее отдать тому, у кого они есть. – Пять процентов. – Не смешно, Тони. – Хорошо, семь. – Десять. Десять – за вычетом того гонорара, который ты заплатил мне на Волге, и средств, потраченных с твоей стороны на обеспечение операции. Заметь, Тони, я прошу десять процентов с трети. Сможешь урвать больше и не попасться – твоя выгода. Так что? – У тебя появилась хватка, Агата, – Кертис откинулся на спинку кресла и задумчиво прищурился. «Котёнком» и «девочкой», как с удовлетворением отметил Трейси, он свою визави больше не называл. – Пять лет назад ты такой не была. Накал спадал, высокие договаривающиеся стороны пришли, похоже, к соглашению. Всё в порядке, стрельбы не будет, свидетели могут расслабиться и закурить. – Пять лет назад было пять лет назад, – задумчиво проговорила Агата. Она не иронизировала, просто размышляла вслух. – Тогда мне ещё не отказали в праве учиться, в меня не стреляли, мой дом не захватывали, меня не допрашивали имперские безопасники, я не бегала под огнем там, где ты не был и никогда не будешь. Пять лет – большой срок, Тони. – Хорошо! – всё ещё крепкая мужская ладонь громко хлопнула по столешнице. – Десять от трети минус затраты на операцию и тот гонорар. – Гонорар – с процентами, Тони. Двенадцать годовых. – Долги и счета… полностью отданные долги и счета, закрытые в ноль… не надо было оставлять тебя на Волге… чёрт с тобой, согласен! Нанятый Анатолем на Манки пилот высадил его в четверти мили от ангара миссис Лауры. Там, надежно спрятанный под всяким хламом, дожидался своего часа наверняка заскучавший в его отсутствие «Кондор-Президент». Четверть мили по залитой вечерним солнцем степи… что может быть лучше? Разве что – четверть мили по степи, проделанные не в щегольских туфлях на тонкой подошве, а в крепких ботинках. Проблема усугублялась тем, что сила тяжести на планете была выше, чем на ее спутнике, и комья высушенной солнцем земли безжалостно впивались в ставшие, пусть и на время, неуклюжими ноги. И репеллент не помешал бы, да. Впрочем, гостеприимство дядюшкиной приятельницы с лихвой искупало неудобства прогулки. Кофе, во всяком случае, был просто изумительным. Не в каждой фешенебельной кофейне Рейвен-Сити подали бы такой даже самому привилегированному клиенту. Миссис Лауру явно распирало любопытство, такое же объёмистое, как она сама. Но великанша ограничилась лишь вежливым вопросом, всё ли в порядке и как поживают «ребятишки». Услышав, что проблем нет и пока не предвидится, она не стала спрашивать ничего больше, подлила Анатолю ещё кофе и отправилась извлекать из-под завалов его мобиль. Десять минут спустя Трейси уже неторопливо катил в сторону шоссе по разбитому грузовиками ухабистому проселку. «Кондору» эта затея совершенно не нравилась: благородный агрегат вполне обоснованно полагал, что ему в таких условиях делать нечего. Пришлось ухмыляющемуся адвокату до предела поднять клиренс. Полгода назад, когда он забирал машину из салона, эта опция показалась ему пикантным, но, в общем-то, бесполезным дополнением. Что ж, тогда – да что там, ещё неделю назад! – он предпочитал гладкие дороги… Остановившись у выезда на шоссе, Анатоль выбрался из мобиля и уселся на теплый капот. Редкие машины проносились мимо иногда бесшумными, а иногда рычащими призраками. Лучи солнца, как побагровевшие от натуги пальцы, отчаянно цеплялись за небосвод, но утомившееся за день светило всё-таки сползало в поля и полыхало в тёмном стекле за спиной. Ветер совсем стих, и Трейси казалось, что он парит в пустоте, окутанный светом и жаром двух кроваво-красных дисков. Правильнее всего сейчас было бы не сидеть, постукивая каблуком по бамперу, и не пялиться бездумно на однообразный сельский пейзаж, а ехать домой, в квартиру, которую он снимал после гибели жены и сына. Да, это было бы правильно. Но хорошо ли? Впервые в жизни Анатоль Трейси задумался над тем, что «хорошо» и «правильно» – отнюдь не синонимы, мнение словаря не в счет. Его правильная учеба, правильная карьера, правильная жизнь… так ли уж хороши они были? Взять вот, к примеру, доктора Ставрину. Да нет, не доктора Ставрину, а Агату, и не притворяйся, что ты видишь в ней клиентку и не более того. Не притворяйся, что бы там ни скулила «правильная» половина тебя, та самая половина, которая неделю назад имела наглость утверждать, что она и есть весь ты. Что сделало бы большинство его знакомых женщин, попади они в переплёт, выпавший на долю бортврача «Sunset Beast»? Даже если предположить, что они позволили бы себе попасть в такой переплёт? Женщины эти, вне всяких сомнений, поступили бы правильно: положились на полицию и юристов, а для пущего спокойствия наняли частных детективов. Они действовали бы строго в рамках закона – как до недавнего времени и он сам. Даже будь означенные дамы знакомы с Тони Кертисом, им бы и в голову не пришло связаться с таким человеком, а тем более принять его помощь. Они не стали бы имитировать собственную гибель, лезть в сумасшедшую авантюру, рисковать своей жизнью… и убивать они не стали бы тоже. А уж торговаться с пиратским бароном, закрывая счета, выплачивая долги и не забывая о собственной выгоде… Агата Ставрина, похоже, правила устанавливала сама, исходя при этом из того, что, с её точки зрения, хорошо, а что – нет. И её кажущаяся беспринципность стоила доброго десятка самых твёрдых принципов. Принципов, которые до самого последнего времени казались Анатолю незыблемой основой бытия. Разумеется, Трейси не мог не понимать, что возможность устанавливать правила появилась у этой женщины совсем недавно. Темой его диссертации было не что-нибудь, а сравнительный анализ гражданского законодательства Вольных Миров Окраины. И его знаний, а также нескольких услышанных тут и там фраз вполне хватило для построения логической цепочки. Ему не составило большого труда сообразить, каковы были правила, державшие Агату Ставрину в таком капкане, какой и не снился Анатолю Трейси. Но она смогла вырваться из стальных, намертво сжатых челюстей. И даже, кажется, лапу не отгрызла. Или отгрызла, но сумела вырастить новую. А он чем хуже? «Правильно», огрызаясь и шипя, со скрипом и скрежетом сдавало позиции. А отталкивающее его в сторону «хорошо» искушающе шептало: «Ты – это не только правила! Поверь в это, прими себя цельным, оглянись вокруг! Мир огромен, и он такая же часть тебя, как ты – часть его. Он ждёт тебя, давно ждёт, уже всякую надежду потерял! Неужели ты струсишь? Дело твое, но тогда я уйду, и разбирайся со своим «правильно» сам, без меня!» Трейси усмехнулся, слез с капота и уселся за руль, заметив с веселым удивлением, что его не волнуют ни испачканные брюки, ни след от них, оставшийся на запылившемся синем металле. Потом убрал потолок салона, чего, заботясь о сохранности обивки, никогда раньше не делал. Повертел в руках и отбросил перчатки. Позволил аудиосистеме поймать какой-то легкомысленный мотивчик, врубил его на полную, лихо развернулся в сторону Рейвен-Сити и до предела выжал педаль акселератора. Ему было хорошо, а что касается правил, то они могли бежать следом. Или остаться на обочине и кашлять, глотая поднятую им пыль. Или даже удавиться. С горя. Отныне проблемы правил Анатоля не волновали. Машину Анатоля Трейси сканеры дорожной службы засекли ещё на въезде в пригород. Минуту спустя о возвращении адвоката из неизвестного пока вояжа узнал лейтенант Даркхолл. Узнал – и скомандовал «фас!» уже заждавшемуся Тому Вуду. Ну-ну, поглядим, куда двинет свои стопы (в данном случае – колёса) почтенный мэтр. Почтенный мэтр двинул в «Червовую даму», одно из самых известных городских кабаре. И Даркхолл, слушая периодические доклады Вуда, чувствовал, как лезут из орбит глаза. Ну, посмотреть за ужином с шампанским ревю – это ладно. Лейтенант понимал, что человек, связанный, пусть косвенно, с Энтони Кертисом, о произошедшем на Дине не может не знать. А вот появление лощеного денди в заведении такого уровня не в вечернем костюме, а в мятых брюках, полурасстегнутой пестрой рубашке и откровенно грязных туфлях было любопытно само по себе. Поначалу его даже не хотели пускать, но деньги есть деньги. Дальше же началось нечто невообразимое. Согнать со сцены комика ехидными комментариями с места, сорвав по ходу дела аплодисменты соседей… позволить одной из девиц вытащить себя на танцпол и там продемонстрировать ей и окружающим, что в самбе сильны не только профессиональные танцоры… уединиться с той же девицей, добавив в итоге к расцветке рубашки пятно помады на воротнике… по выходе из кабака обнаружить на лобовом стекле бланк штрафа за неправильную парковку, смять его в комок и зашвырнуть на заднее сиденье… это точно Трейси? А уж как этот талант гнал до своего кондоминиума! И ведь что интересно – ни разу нигде ничего не нарушил, а бедняга Вуд чуть не упустил клиента, чего с ним не случалось ни разу за всю карьеру. И, между прочим, упустил бы, не пожелай клиент заскочить по дороге в магазин, торгующий элитным алкоголем, на предмет разжиться бутылкой дорогого коньяку. В общем, Даркхолл решил, что имеет смысл навестить давнего противника и в личной беседе понять, что с тем произошло и насколько он адекватен. К немалому удивлению лейтенанта, в подъезд, а затем и в квартиру, его впустили без единого вопроса. В освещенном холле никого не было, но Трейси негромко позвал из полутемной гостиной: – Проходите, Эндрю! Присаживайтесь! И лейтенант, часто моргая, чтобы глаза быстрее привыкли к полумраку, пошел на голос. Анатоль обнаружился в широком кресле, стоящем напротив искусной имитации камина. Над спинкой виднелась только его откинутая на подушку голова. Вставать навстречу гостю хозяин квартиры и не подумал. Даркхолл решил, что одного приглашения присаживаться вполне достаточно, устроился в соседнем кресле и посмотрел туда же, куда был устремлен неподвижный взгляд адвоката. На каминной полке горели несколько свечей в тяжёлых стеклянных бокалах. Шесть, если быть точным. Три с одной стороны голографического снимка в изящной рамке, три с другой. Со снимка счастливо улыбалась молодая светловолосая женщина, прижимающая к себе насупленного карапуза в полосатом костюмчике и шапочке в виде мордочки смеющегося тигрёнка. – Первое Рождество Чарли, – всё так же тихо произнес Трейси. – И последнее. Знаете, Эндрю, ему очень понравилась елка. Я носил его на руках, а он трогал пальчиком шары и смеялся, когда они раскачивались. Мы с Корой положили в чулок маленького плюшевого медведя с бантом на шее, и Чарли с ним не расставался. Даже купаться без него отказывался наотрез, а потом Кора – под строгим присмотром малыша! – засовывала беднягу в сушилку, чтобы не класть в кроватку мокрым. Голос адвоката стал таким глухим и хриплым, что Эндрю едва разбирал слова. – Медведь тоже погиб в тот день, его пробила одна из пуль, доставшихся моему мальчику. Их так и похоронили вместе – Чарли и его медведя. Анатоль сидел почти не двигаясь, только слегка покачивал в ладони огромный коньячный бокал, на самом дне которого кружились в такт движениям руки два или три глотка темной прозрачной жидкости. Весь кураж Даркхолла, всё его стремление учинить допрос и вывести адвоката на чистую воду исчезли без следа. Чем бы ни был вызван давешний загул, сейчас рядом с лейтенантом сидел человек, потерявший жену и сына. Наконец Трейси повернул голову к своему ночному гостю и совсем другим тоном, тоном гостеприимного хозяина, приветливо сказал, кивая на стоящий между креслами столик: – Наливайте себе, Эндрю. Коньяк недурён. Собственно, я ещё не пробовал, но за такие-то деньги!.. Дождавшись, когда Даркхолл выполнит незатейливую рекомендацию, Анатоль смочил губы содержимым своего бокала и вдруг улыбнулся: – Спрашивайте, лейтенант. Вы ведь приехали для того, чтобы задавать вопросы? Вот и задавайте. Не обещаю, правда, что отвечу на них, но почему бы не попробовать? Предложение было неожиданным, но в Эндрю Даркхолле вдруг заговорил профессионал. И этому профессионалу было наплевать на драму последних нескольких минут. Ну, почти наплевать. – Как я понимаю, в «Червовой даме» вы праздновали, Анатоль? – Праздновал. Там – праздновал, а здесь – прощаюсь. – Я так и понял. Ваша работа? – Не моя, – покачал головой адвокат. – К величайшему сожалению – не моя. Должна была бы быть моей, но – не получилось, увы. Не умею я так работать. – А кто умеет? – Не ваше дело, – удивительным образом грубость ответа и любезная улыбка, с которой он был произнесен, дополняли друг друга. – Вы сказали: предоставьте действовать профессионалам. Я предоставил. Не тем, которых имели в виду вы? Ну, извините. Я хотел получить результат. Теперь он у меня есть. И результат этот мне нравится. От вас я его, кстати, не дождался. Никакого результата за полтора года. Так что – не ваше дело, Эндрю. – Подлог. Мошенничество. Вооруженное ограбление. Терроризм. Вероятно – похищение людей. Не мое дело, говорите? – Вы забыли упомянуть убийство. – Не забыл. Мне просто было интересно, упомянете ли его вы, Анатоль. – Я бы, скорее, квалифицировал произошедшее как самосуд, но… – …но понятие самосуда было исключено из Уголовного кодекса Триангла лет сто пятьдесят назад. – Именно, – саркастически усмехнулся Трейси. Огоньки свечей плавали в абсолютно трезвых глазах, делая их похожими на львиные. – Поэтому о самосуде мы говорить не будем. А о чём бы это нам с вами тогда поговорить, глубокоуважаемый господин лейтенант?