А во-вторых, я не верю, что такое возможно. Я плеснул на руку шампунь, намылил голову, включил напор воды посильнее и убавил температуру. В контрастном душе Измененных все-таки была какая-то привлекательность… – Что вам всем от меня надо… – пробормотал я. – Еще и чужие… Инсеки, Прежние, Слуги, Продавцы… Ну да. Все тащат на свою сторону! Все предлагают стать спасителем человечества и получить полный мешок вкусняшек для себя персонально… Я застыл, не замечая, что вода стала совсем уж ледяной и барабанит по голове, будто холодный зимний дождь. Все. Тащат. На свою сторону. Меня. С какой стати? А с какой стати Высший болтался в моем теле целую неделю? А почему я так легко перенес Призыв и запросто болтаю с Гнездом? Нет, ну правда! Я же не президент, не ученый, не какая-нибудь знаменитость. Я Максим Воронцов, мне двадцать пять лет, я даже в институт не поступил, хожу по Москве и кристаллики собираю. Чего они от меня хотят? Чем я могу помочь Инсеку, Ивану или Нике добиться их целей? Да ничем! Допустим, я хорошая боевая единица, сам не ожидал, но похоже, что сражаться у меня получается. Но даже старый, но бодрый Лихачев скрутит меня в бараний рог. Да что там Лихачев, мне мелкая Наська наваляет, если захочет… И зачем тогда тянуть на свою сторону обычного парня Максима? Вот почему хихикал Продавец, говоря, что я не тем озабочен. Всё то же правило, месяц назад подсказанное мне Миланой: думай не о том, что есть, думай о том, чего нет! Я очень легко принял все эти призывы: «Переходи на нашу сторону, у нас печеньки». Ну а как иначе? Каждый ведь в глубине души уверен, что он очень важная персона, что от него всё на свете зависит. А надо было сразу сообразить – почему я? Мне вдруг стало не по себе. Меня даже затрясло. Вот странно, если считаешь себя обычным человеком, то это не страшно. А если понимаешь, что от тебя ждут чего-то особенного, то непонятно почему становится жутко. Это как в детстве, когда родители вбили себе в голову, что из меня получится хороший теннисист, и отдали меня в крутую теннисную секцию. Там работал знаменитый тренер, мне купили какую-то немыслимо дорогую ракетку, я каждый день бегал по корту, играл… вначале было интересно и даже получалось. Потом стало скучно. Я хотел заниматься хоккеем. И почему-то прыжками с шестом. А мне объясняли, что у меня все данные теннисиста, и я старался, пока тренер не покачал головой и не объяснил родителям, что «потенциал был, но исчерпан». Ракетку я с тех пор в руки не брал. Но дурацкое ощущение, что от тебя ждут то, чего в тебе нет, запомнил. И сейчас это чувство вернулось. – Ну вас всех, – сказал я. В конце концов, я уже объяснял Лихачеву, что не собираюсь спасать мир и ввязываться в большие игры могущественных сил. Всё, что я делал, я делал только ради одного – спасти Дарину. Весь мир не вылечишь. Завтра утром я возьму у Продавца возвратный мутаген, и она станет обычной девушкой. Я уведу ее из Гнезда, мы поселимся у меня. И я даже пойду с ней в ЗАГС, чтобы родители и все остальные поняли: приключений мне хватило по уши! Я выключил воду. Постоял, медленно согреваясь. И подумал, что всё решил. Все вопросы и все проблемы. С кем я хочу быть и на чьей я стороне. Инсек останется на Селене, и то, что у нас было с Миланой, тоже. И мне совсем, совсем неинтересно, почему все дергают меня на свою сторону. Оставьте меня в покое! Глава девятая Родители ничего не заказывали, но я знал, что они будут рады продуктам. Когда я вошел, мама сидела перед телевизором и шумно комментировала ток-шоу. Точно так же демонстративно, как она раньше игнорировала всё, случившееся после Перемены, она теперь включилась в новости. – Максим! – позвала она. – Ты слышал, «Гринпис» заявили, что на Земле резко упала популяция голых землекопов! – Кого? – поразился я. – Привет, мама. – Привет! Голых землекопов! Это такие… – Мама задумалась. – Вроде лысых крыс. Ученые говорят, что перемена климата уничтожила половину популяции! – Очень грустно, – согласился я, глянув на отца. Тот пожал плечами. Я чмокнул маму в щеку. Алкоголем от нее не пахло, и это меня сильно радовало. Такое ощущение, что, признав существование пришельцев, она избавилась от своего порока. Отец, впрочем, потихоньку продолжал выпивать. Как он сказал, в его возрасте отказ от алкоголя так же опасен, как и злоупотребление. – Ты спроси, пожалуйста, Дарину, – сказала мама. – Сколько это еще будет продолжаться? – Что? Падение популяции землекопов? – Климатические изменения! – А мне нравится, – заспорил я. – В этом году снег шел всего два дня. И то не лежал, сразу таял. – Это неправильно, – сказала мама. – Мы северная холодная страна. У нас должны быть снега и мороз. – В Сибири зима осталась… – Да разве это зима? – Мама вздохнула. – Вот раньше были зимы! Птицы на лету замерзали! Вот какие были морозы! Видимо, сообразив, что заботиться о судьбе голых землекопов и скучать по замерзающим на лету птицам непоследовательно, мама быстро свернула тему. – Ты пообедать зашел? Я еще не начинала готовить… ох, а уже одиннадцать… – Да нет, я сыт. Продуктов вот принес, – я показал пакет. – Настоящих. Мясо, картошка, сыр… – Не бери картошку! – возмутилась мама. – Ее, оказывается, продают за дикие деньги! Но пакет она приняла и понесла на кухню, добавив: – Я сварю суп. Молодежь вечно забывает, что надо есть суп! Мы с отцом переглянулись. – Мама деликатно дает нам поговорить, – сказал папа. – Что стряслось? – Неужели видно? – удивился я. – Я тебя четверть века знаю, – усмехнулся отец. Мы сели на диване. Мама действительно осталась на кухне, включила там то ли телевизор, то ли радио и принялась греметь посудой. Я подумал, что она всегда так поступала, когда к отцу приходил кто-то поговорить «по делам». И была на кухне ровно столько времени, сколько шли «серьезные разговоры». Однажды папа ей сказал: «Ты идеальная жена чиновника, знаешь, когда появляться и когда исчезать…» – Да так, разное… – пробормотал я. – В новостях говорили про стрельбу в Представительстве, – сказал отец небрежно. – Ага… Не беспокойся. Меня там уже не было к этому моменту. Отец молча смотрел на меня. – Я был далеко, – сказал я, чувствуя себя очень неловко. – Насколько далеко?