– Я иду, – прошептал я. Сделал несколько шагов, убедившись, что нормально бежать тут и впрямь не получится. Оттолкнулся двумя ногами и прыгнул. Меня подбросило метра на три вверх и метров на десять вперед. Я опускался томительно медленно, но, кажется, набирал скорость в полете, гравитация помогала. Вот сейчас будет самый сложный момент… Я попытался вновь оттолкнуться, но эти слишком умные ботинки намертво прилипли к камням! Меня качнуло вперед, я почти коснулся шлемом камней, выпрямился. – Не надо прилипать, – умоляюще попросил я скафандр. – Когда приземляюсь, прилипать к камням не надо. Я оттолкнусь и снова прыгну. Прыжок за прыжком. Понимаешь? Скафандр понял, но далеко не сразу. Я прыгнул раз пять или шесть, и каждый раз скафандр упрямо гасил движение, фиксируясь на камнях. Я ругался с ним, словно с живым и очень тупым человеком. Скафандр, вероятно, считал тупым меня. Наконец он смирился. В очередной раз коснувшись поверхности после прыжка, я не «прилип» к камням, а оттолкнулся и прыгнул снова. Выше, дальше, быстрее – как в олимпийском лозунге. Это было как при работе на компьютере, где старательный текстовый редактор пытается выправить незнакомое слово, превратить «паяц» в «паять», к примеру. Если программа совсем тупая, то воевать с ней можно до бесконечности. Но хорошая программа после третьего или пятого повторения начинает подозревать, что такое слово существует, и больше не пытается его выправить. Вот и у меня со скафандром случилось что-то подобное. Мы словно притерлись друг к другу. К сожалению, к Селене так притереться не получалось. Мне удалось разогнаться, не знаю уж, до какой скорости, может быть, до тридцати, а может, и до сорока километров в час. Я взмывал в черную пустоту, несся над опускающимся вниз «склоном», а опустившись – отталкивался. Наверное, скафандр как-то гасил удар, иначе я поломал бы ноги. Низкий вес мало что значит, дело в массе, а она всегда неизменна. Главная проблема заключалась в том, что я не знал, куда занесет меня прыжок. Управлять собой в движении без атмосферы я уже никак не мог. Оставалось лишь прыгнуть и ждать – что окажется под тобой. Вначале мне везло, склон был ровным. Потом я опустился на россыпь мелких и острых камней, чудом не вывихнул ноги и, оттолкнувшись, ушел в сторону с маршрута. Потом я перелетел через трещину шириной метров десять и неизвестной глубины – сплошная тьма, дна не видно. Может быть, край Селены готовился отвалиться по этой линии… Потом был кратер со скользким дном. Не знаю, на чем повело мои ноги – на лунной пыли, припорошенном песком льду или металлической жиле. Но я упал, долго катился по поверхности, разбил лоб и выпачкал шлем кровью. В то, что «стекло» не разобьется, я уже твердо верил, но это все равно было неприятно. К тому же пришлось вновь разгоняться… Но вот за что скафандр можно было благодарить бесконечно – он обо мне заботился. Я уж не говорю про то, что он впитывал все физиологические жидкости – кровь со шлема тоже как-то незаметно исчезла. И даже про то, что температура оставалась комфортной, не было ни жарко, ни холодно. Он, похоже, еще и поил меня. В какой-то миг в горле совсем пересохло, я мимолетно пожалел о том, что никаких поильников тут не предусмотрено… и вдруг жажда исчезла. Может быть, чешуйчатая ткань прилипла к моей коже, вросла в нее, дотянулась до сосудов? Или тут действовали какие-то устройства, о которых я и не догадывался, направлявшие жидкость прямо в кровь или желудок? Я не думал об этом. Я прыгал, глядя на карту, где мерцали два огонька, красный и зеленый. Видит ли мое приближение девушка Ника? Жива ли Милана? Глава пятая Я словно отключился от всего, кроме движения. Запретил себе думать о чем-то другом. Моя спасительная шпага превратилась в короткую дубинку с гардой, «склон» вел все ниже и ниже, Земля висела за спиной, и где-то там, в центре Москвы, ждала меня Дарина… которой я вновь изменил. Мерзкая, трусливая мысль вдруг мелькнула в сознании: если Милана погибла, то этот безумный любовный треугольник, в котором я мечусь, исчез. Нет, только не подумайте, что я этого хотел! Но – мысль проскочила. Если бы я верил в Бога, то подумал бы, что человек изначально склонен ко злу. Грехопадение, козни дьявола и всякое такое. Но Бог и космические пришельцы как-то слабо совместимы, мне кажется. Люди и без дьявола умеют быть мерзкими. Просто нам удобно перекладывать на других свои грязные мыслишки и делишки. Я вдруг представил, как отреагировала бы Дарина, услышь она мою мысль о Милане. Да она бы отшатнулась с омерзением, не сомневаюсь! Так что же, Измененные лучше, чем мы? Да. Наверное, лучше. Может быть, потому, что связаны Гнездом. Если Слуги – это эгоизм в абсолюте, безразличие к чужим мыслям и чувствам, то Измененные – их полная противоположность. Нет, они не коллективный разум, не скованные единой волей разумные насекомые, но они чувствуют друг друга. И я это ощутил, когда был призван. Только бы Милана осталась жива! Я не пытался засечь время, да и не знал, способен ли на это скафандр. Может быть, он и кофе мне мог сварить, да только как это понять, инструкция не прилагалась. Но мне кажется, что прошло около часа, прежде чем пространство перед глазами неуловимо изменилось. Словно мигнул кадр на экране: вот я в очередной раз взмываю вверх, передо мной плоская унылая равнина; в следующий миг на ней появляется неуклюжая посадочная ступень «Орла», а за ней – вырастает из грунта темный купол чужого корабля. Я вернулся в зону маскировки Инсека. Каждый следующий прыжок я делал все короче и короче, и то ли успел научиться такому передвижению, то ли мне просто повезло, но я даже ни разу не упал, остановившись метрах в пятидесяти от «Орла». Привалившись спиной к трубчатой опоре, сидела Милана. Выглядела она так, словно устала и присела отдохнуть. И задремала. Ну да, конечно… Больше никого рядом не было. Но красный огонек на карте горел. – Убери карту, – велел я скафандру. – И включи связь! Огонек погас. Наверное, это значило, что и связь возобновилась? Я стоял и смотрел на девушку. Стекло ее шлема было равномерно-темным, непроницаемым. Потом сказал: – Не будем притворяться. Милана жива? Из-за ступени вышла Ника. Как я ее не видел раньше? У Слуг есть какая-то маскировка? А почему бы и нет? У монстров, нападавших на Гнездо, была. – Хорошо прыгаешь, – сказала Ника. – Да, она жива, только неподвижна. Как же это жутко выглядело! Молодая, красивая девушка, стоящая в безвоздушном пространстве на ледяных камнях. Летнее платьице… и тонкая пленка воздуха вокруг. А почему я ее слышу? И, кстати, как она слышит меня? – Это хорошо, что ты меня слышишь, – сказал я. – Алекс не мог. – Я подключилась к ее скафандру, – ответила Ника, кивнув на неподвижную Милану. – Сильная технология, но любая технология уязвима… Алекс мертв? – Да, я его убил. – Тогда я была совершенно права, сохранив ей жизнь, – сказала Ника с ноткой гордости. – Алекс был склонен недооценивать людей. Она медленно пошла мне навстречу. – Приближаться не надо, – сказал я. Встряхнул рукой – комок металла на эфесе вытянулся, вновь превращаясь в шпагу. – Разобрался, – понимающе кивнула Ника. – Ясно. Максим, никакой взаимной симпатии мы не испытываем, притворяться не стану. Ты бы с удовольствием уничтожил меня. А я – вас обоих. Но у нас патовая ситуация. Учти, твою девушку я могу убить в любую секунду. Это – твоя уязвимость.