Возле Комка появился серо-зеленый армейский фургон. Иван и впрямь решил не мелочиться, пригнал к нам машину санобработки, где, вероятно, были и туалет, и душ. Внутри Комка тоже стало не так просторно. Внутрь шли два шланга и толстый кабель в резиновой оплетке. Появилось несколько лабораторных столов, какие-то серьезные микроскопы, приборы, устройства медицинского вида. Милана сидела за одним из микроскопов, что-то внимательно изучала. – Ну ничего себе, – только и сказал я. Привезли и два металлических стола. Один был чисто вымыт, на нем лежал наглухо закрытый черный полиэтиленовый пакет. Я понял, что в нем и покоятся останки несостоявшейся Прежней. На другом столе лежал окончательно освобожденный от одежд Продавец: пробитый цилиндр, металлические стержни, части человеческого тела… Лихачев кивнул мне. Выглядел он утомленным, как и Елена. Они сидели за еще одним столиком, в дальнем углу. Пили чай. На столе теснились судки с едой и тарелки – настоящие, фарфоровые, по виду дорогие. Иван не поскупился, еду привезли из какого-то хорошего ресторана. Между ними возвышались ополовиненная бутылка вина и опустевшая на треть бутылка коньяка. – Это было достаточно неприятно, – пояснил Лихачев. – Решили снять стресс. Ты девочку оставил в Гнезде? Правильно, нечего ей тут делать… Пьяным ни он, ни Елена не выглядели. Полагаю, у них был долгий опыт общения с алкоголем. – Да мне-то что, – сказал я. – Вы закончили? Елена кивнула: – Очень странное тело. Я бы сказала, что это усиленный человеческий организм. Отдельное кровоснабжение гиппокампа и таламуса, они аномально развиты. В чем смысл? Печень, сердце – тоже отличаются. Эндокринная система странная, тимус не по возрасту велик. Я не понимаю, для чего всё это. – Мне кажется, это не Прежняя, – сказал Лихачев мрачно. – И мы не поняли причину смерти, – призналась Елена. – Кто она такая, я узнал, – сообщил я. – Была неожиданная беседа с Иваном. Подошла Милана, по пути сняв перчатки и одноразовый халат. Коротко сказала Елене: – Нет, там всё обычно. Я не стал интересоваться, что именно она изучала под микроскопом. Сел за стол и рассказал всё – начиная с неожиданного нападения Слуг и заканчивая разговором с Иваном. Только о его предложении стать Кандидатом умолчал. – Прекрасно, – едко сказал Лихачев. – Теперь мы не только работаем на Продавцов, которых я не люблю, но и выполняем задание Прежних, которых я ненавижу. Знаешь, что меня утешает? Вряд ли мы сможем понять хоть что-либо! Мертвая женщина, кандидат в сверхчеловеки, просто умерла! У нее организм до сих пор в таком состоянии, что хоть органы на пересадку забирай, но она умерла! Киборг находился в помещении, которое его должно защищать, но кто-то пробил в нем дырку обычным топором! Как это можно связать воедино? – Ну только третьей силой, – признался я. – И вряд ли Высшим, для него это грубая работа. Мы замолчали. – И мы возвращаемся к мысли об Инсеке, – произнесла вслух Елена. – Что я-то? – возмутился я, когда понял, что все смотрят на меня. – Ну, из нас только ты у него был, – усмехнулся Лихачев. Я понимал, что всё к этому идет. Но все же попытался оттянуть неизбежное. – Давайте еще раз осмотрим Продавца? Лихачев крякнул и плеснул себе в рюмку коньяка. – Хорошо. На вскрытии я сегодня побывал, моя очередь браться за слесарный инструмент. Я чувствовал, что это ничем хорошим не кончится. Но разве у нас был выход? Глава девятая Милана считала меня мастером на все руки. Честно говоря, незаслуженно – я всего-то однажды при ней заштукатурил трещины в стене, а еще один раз поджал пассатижами разогнувшийся крючок на ее… ну, скажем, одежде. Иногда совсем немногое нужно, чтобы произвести впечатление. Руки у меня, впрочем, растут из правильного места. Но глядя, как Лихачев управляется с «болгаркой», я понял, что полковник не только бумажки перебирает и пистолет чистит. – Любите работать с инструментом? – спросил я. Лихачев посмотрел на меня с недоумением. – Я? Ненавижу! – Вы так тщательно готовитесь… Полковник ткнул пальцем в шрам на щеке: – Доставал одного типа из машины после аварии… кусок железа отскочил. С тех пор не спешу. А я-то думал, что это след от пули! Я торопливо поправил защитные очки и на всякий случай отступил на шаг. Примерившись, Лихачев включил «болгарку» и коснулся диском цилиндрического корпуса Продавца. «Болгарка» визжала, диск скользил по корпусу. Наконец Лихачев выключил пилу, отложил в сторону. Сказал: – Что и следовало ожидать. На металле не осталось даже царапины. – Даже если мы его распилим, вряд ли нам это поможет, – сказал я. – Конечно, не поможет. Но я бы хотел знать, насколько они прочные, – свирепо сказал Лихачев. – Мало ли… – Лучше жидкость изучить. – Я уже, – тихо сказала Милана. – Это кремнийорганический гель. – Круто, – согласился я. – Да ничего крутого! – Лихачев до обидного насмешливо глянул на меня. – Совершенно обычная штука. В гидравлических приводах и муфтах используется. У меня в боевом костюме тоже есть. – А этот гель может поддерживать жизнь? – Я ткнул пальцем в голову Продавца. – Наш не может. У Продавцов – кто ж их знает? Лихачев взял со стола сверло, ткнул в пробоину. Подцепил комок геля, потянул – тот растянулся длинной синей соплей. Полковник посмотрел на нее с отвращением. Сказал: – Я всю жизнь мечтал, что нам попадется какой-нибудь инопланетный артефакт. Мы его изучим и… – Он не стал заканчивать, но всем было понятно и так: «Сможем выгнать пришельцев к черту». – И вот лежит артефакт. Артефактище! Дохлый инопланетный киборг. Ну и что с того? – Не любите вы их, – сказала Елена. – Все они одним дерьмом мазаны, – скривился Лихачев. – Я себя чувствую полинезийским дикарем, к которому на остров упал военный самолет. И вот он пытается его изучать, детальки отрывает, обшивку царапает, керосин пробует на вкус, патрон случайно открыл и тупо смотрит на порох… А от него всё племя ждет, что он сумеет понять, как эта железная птица летала. – Никто от вас ничего не ждет, полковник, – отчего-то я разозлился. – Как это «не ждет»? – возмутился Лихачев. – Вы только извините, пожалуйста, – сказал я. – Но вы человек старшего поколения. Вы привыкли к тому, что везде и всегда есть какая-то сверхзадача. Общая цель. Идеология. Глобальные планы. – А их нет? – ледяным голосом спросил полковник. – Извините, – повторил я. – Но их нет. Может, у коммунистов были когда-то, они верили в дружбу народов и пролетариат. И у капиталистов, когда люди верили в конкуренцию и инициативу. Но потом мы всё просрали. И коммунизм, и капитализм. В России коммунизм превратился в пародию на капитализм, а в других странах капитализм – в пародию на социализм. Вот никаких идеологий и не осталось, только жить от рождения до смерти, желательно получше. – Что за чушь ты несешь, Максим! – обиделся Лихачев. – Всегда есть идеалы и цели! Он даже очки снял и очень неодобрительно на меня глянул. – Какие? – спросил я. – Религия? Их много, после Перемены стало еще больше, все верят в свое и ненавидят чужое. И вообще, религию придумали Прежние, чтобы людей держать в узде. Неужели вы этого не понимаете? Ну, еще космос был. Маск, помните, такой? Всё обещал на Марс людей отправить, только даты переносил. А где он сейчас? Космоса нет. Даже спутниковая связь накрылась. Спутники-разведчики остались, да? Которые капсулы с фотографиями на парашютах сбрасывают. Лунное кольцо сфоткали с внешней стороны, вот и все научные успехи. Пилотируемую космонавтику Инсеки запретили… Остались только маленькие идеалы, игрушечные. Для личного употребления. – Лена, ты слышишь? – спросил Лихачев. – И это ведь из лучших представителей молодежи! – Слышу, – Елена вздохнула. – А ты можешь ему предложить идеалы?