— Нет, — отвечали ей. — Хотя, казалось бы, такую громадину не проглядишь! — сострил кто-то. Смешки удалялись и скоро стихли. Потом зашумело, затопотало вверх по лестнице. С привычным гомоном проходил класс за классом. Скоро во дворе остался только класс Робера Путифара. В 8.40 вышла директриса и объявила двадцати пяти ученикам: — Месье Путифара сегодня нет. Вас распределят по другим классам. — Ура-а-а-а! — торжествующе вырвалось человек у десяти. — Я бы вас попросила! — сухо одернула директриса. Робер в своем чулане уткнулся лбом в дощатую дверь. «До чего же, значит, они меня ненавидят…» В 8.42 на школу снизошла тишина. И что теперь делать? С четверть часа он предавался отчаянию. Потом пробился росток свежей мысли — видимо, подействовало орошение слезами. Раз уж все равно пропадать, так хоть пропадать не как загнанный кролик в норе. Кто не рискует, тот не выигрывает! Итак, что мы имеем? Кабинет директрисы выходит окнами на служебную парковку. Если бы удалось в него проникнуть и вылезти в окно, можно прокрасться вдоль забора, а в открытую придется преодолеть всего несколько метров лужайки. Останется только, прячась между машинами, добраться до своей малолитражки — и он спасен! Действовать лучше всего сейчас, до звонка на перемену в 10.00. Он осторожно повернул ручку и выглянул из-за двери в безлюдный коридор. С бешено колотящимся сердцем на цыпочках перебежал к другой двери, на которой висела табличка: МАДАМ МАТЕВОН ДИРЕКТОР Несколько минут он медлил в нерешительности с уже протянутой рукой. Мадам Матевон была дама лет сорока, энергичная и властная. Путифар изо всех сил понукал себя: «Ну же, Робер, пора с этим кончать! Решайся!» Он тихонько постучал. Никакого ответа. Постучал сильнее: тишина. Он толкнул дверь и вошел. Кабинет был пуст, окно приоткрыто. Путифар распахнул его настежь и увидел на парковке свою желтую малолитражку. Она словно звала его: «Сюда, милый Робер! Садись, и я увезу тебя далеко-далеко!» Не теряя времени, он перешагнул через подоконник и двинулся, пригибаясь, вдоль забора. На лужайке, уже на старте, с проклятием вспомнил, какой он высокий и толстый. Его же всякий увидит за километр! Он лег на живот и пополз по-пластунски, как солдат под обстрелом. Уже из последних физических и душевных сил дополз до парковки и на четвереньках двинулся к своей машине. «Только бы меня никто не увидел! — стонал он. — Если увидят — конец моей карьере…» Уже рукой было подать до цели, когда его словно молния поразила: ключ зажигания! В портфеле! А портфель в чулане! О не-е-е-ет! Он проделал весь путь в обратном направлении, сгибая в три погибели свой двухметровый корпус. Влез в окно и опять оказался, совершенно убитый, в кабинете директрисы. Ну, скорей же! В чулан, за портфелем! Но только он взялся за дверную ручку, та повернулась сама собой. Кто-то собирался войти в кабинет. — Он, кажется, живет с матерью? Голос был незнакомый. Жандарм, никакого сомнения! — Совершенно верно. Но заходите же, прошу вас… — голос директрисы. Путифар, обезумевший от ужаса, забился в большой металлический шкаф в углу кабинета. Обеими руками ухватился за внутреннюю задвижку и потянул дверь на себя. Дрожа как лист, он слышал, как вошедшие усаживаются и наконец заводят разговор. Директриса: Да, месье Путифар живет с матерью. Очень старой, насколько мне известно. Жандарм: Это она сегодня утром к нам обратилась. Всю ночь не спала. Очень тревожится за сына. Путифар (в шкафу): Мама, ох, мамочка, прости… Второй жандарм: Месье Путифар холост, но, может быть, вам известна какая-нибудь его… как бы это сказать… связь? Нет ли у него подружки, у которой он мог провести ночь? Директриса (невольно прыснув): О нет! Какая там подружка! Исключено. Путифар (в шкафу): А что тебя так рассмешило, коза драная? Почему это у меня не может быть подружки, а? Второй жандарм: Месье Путифар, кажется, давно работает в вашей школе? Директриса: Да, уже много лет. Года с… Погодите, сейчас посмотрю в личном деле. Оно у меня тут, вон в том шкафу. Путифар: Не-е-ет! Только не это! Первый жандарм: В этом нет никакой необходимости, мадам. Директриса: Да нет, я сейчас, секундное дело… Путифар: Он же тебе сказал — не надо, дура ты безмозглая! Первый жандарм: Ну, как знаете… Путифар: Спасите! Директриса повернула ручку. Но Путифар с другой стороны держал задвижку мертвой хваткой, и перетянуть его могла разве что упряжка быков. Директриса: Ну надо же! Запор заело… Второй жандарм: Давайте помогу. Путифар: А этому что, больше всех надо? Теперь за ручку взялся второй жандарм и принялся крутить и тянуть. Дверь держалась, как припаянная. Первый жандарм (вставая): А ну-ка вдвоем… Путифар (напрягая все силы): Да хоть вдесятером, дуболомы несчастные! Вдвоем жандармы так дергали шкаф, что едва не опрокинули. Внутри Путифар, от натуги красный как рак, стиснул зубы и держался. Директриса: Оставьте, господа. Я потом вызову слесаря. Двое жандармов больше не стали садиться. Все вопросы они уже задали. Они поблагодарили директрису и откланялись. Жандармы: Если он объявится, мадам, позвоните нам. Директриса: Не премину, господа. Она безвылазно сидела в кабинете до самой большой перемены. Господи, что это была за мука! У Путифара подкашивались ноги. Болела спина, болела голова, живот подводило от голода, во рту пересохло. В 11.15 он задремал стоя, и ему приснился кошмар: он в одних трусах заточен в шкафу в кабинете директрисы и его разыскивает полиция! Когда через несколько минут он проснулся и понял, что это не кошмарный сон, а явь, ему пришлось закусить зубами кулак, чтобы не разрыдаться. В 11.30 прозвенел звонок, ученики высыпали из классов. В 11.45 в школе настала тишина, и директриса ушла. Путифар вывалился из шкафа, совершенно разбитый, и, никем не замеченный, проскользнул в чулан. Забрал портфель и еще раз проделал тот же путь, что и несколько часов назад: кабинет, окно, лужайка, парковка. Когда он сел наконец за руль своей малолитражки и она, умница, тронулась с места с первой же попытки, он не удержался и поцеловал ее в руль: «Спасибо, моя ласточка, а теперь увози меня отсюда, скорее увози…» 9. Расследование По совету матери, которой он рассказал о пережитых ужасах, Робер Путифар после большой перемены вернулся как ни в чем не бывало в школу «Под липами». Он очень извинялся перед коллегами и директрисой, не вдаваясь, однако, в объяснения. Таким образом, тайна его утреннего отсутствия и присутствия его машины на парковке так и осталась для всех тайной. Впрочем, его охотно простили, и скоро все было забыто. Робер с матерью — те забывать не собирались. Расследование обещало быть нелегким. Допрашивать детей — напрасный труд, только выставлять себя на посмешище. Представить только: он, Путифар, стоит перед ними, руки в боки, и вопрошает: «Ну? Кто из вас посмел устроить мне водяную ловушку в туалете? Знаете ли вы, что мне пришлось почти сутки просидеть в школе в одних трусах? А ну признавайтесь!» Нет, тут требовался более хитроумный подход, и решение вечером все того же дня подсказала ему мать. Она гладила белье. Утюг, соприкасаясь с влажной тканью, уютно попыхивал. Путифар сидел на диване с книгой на коленях, слушал, закрыв глаза, эту умиротворяющую музыку и наслаждался ощущением покоя и безопасности. Он снова чувствовал себя маленьким мальчиком. — Робер, — внезапно нарушила молчание мадам Пути-фар, — а задай-ка ты им сочинение на эту тему… Он не понял. — Ну, я же говорю: дай этим маленьким паршивцам тему для сочинения… что-нибудь вроде «Как я ловко над кем-то подшутил». — Ох, мама, — вздохнул Робер, — неужели ты думаешь, что виновники так глупо себя выдадут? — Именно так я и думаю! — заверила мадам Путифар. — Видишь ли, Робер, эти малолетние хулиганы — все равно как серийные убийцы: что за удовольствие творить всякие безобразия, если никто так и не узнает, что это их рук дело? Им хочется похвастаться! Покрасоваться! Славы хотят, черт побери! — Думаешь? — без особой убежденности протянул Путифар. — Уверена! Они все только и мечтают заявить о себе, можешь мне поверить. Стоит чуть-чуть подтолкнуть их, и они ухватятся за такую возможность. О, конечно, виновники не станут так прямо рассказывать про водяную ловушку — я не настолько наивна, чтобы на это рассчитывать. Они расскажут что-нибудь другое, но не устоят перед искушением поиграть с огнем, намекнуть… А уж прочитать между строк все, что надо, — наше дело. — Раз ты так считаешь… В следующий вторник на втором уроке Робер Путифар красивым учительским почерком написал на доске тему последнего в том учебном году сочинения. Они с матерью тщательно, взвешивая каждое слово, сформулировали ее так, чтобы рыбка наверняка клюнула, и получилось вот что: «Вы подстроили кому-то из взрослых каверзу, которая сошла вам с рук и которой вы гордитесь. Расскажите о ней». Учеников изрядно удивила такая тема вместо привычных «Опишите прогулку по осеннему лесу». Как-то это не вязалось с их учителем, но задание им показалось «прикольным». Во всяком случае, за работу принялись с азартом. В тот же вечер Путифар с матерью, помыв посуду, разложили на большом столе двадцать пять тетрадей и принялись анализировать сочинения. Чтение оказалось весьма поучительным: один мальчик хвастался, что подложил дохлую крысу в сапог своему дядюшке, другой на восьмидесятилетие дедушки заменил взбитые сливки на торте пеной для бритья… Одна девочка запихала хорошо выдержанный камамбер в отопительную систему автомобиля, другая подсунула отцу телефонную трубку, намазанную суперклеем… Но нигде ни слова ни о воде, ни о тазике, ни даже о школе. Мадам Путифар закрыла последнюю тетрадь и сердито объявила: — Я уверена, что-то мы проглядели. Надо все перечитать слово за словом, и повнимательнее! — Мама, — возразил Путифар, — без толку все это. Не такие они дураки… Тем не менее они обменялись тетрадями и пошли по второму кругу: камамбер, пена для бритья, суперклей… Путифар изнемогал. Ему противно было читать про все эти пакости. Если б хоть тексты не так кишели орфографическими ошибками! Выходит, учил он их, учил, и все зря? И эти вымышленные имена, дурацкая маскировка: месье Алрик, мадам Ребор…