Проснувшись, я сию же минуту вскочил на кровати, дотянулся до потолка, отодвинул доску и достал манускрипт из-под кровли. Потом, даже не спустившись на пол, открыл его и стал читать, что там написано. А там появилась одиннадцатая страница, которая начиналась так: Наступил одиннадцатый день, и я, страшно возбужденный, еле себя контролируя, прямо с утра вытащил книжку из кармана, сел за кухонный стол, положил удивительный подарок перед собой, стал рассматривать и рассматривал долго-долго… Нет, избежать предначертанной мне судьбы явно не удалось! Я снова перелистал книжку страница за страницей. Теперь в ней насчитывалось двенадцать страниц, содержание первых десяти ни на йоту не изменилось, последняя страница оставалась пустой. 10 Надо было пополнить запасы провизии, и во второй половине дня я отправился в Тренктай. На сей раз издали чувствовалось, насколько свежа рыба, потому я решительно зашагал к рыбному ряду. – Рыба сегодняшнего улова! Угорь! Морская лисица! Мидии! Акула! Подходите! Подходите! – во весь голос кричали рыбники. Я выбрал ближайшего торговца, перед которым стоял чуть с наклоном простой деревянный ящик. Оттуда на меня глядело пар двадцать безжизненных рыбьих глаз. – Какая рыба у вас самая свежая? – спросил я. – Господи, молодой человек, да она вся у меня свежее некуда! – Я не то хотел сказать… Которая позднее других прибыла? – Акула. – Тогда дайте кусок акулы, да потолще и пожирнее. – Ваше желание для меня приказ! Рыбник достал из ящика акулий хвост размером с человеческую ляжку и положил на доску, служившую прилавком. Затем вынул из-за пояса длинный нож и, прежде чем нарезать этот хвост на части, свой нож наточил, – я заметил, что движения у продавца были четко отработанными, быстрыми. Точа нож, он не переставал говорить: – Только что сюда приходили трое. Мужчины. Искали книгу. – Вы сказали «книгу»? – Ну да, книгу. А рассказываю я вам об этом, между прочим, потому как заметил ту, что выглядывает у вас из-за пояса шоссов. Кажется, она похожа на описанную моими собеседниками… – Это просто мой личный дневник, – ответил я. – Сомневаюсь, что он интересует подходивших к вам мужчин. А кто они, кстати? – В жизни их не видел. Прибыли в Арль вчера вечером на баркасе братьев Баго, ночь провели в трактире. Хорошо еще, что мои морские лисицы ночевали в трюме баркаса… По длине бород можно подумать, эти парни вернулись из многомесячного плавания. И по запаху тоже: морские лисицы пахнут куда лучше их! – А как они описывают книгу, которую ищут? На что похожа? – Книжка небольшого размера, в кожаном переплете, с цветком клевера на обрезе… А знаете, что в их речах показалось мне самым главным? Угрожающий тон, которым они задавали каждый свой вопрос. Жаль, жаль владельца этой книги. – Действительно, вот уж бедняга… Инстинкт самосохранения подсказал мне, что надо потихоньку вытащить книжку из кармана и спрятать под рубашкой, где она никому не будет видна даже краешком. Понятия не имею, кто эти бородатые чужеземцы, но если объектом их охоты и впрямь является мой манускрипт, лучше не рисковать. Я же и в самом деле не знаю о нем ничего, кроме рассказанного торговцем зонтиками, ну и того, что в книжице упорно воспроизводится история моей жизни, день за днем. 11 Сразу после этой милой беседы, прямо с акульим хвостом в руке, я отправился к трактирщику Эмилю: сведения, полученные от рыбника, не терпели отлагательства… правда, и акулий хвост тоже. Эмиль рос в Арле вместе с моим отцом, и когда они встречались, только и делали, что без конца вспоминали былые времена, когда Провансом управлял маркиз[5], когда все шло как по маслу и все провансальцы чувствовали себя в безопасности. Поскольку Эмиль собственными детьми не обзавелся, он стал мне практически вторым отцом и баловал меня своим покровительством вплоть до самой юности. Тренктайский трактир помещался в одном из самых старых зданий города. У нас часто говорили, что для матросов, застрявших в порту, трактир и церковь представляют собой некое единство: на ночь каждый берет себе девку и напивается до полусмерти, а с утра все толпой бегут на исповедь, чтобы обрести вечную жизнь. Впрочем, приближаясь к берегу Большой Роны, хоть с суши, хоть с воды, трактира просто нельзя было не заметить: он приковывал взгляд своими деревянными ставнями, своей огромной вывеской, своими светящимися в ночи двумя фонарями… Ну и глотки матросни – какие там глотки, бездонные бочки! – неодолимо влекло туда еще до того, как хозяин ступит на землю. Я с силой толкнул тяжелую дверь и вошел. Эмиля, как обычно, увидел за стойкой. – Малыш? Ты с чем ко мне? – Эмиль, хочу попросить вас об услуге. Но можем мы найти какое-нибудь более уединенное место? – Иди за мной. Мы прошли через дверь, расположенную прямо за стойкой, и оказались в кабинете владельца трактира. – Так что с тобой стряслось, малыш? – Я слышал, у вас тут со вчерашнего вечера живут три бородача. – Правильно, вчера ближе к ночи такие поселились. – Опасайтесь их, это бандиты! – С чего ты взял? – Узнал от рыбника, который сегодня с ними побеседовал. Вот в связи с этим мне и требуется ваша помощь: слушайте внимательно все их разговоры между собой, это сильно облегчит жизнь вам самому, а если кто-то из них произнесет мое имя или чье угодно из квартала графа де Порселе, немедленно меня предупредите. – Ты в опасности? – Ничего особенного, не тревожьтесь. – Ладно, дружок, согласен, буду держать ухо востро. Я оставил трактирщика заниматься делами и поспешил домой, пока акулий хвост не протух. Но я отлично знал: Эмиль слишком хитер, чтобы поверить, будто мне ничего не грозит со стороны трех акул, которых прилив выбросил под его кровлю. 12 Вопреки тому, что я предполагал раньше, последние события убедительно доказывали, что чудесные способности моей книжки – никакое не надувательство, вовсе не дело рук мошенника, но проявление необъяснимого, удивительного феномена. Как можно иначе объяснить, что каждый день сам собой появляется новый текст? А эти трое, которые с таким азартом ищут книгу, – они откуда взялись? Я непременно должен узнать, что за мощь таится под потертой кожаной обложкой, прежде чем кто-нибудь доберется до меня и отнимет манускрипт. Разве торговец зонтиками не сказал, что я легко научусь использовать его в своих целях? Наглухо закрыв ставни и тщательно заперев дверь, я вытащил книжицу из-под рубашки и положил на стол. Ключ к загадке – у меня перед глазами, иначе и быть не может, просто я пока не разглядел его… Пока не научился использовать манускрипт, но научусь! С этой мыслью я внимательно перечитал одиннадцать первых страниц, где описывались одиннадцать самых обычных дней моей жизни, и – ни за одну подробность не зацепился. Но ведь вполне вероятно, что как раз отсутствие подробностей особой важности и есть след? Надо поставить опыт и доказать это! Вот уже придвинута чернильница, вот уже я взял перо, вот уже передо мной пустая двенадцатая страница… Текст, который я на ней написал, был очень коротким. Рано утром снова приоткрыл дверь мастерской. К величайшему моему изумлению, на улице меня ждала молодая женщина. С букетом цветов в руке. Таких невероятных событий со мной отроду не бывало, и исполнение на деле этих трех фраз подтвердит мою безумную гипотезу: поскольку, глядя на почерк, любой подумает, будто это я с самого начала водил пером по бумаге, и поскольку я, пребывая в здравом уме и твердой памяти, могу засвидетельствовать, что все было именно так, как написано на первых одиннадцати страницах, завтра либо случится именно то, о чем идет речь на двенадцатой странице, значит, книжка – верное отражение жизни, либо ничего такого не произойдет, стало быть, содержание книжки – полная ерунда, сама она – пустая забава, и что там ни напиши – окажется чистой выдумкой. Я позаботился о том, чтобы стиль новой записи соответствовал стилю всех предыдущих: фразы там более-менее короткие, все написано от первого лица и все в прошедшем времени. Если хоть немножко повезет… Как знать, а вдруг то, что я минуту назад изложил на слегка пожелтевшем листе бумаги, завтра осуществится… Мне казалось абсурдным описывать в прошедшем времени события, которые, совершенно очевидно, могут произойти только в будущем, потому я это будущее решил максимально приблизить, но повторяю: логика требовала, чтобы я не менял ни стиля, ни времени глаголов.