– Думаю, как от тебя избавиться, – мрачно ответила я. – Ты же знаешь, что никак не избавишься, – хмыкнул он. – Мы связаны на веки и все дела. Выход отсюда только один – в окно. Но туда сигать я не буду. Надо было раньше, пока я мог попасть в «Клуб 27». Я нахмурилась. Мне не нравились слова про этот клуб, слишком уж часто я слышала про него от Сережи. «Клуб 27» – негласное название знаменитых музыкантов, умерших в двадцать семь лет. Курт Кобейн, Джими Хендрикс, Джим Моррисон, Эми Уайнхаус и многие другие музыканты «входили» в этот клуб. И Сережа всегда говорил, что если уходить из жизни, то как они – на пике популярности. Я ужасно бесилась из-за этих слов, ругалась с ним, кричала, плакала даже. Меня буквально трясло, когда он рассуждал, как это круто. Я ненавидела разговоры на такие темы. – Я не заставляю тебя выпрыгивать из окна, – холодно ответила я. – Останешься до утра. Рано утром Фроловна открывает дверь. Откроет – и ты уйдешь. Понял? – Понял. – Давай постараемся провести эту ночь без эксцессов. – Тогда ты спишь на полу, – заявил Кезон, вытянув на диване ноги. – Ага, сейчас, – хмыкнула я. – Держи карман шире. Это ты там спишь. – Но я твой гость, алло, – весело возмутился он. – Ты незваный гость. А незваный гость, как в горле кость, – парировала я. – Кину тебе одеялко, приткнись к стене. – Я не могу спасть на полу, лапуля, – закапризничал Кезон. Впрочем, а что еще я ожидала? – Что, звездный статус трескаться начинает? – усмехнулась я. – У меня больная спина. Как-то в марте мы репетировали, я упал с трехметровой высоты и… – Всё-всё-всё! – подняла я руки к верху. – Ты спишь на диване, а я – на полу. Какой нытик, а! Неужели все звезды такие? Я застелила диван новым постельным бельем, а сама взяла подушку и старенькое одеяло, чтобы лечь на пол. Ничего страшного не происходит, нужно просто пережить эту ночь. Мы выспимся, а рано утром я отправлю Кезона прочь. – Я есть хочу, – заявил мой незваный гость, сидя на диване, как на персональном троне. – А я что сделаю? – прошипела я. – Смею напомнить, что на кухне есть пирожки, а ты мне должна три тысячи баксов, – лукаво улыбнулся он. Я внимательно посмотрела на него и молча выскользнула за дверь. Оказавшись в темной прихожей, я застыла и прислушалась. Фроловна спала, зато где-то у соседей внизу громко работал телевизор. Я на всякий случай подергала входную дверь, удостоверилась, что хозяйка действительно закрыла нас, после чего покралась на кухню за едой. Пирожков мы с Фроловной сделали на целую роту – если возьму пару штук, она и не заметит. Кроме них я прихватила овощной салат, который делала себе, и сделала кофе. Водрузив все это на поднос, я вернулась в комнату. – Это что? – хмуро спросил Кезон, глядя на еду. – Твой поздний ужин, – ответила я, понимая, что сейчас он опять начнет капризничать, как ребенок. – А почему он такой стремный? – Какой ты, такой и ужин. Ешь или унесу. От салата Кезон брезгливо отказался – видимо, капуста с огурцами его не прельщала. Кофе у него тоже восторга не вызвало – он его отхлебнул и подавился, а потом долго кашлял в кулак, стараясь приглушить звук. И заявил, что такого пойла не пробовал никогда. – Это обычный растворимый кофе, – пожала я плечами. Сама его недавно покупала в супермаркете по акции. – Видимо, растворимый – потому что он растворяет желудок, – хрипло ответил Кезон. – Кофемашины у вас, думаю нет, верно? – О, как ты догадлив. Я мечтала о кофемашине, которая могла бы делать и капучино, и латте, и американо, но стоили они дорого. Так дорого, что оставалось только вздыхать. – Тогда сделай мне в кофеварке, – велел Кезон. – Кофеварки у нас тоже нет, – ответила я, стоя у стены со сложенными на груди руками. – А что есть? – расстроился он. – Турка-то хоть есть? Турка была – моя, любимая, медная, с деревянной ручкой. Я часто варила в ней кофе, но для себя. Для этого идиота ничего варить мне не хотелось. Он испортил все, что можно. – Я заплачу, – словно угадав мои мысли, улыбнулся Кезон. – Пятьсот долларов за кофе. И по пятьсот за каждый пирожок. У тебя есть шанс выплатить долг. – Какой долг?! – вытаращилась я. – За мои кроссовки из лимитированной серии, которые ты втюхала бабке, – невозмутимо ответил он. – Ну что, по рукам или кэш отдавать будешь? – Черт с тобой, золотая рыбка, – отлепилась я от стены. – Жди. Я пошла на кухню, мысленно кроя его на чем свет стоит. Тихонько сварила кофе, набрала пирожков на пять тысяч долларов по валюте Кезона и хотела было выйти из кухни, как нос к носу столкнулась со вставшей Фроловной. Она окинула меня изумленным взглядом и вдруг заулыбалась, хотя я готовилась к худшему и внутренне сжалась. – Молодец, Наташка, – похвалила она меня. – Правильно, ешь, а то худющая, как палка. Мужикам надо, чтоб было за что подержаться. А у тебя за что там держаться? За кости твои? На вот еще печенья. – И Глафира Фроловна жестом фокусника вытащила откуда-то пакет с угощением и поставила на поднос. – Спасибо, – пробормотала я, получила пару наставлений на счет завтрашнего знакомства с внуком председателя и только потом была отпущена в свою комнату, куда вошла с великой осторожностью, чтобы Фроловна ничего не заметила. Вернее, никого. Однако все прошло спокойно – она отправилась к себе в комнату спать дальше. Кезон ждал меня с нетерпением. Забыв про звездные манеры, он выхватил поднос и принялся за свой ужин. Ел он с таким наслаждением, что я на него засмотрелась. – Вкусно? – спросила я. – Очень, – признался он. – Сто лет пирожков не ел. Мне их в последний раз мама пекла, когда мы еще в России жили. – Осторожнее ешь… – Какая ты милая, спасибо. – …А то подавишься и задохнешься. Кезон перестал жевать и скорбно покачал головой, явно давая понять, какого он мнения о моих шуточках. – Наелся? – ласково спросила я, когда он закончил. – Ага. Кстати, кофе ты приготовила неплохой. Может быть, в тебе есть дар баристы? – лениво поинтересовался Кезон, лежа на диване. – Во мне вообще много талантов скрыто, милый. Теперь ты мне должен две с половиной тысячи долларов, – ангельским голоском сказала я, забирая поднос. – За что?! – Ну смотри, ты съел пирожков на пять тысяч. И кофе выпил за пятьсот долларов. А я должна тебе только три тысячи. – Кажется, я ошибся, – мрачно отозвался Кезон. – В тебе есть дар ростовщика. Он полез в карман джинсов и достал несколько смятых купюр. У меня глаза на лоб полезли – зачем носить с собой столько налички?! – Не надо мне ничего, я пошутила, – отмахнулась я. – Просто давай спать. Переживем эту ночь и расстанемся навсегда. Кезон лишь пожал плечами в ответ и велел сопроводить его в уборную. После он устроился на диване, бесконечно охая и вздыхая – видите ли, диван был ему недостаточно удобен. Слишком короткий, слишком жесткий, слишком узкий, слишком неровный… В общем, не диван, а страшная пытка. И бедная-бедная его спина наверняка снова начнет болеть. Слушая его причитания, я пододвинула к двери стол – хотя бы так нужно было обезопаситься от внезапного появления Фроловны, которая, правда, не имела привычки по утрам залетать ко мне в комнату. Но кто ее знает?.. Я легла на пол, мечтая, чтобы эта нервная ночь поскорее закончилась. Утром я выпровожу его и полечу к Вадиму, чтобы все рассказать. А потом увижусь с Мариной – и не для того, чтобы посмотреть в ее глаза, а чтобы хорошенько врезать. За окном шел мелкий противный дождь. Мелко и нехотя он барабанил по стеклу, и я с головой укрылась одеялом – мне не нравился этот звук. Капли стучали и стучали, и мне казалось, что так в окна стучится беда. А я не хочу впускать ее в свою жизнь. Меня не пугали ливни и грозы, молнии и гром не вызывали трепета, но звук мелкого дождя, бьющего по стеклу, вызывал не самые приятные воспоминания. 8 лет назад, Галаз На шикарной лоджии с видом на море находились двое: рыжеволосая девушка в изумрудном сарафане, который подчеркивал ее тоненькую хрупкую фигурку, и молодой человек со светлыми волосами, чье лицо было довольно привлекательно, но при этом отталкивало высокомерием. Девушка сидела в кресле, скрестив ноги и выпрямив спину – она была напряжена и, кажется, даже немного испугана. Парень же выглядел расслабленным – он развалился в своем кресле, закинув ногу на ногу. И смотрел на нее с ухмылкой. Между ними стоял стеклянный столик с бокалами. – Почему молчишь? – спросил парень вальяжно, явно подражая кому-то из взрослых. – Не знаю, что сказать, Альберт. Я думала, у тебя день рождения, и будут еще люди, – тихо ответила девушка. – Наташа, не тупи. Не разочаровывай, а? У меня действительно день рождения. И люди еще будут, – отозвался парень. – Только не здесь. Зачем мне звать всех этих свиней к себе домой? Отпразднуем в клубе. Ты же знаешь, что у моего дяди есть несколько клубов? Наташа кивнула. Про семью Альшевских в Галазе знали все. Отец Альберта был главным прокурором, который собирался баллотироваться на пост мэра, а мать была депутатом и занималась бизнесом. Вся их родня занимала высокие посты или владела чем-либо в городе. И все знали, что Альшевские – хозяева Галаза. Но все делали вид, что это было не так. Альберт был сыном Альшевских. Учился в одном классе с Наташей, хотя и был старше – он пропустил год из-за проблем со здоровьем. По крайней мере, так говорили взрослые. Но подростки знали, что это за проблемы. Зависимость. Наркотическая. Альберта отправили учиться в Лондон, но он там не учился, а тусовался и вел разгульный образ жизни. Поэтому его вернули на малую родину. Заставили пройти программу реабилитации и пойти в обычную школу. Для Альберта это было унижением, но он ничего не мог поделать. Пришлось ходить. Наташу он приметил сразу. Хрупкая, женственная, с копной рыжих волос – она сразу ему понравилась. И он попытался заигрывать с ней, но просчитался. Несмотря на деньги и статус родителей, Альберт Наташе не нравился совершенно, и все его ухаживания она игнорировала, потому что любила другого парня. На какое-то время Альберт затаился, перестал ее замечать, а после позвал на день рождения – как и весь класс. Наташа не хотела идти, но подружки уговорили ее. В итоге она пришла, но в доме Альберта никого не оказалось. Как потом оказалось, Альберт сообщил всем, кроме нее, что празднование переносится в клуб, где все будет за его счет. – Я не понимаю, – сказала Наташа, глядя не на Альберта, а на море, которое казалось серым, под стать низкому тяжелому небу. Весь день то и дело моросил дождь. Местные прятались по домам, а отдыхающим было все равно – они продолжали плавать.