– Получается, что он родился до спирмора? – Что ты пытаешься выяснить? Принцесса насторожилась, чуть приподнялась, упершись локтем в подушку. – Его твой отец тоже отправил на северные границы? – Э-м-м. – Твоего отца кто-то предупредил? Принцесса молчала, источая запах тайны и лжи. Элизабет больше не тревожили стоны и скрипы за стеной. Она не мигая взирала на мэйта, как будто определяя, стоит ли ему доверять?.. – Да какого демона! – тряхнула она головой. – Ты все равно не олдиец и скоро вернешься на свои острова. Чего я боюсь? – Эли глянула в потолок, после чего перевела взгляд на Габриэля. – Не знаю, как ты догадался. Но ты прав. Отца предупредили. Картер, мой учитель и лучший наездник на спирфламах в Гардии, рассказывал, что за несколько месяцев до спирмора к отцу явился миркль. Он и посоветовал ему отослать спирфламов, их детенышей, даже яйца – в холодные земли. Так все и было. – Слова рвались из принцессы торопливо и звонко, словно она хотела побыстрее избавиться от тайн. «К сожалению, не от всех, – подумал мэйт. – Цель ее похода в Бэй-Цэнг все еще была покрыта мраком». – И что взамен попросил маг? – Понятия не имею. Возможно, он всего лишь хотел спасти спирфламов. – Нет, я уверен, ему что-то требовалось от твоего отца. – Уж если даже Картер ничего не знает, то… – Как чародей вообще мог узнать про спирмор? – не понимал Габриэль. – Ты что, издеваешься? – неожиданно обозлилась принцесса. – Ты догадался, что моего отца предупредили, но делаешь вид, будто ничего не знаешь о спирморе! Мэйт растерялся, не понимая причину гнева Элизабет. Не делал он никакого вида. – Ни над кем я не издеваюсь, – с недоумением произнес мэйт. Принцесса затихла, внимательно разглядывая его лицо – пахнущее лавандой и наконец-то выбритое. – Ты и правда ничего не знаешь? – подивилась она. – А что я, по-твоему, должен знать? – То, что маги наслали спирмор. – Ложь! – возразил Габриэль, давным-давно слышавший этот бред от кого-то из сциников. – Если бы ты хоть что-нибудь смыслила в магии… – Разве не ты меня спросил, откуда миркль узнал про спирмор? – Это неправда, – начиная сомневаться, сказал мэйт. – Сциники говорили, что это вы, бездари, использовали спирмор как один из поводов для войны. Маги к чуме не имеют никакого отношения. Я уверен. – Но как тогда миркль мог узнать об угрозе? – Не знаю, может, он превосходно гадал на костях, – не слишком ловко отмахнулся мэйт. – Хорошо, – согласилась Элизабет, гадко улыбаясь. От этой омерзительной улыбки она вдруг стала страшной, похожей на гиену. – Но тебе не кажется странным, что спирмор начался перед самой войной. Когда никто уже не сомневался, что она неизбежна. У Мирацилла не было спирфламов в отличие от Олдии, – продолжала сыпать она доводами, предчувствуя скорую победу в споре. – Как ты помнишь, именно спирфламы моего отца сыграли решающую роль в войне. – Это все же не доказывает… – У тебя есть другое объяснение. Я слушаю. – А вот и есть! Если маг знал о спирморе, знал, для какой цели он создается, то зачем решил предупредить Джона Крылатого? – Я же говорила: возможно, он так же, как ты, восхищался спирфламами. И не желал их истребления. – Тогда почему он не предупредил других олдийских королей? – Быть может, он и предупреждал. Но они ему не поверили. И сколько бы ты ни пытался оправдать мирклей, одно известно наверняка: тот миркль знал и про угрозу, и про то, как ее избежать. «Да, – подумал Габриэль, – если бы не этот проклятый маг, то Мирацилл по-прежнему принадлежал бы мэнжу и диррам». Как ни печально, но доводы принцессы были куда убедительнее его собственных. Отец должен был понимать, что даже все маги Мирацилла были бессильны против спирфламов. А спирмор устранил бы летающую угрозу, обезопасив небо над городом. Цепь событий ковалась неприятная. Маги, предвидя войну с Олдией, наслали спирмор, чтобы истребить ее спирфламов. Но один из магов предупредил гардийского короля, чьи спирфламы должны были в итоге сжечь Мирацилл. А вместе с ним и мэнжа Семи островов. За стеной наконец-то стихло. Эли зевнула, настраиваясь на сон. – Почему ты молчишь? – спросила принцесса, сунув ладонь под подушку. – Если ты больше не хочешь продолжать разговор, то я буду спать. – Ты не знаешь, как звали того мага? – Нет. Но Картер называл его Хромоногим. Габриэлю сделалось жарко, когда принцесса произнесла прозвище мага. Хромоногий… Именно так Гром, ненавидящий дядю Ванзелоса всей душой, часто называл его среди своих. Нет, оттолкнул Габриэль столь ужасную мысль. Дядя Ванзелос был, конечно, мерзавцем и интриганом. Но он так ненавидел бездарей, что никогда не пошел бы на сделку с ними. Или пошел бы, чтобы избавиться от отца? Ведь тогда, перед войной, у мэнжа Семи островов еще не было наследников, и в случае гибели отца власть перешла бы к Ванзелосу. Впрочем, он наверняка был не единственным хромым чародеем в Андрии. – Картер не сказал тебе, как этот Хромоногий выглядел? – Да я сама его видела. – Это как? Ты же тогда еще не родилась? – Он приходил еще раз. Три года назад, когда отец сильно болел. – Опиши его! – потребовал мэйт. – Я видела его лишь со спины. Но он действительно прихрамывал при ходьбе. – Ну? – Высокий, намного выше меня. И волосы. Нет, не седые, а… – Серые. – Да, точно. Длинные, серые и блестящие, будто в серебре. Габриэль, закутавшись в покрывало, чтобы не смущать принцессу, сел на край кровати. – Что, ты его знаешь? К сожалению, вздохнул Габриэль. Но ничего не стал говорить. Поднялся и шагнул к окну. – Ксэнт, хвост Изгою не отдави, – предупредила принцесса. Габриэль посмотрел под ноги и встал у окна, думая о судьбе дяди Ванзелоса. Теперь у него, сына мэнжа, появилась еще одна причина возврата на родной Янтарный остров. И она была куда важнее грядущей свадьбы с ноби Бруной. Он, мэйт Семи островов, расскажет островитянам то, о чем мьюну назад поведала принцесса. Он все расскажет, и его хромоногий дядя понесет наказание за предательство. – Что с тобой случилось? – спросила принцесса. – Ничего. Спи. – Но я же вижу, – не унималась принцесса. – Тебя это не касается, – произнес мэйт грубо и затушил свечу, оставшись у приоткрытого окна. – Спокойной ночи. Глава 22 Бордривер встречал их ночными огнями. Редкими и неясными. Сквозь окно кареты едва угадывались очертания первых домов. Как и в Диаме, избы стояли далеко друг от друга и нестройно, в окружении пустоты. Возница по имени Дад, молчаливый и рыжебородый мужик из Голдстока, за три пайса до города перестал подгонять уставших лошадей. И карета шла неспешно и без тряски. Эли молча глядела в окно и немного пахла страхом – вероятно, размышляла над тем, что делать дальше. Гарг, высунув голову из рюкзака, урчал под рукой. Тихо поскрипывали колеса и пофыркивали лошади. – Нужно найти проводника, – сказал мэйт. – Я думала об этом, – кивнула Эли. Габриэль смотрел на нее, но она как будто не замечала его взгляда, продолжая пялиться на плывущие в ночи огни. Мэйту стало грустно, хотя он понимал, что должен на самом деле радоваться и благодарить богов за почти три недели безопасного пути. Потасовка на последнем постоялом дворе не в счет. Если все сложится удачно, то через пару дней они окажутся на границе Бэй-Цэнга. Их пути разойдутся, и он никогда больше не увидит Элизабет. Три недели пути… От Голдстока до Бордривера. Сотни и сотни пайсов дорог. И ничего. Для принцессы он, мэйт Семи островов, оставался мирклем и носильщиком. А пыльные дороги словно высасывали из нее все светлые чувства и эмоции под монотонный скрип колес. Она все больше походила на обычных гардийских жителей, хмурых и серых. И чем ближе становилась граница Бэй-Цэнга, тем сильнее мрачнела принцесса. За время пути она воздвигла вокруг себя холодный и темный купол, куда никого не впускала. Принцесса перестала улыбаться и радоваться теплой кровати, сладкому вину и искусно приготовленным блюдам. Теперь она почти постоянно молчала и выглядела уставшей, будто захворала. Но Габриэль, каждую мьюну вдыхая ее запах, понимал, что телом-то она здорова. А вот духом… Тревожные, темные думы полностью завладели принцессой, отгоняя радость и смех, делая сладкое вино пресным. По ночам ее мучили кошмары. Она стонала, часто звала отца и неизвестных ему людей. Первые дни поездки Габриэлю тоже снились страшные сны. Он видел охваченную пламенем карету, слышал испуганное ржание лошадей, несущихся в пропасть. Смотрел в глаза собственным убийцам, которые занесли над ним мечи. Ощущал боль от ударов волистов и старсана Сэта, накинувших на него сеть. Но, просыпаясь, радовался утреннему солнцу, оставляя кошмары в мире снов. В отличие от Элизабет. Мэйт часто просил ее поделиться своими тревогами, но она либо уклонялась от ответа, либо просто молчала. В такие мьюны он безумно сожалел о том, что не способен читать мысли. Узнав их, он, возможно, сумел бы ей помочь. Габриэль понимал, что терзало принцессу – ее таинственная цель поездки в Бэй-Цэнг. Но, увы, о том, в чем она состояла, знали лишь боги и сама Элизабет. Чего она так опасалась? Она! Повелевающая спирфламами! Почему так переживала даже тогда, когда стало ясно, что дальше Голдстока известия о пропавшей принцессе не пошли?.. Ее не преследовали гардийцы и не узнавали в трактирах, путь до Бордривера был чист и спокоен. Но она изводила себя неспокойными думами каждый день. Ее как будто подменили в Голдстоке. – Эли, твое лицо такое мрачное, что я его почти не вижу, – грустно улыбнулся Габриэль. – Это из-за того, что ты хочешь найти в Бэй-Цэнге? – прямо спросил он, хотя обещал не спрашивать принцессу о цели ее поездки.