Тридцать шагов. С ног падают оковы, в них появляется сила. Свер как будто все время щурится, но это не так. Просто у него такие глаза. Тонкие, черные и блестящие полоски глаз на лысой морде качаются из стороны в сторону, в такт бегу. Близко. Очень близко. Тварь, распахнув пасть в предвкушении добычи, прыгает… Габриэль пригнулся и сделал кувырок. Чувства обострились вовремя. Но обострилась и боль. Послышался глухой удар, будто в дерево бросили мешок с песком. Мэйт вскочил на ноги, быстро развернулся, выставляя заостренную палку перед собой. И застыл в угрожающей стойке. Судя по всему, свер налетел на дерево. Все еще падали мелкие листья, сама тварь потряхивала головой. Черные блестящие глаза двумя наконечниками стрел были направлены на мэйта, который совершенно не представлял, что делать дальше. Страх мешал мыслить здраво. По всей видимости, удар серьезно остудил горячее безрассудство твари, заставив ее думать. Свер не бросился с новой атакой сразу. Помахивал длинным хвостом, переминался с лапы на лапу, скалился, фыркал, собирая белую кожу в складки возле пасти, но не наступал, изучая противника. Габриэль даже подумал, что тварь отступит, уйдет в свою нору, не найдя решения. Но понял, что ошибся, когда из распахнутой пасти в его сторону со щелчком метнулась широкая бордовая лента. Так быстро, что мэйт не успел уклониться. Звитта. Всего лишь звитта. И мокрый, вонючий язык, подобно змее, обвил, сдавил тело, разжигая боль в боку. Мэйта резко бросило вперед – туда, к распахнутой пасти. Ноги подвели его, и он, взмахнув руками, грохнулся на землю. Перед глазами закружился лес. Итог схватки решали мгновения. Превозмогая невероятную боль, Габриэль ударил в натянутый язык острием палки. И пробил его! Из раны фонтаном брызнула кровь, тварь заревела, метнулась влево, потом вправо, таская Габриэля по земле; бордовая лента начала судорожно дергаться, хватка слабела. Мэйт ухватился за палку с обоих концов и отчаянно потянул ее поперек языка, стараясь его разорвать, стараясь причинить твари как можно больше боли. Руки стали мокрыми от крови и слизи; в ушах звенело от рева раненой твари; в боку пульсировала боль, из глаз сыпались искры. Но Габриэль продолжал рвать язык, чувствуя, как лицо и грудь мокнут от вонючей крови свера. Мэйту даже удалось подняться на колени, когда тварь дернулась назад и в сторону, решив разорвать собственный язык пополам. В голове заплясали слова заклинания. Габриэль опять оказался на земле, потеряв противника из виду. Но тут же перевернулся на спину, сплел пальцы в тайном знаке, предвидя атаку. И… понял, что победил. Глухой топот раненого свера несся по лесу, затихая с каждой звиттой. Подниматься не было сил. Тайный знак распался, ладони бессильно упали на грудь. Перед глазами покачивался высокий зеленый купол с серо-голубыми прорехами неба. Габриэль не знал, сколько бы он пролежал вот так, без движения, слушая шум леса и собственного сердца, если бы не Итан. В пылу драки мэйт совсем забыл про своего юного спутника. Итан молча встал у ног Габриэля. Лицо у мальчишки было бледным и потным; на рубашке и штанах поблескивали серебристо-зеленые колючки. В правой руке Итан держал палку, с которой капала кровь. – Вы храбрый, – тихо сказал он и, приподняв палку, взял ее второй рукой и подал Габриэлю так, как обычно подают мечи искусной работы. Габриэль грустно улыбнулся и, тяжело дыша, поднялся. У его ног лежал длинный язык, похожий на дохлую змею с бордовой кожей. От языка тянулся кровавый след, уходя на восток. По языку уже ползали черные муравьи, ширилось облако мошкары. Мэйт стянул с себя рубаху, отер ею лицо, руки и заостренную палку, спасшую ему жизнь. После чего бросил рваную, мокрую от пота и крови хламиду в сторону. – Вы можете идти? – спросил Итан. Габриэль вздохнул, кивнул и, опираясь на палку, сделал первый шаг. Сумерки сгущались; смрад гниющей плоти по-прежнему плавал в лесном воздухе. Сын охотника, как обычно, шел впереди. Но теперь медленнее, чем прежде, и часто оборачивался. Габриэль смотрел Итану в спину, представляя, как тот поступил бы, если бы заклинание вырвалось наружу. Испугался бы, поняв, что трое суток вел миркля? Наверное, да. Сбежал бы? Возможно. Или, дождавшись момента, воспользовавшись бессилием спутника, воткнул бы ему в сердце ту самую палку, чтобы отомстить за пропавшую мать?.. От последней мысли Габриэлю стало не по себе. Он смотрел на Итана, на его растрепанные светлые волосы, на худые плечи и шею в веснушках и не мог вообразить, чтобы этот курносый мальчишка своими руками, не раздумывая, прикончил бы человека. Нет, не человека – миркля, выродка. Того, по чьим венам текла кровь демонов. Через пятнадцать шагов смрад набрал такую силу, что Габриэля едва не вывернуло наизнанку. Итан оказался прав: неподалеку от места схватки со свером, в гудящей туче пирующих мух, лежал мертвый кабан. Габриэль зажал нос и прибавил ходу, обгоняя Итана. Но, куда бы ни сворачивал, обязательно натыкался взглядом на рога, черепа и белеющие кости животных. Дорога, устланная костями, не сулила ничего хорошего. Однако, вопреки опасениям, вывела не к новому сверу, а к озеру. Лес, казавшийся бесконечным, расступился так внезапно, что Габриэль, гонимый тошнотворным запахом, едва не полетел с обрыва. Мэйт застыл в шаге от него, глянул вниз, оценивая высоту и крутость. Подошел Итан и тоже посмотрел вниз. После чего начал спускаться, цепляясь руками за толстые корни, которые ползли к воде, точно морские чудища, выброшенные на сушу. Обрыв был крут, высок, но преодолим. А кроме того, лишь он отделял путников от серебристого блюда озера – лучшей награды за победу над свером. И мэйт не стал медлить. Бросив палку вперед, он начал медленно сползать к берегу, хватаясь уставшими руками за шершавые корни, как это делал Итан. Сыпались песок и камни, земля отходила комьями и катилась вниз, оголяя корни. Но спуск прошел без осложнений. Габриэль повернулся к озеру и еле сдержался, чтобы сразу не прыгнуть в него. Был велик соблазн смыть вонь и липкий пот, напиться наконец так, чтобы раздуло живот. Однако круг из костей животных и рыб, где оказался мэйт, предостерегал от желанного купания. И не только Габриэля. Итан тоже не рискнул купаться рядом с логовом свера. Мальчишка бежал вдоль берега, постепенно сворачивая к озеру. Все равно слишком близко, подумал Габриэль, когда Итан с разбегу нырнул в озеро. Мэйт подобрал палку и заковылял к тому месту, где плескался, поднимая в воздух серебристые брызги, сын охотника… Торопливо стянув сапоги и штаны, Габриэль залез в воду. И почувствовал, что пьянеет, когда она накрыла его с головой. Вонь, пот, усталость – все это ушло с первым нырком. Щедрое озеро стянуло невидимую шкуру, сотканную из горьких воспоминаний путешествия. Мэйт лег на спину, широко раскинув руки. На серо-голубом небе покачивались редкие облака; золотой диск солнца наполовину утонул за стеной леса; над озером летели тихие всплески, ничуть не мешающие умиротворению. Впервые с момента кораблекрушения покой овладел Габриэлем, лаская слух, остужая горячую голову, успокаивая сердце. Светлые мысли потекли неспешно. Мэйт вдруг подумал, что до этой счастливой мьюны он до конца не осознавал, что и вправду попал в Грэйтлэнд. Как будто очутиться здесь, на земле бездарей и сверов, далеко-далеко от Семи островов, для чародея было проще простого. А ведь прежде чем оказаться в этом озере, обнесенном зелеными колоннами деревьев, потребовался не один год подготовки. Мечта исполнялась здесь и сейчас, блестела последними солнечными лучами на воде, разливалась лесными ароматами в воздухе. Габриэль улыбнулся, впуская в сердце радость. Радость. Ей всегда что-то мешало. Жажда и голод, чужие запахи и незнакомые звуки, страх и боль. Но не сейчас… Озеро подарило легкость и свежесть. Осталась лишь ноющая боль в правом боку. Впрочем, теперь заговорам ничего не мешало. Мэйт посмотрел на Итана. Мальчишка плавал достаточно далеко, чтобы не увидеть волшебство. Габриэль поплыл к берегу и, нащупав дно, прислонил ладонь к боку. Водоросли приятно щекотали натруженные ноги, вода была такой прозрачной, что даже в сумерках можно было разглядеть каждый камешек, каждого малька внизу. Мэйт поднял глаза, глядя на берег, и зашептал лечебный заговор. Берег, как и все вокруг, терял очертания и краски под опускающимися сумерками. Корни деревьев, пробивающие обрыв, казались особенно зловещими; груды белых костей стали серыми. Заговор пришлось прервать – Габриэлю показалось, что кости шевелятся. Сумрак и расстояние мешали определить это наверняка. Покой и радость стремительно отступили перед нахлынувшим страхом. – Итан, немедленно вылезай! – крикнул Габриэль, выбираясь из воды. Махнув рукой на штаны и сапоги, поправив набедренную повязку и взяв заостренную палку, мэйт медленно пошел к костяной насыпи. Он надеялся, что ему померещилось. Но уже за пятьдесят шагов до костяного круга понял, что глаза его не подвели. Кости действительно шевелились необъяснимым образом. Но угрозы вроде бы не было. Итан нагнал Габриэля, когда до зловещего места оставалось пятнадцать шагов. Предвидя вопросы, мэйт указал сыну охотника на кости. И остановился. Чем ближе был костяной круг, тем сильнее нарастал страх. Но, как выяснилось, для страха не было причин. Во всяком случае, пока. Костяной круг развалился в одном месте, выпуская на берег серого щенка. Тот неуклюже скатился по костям, плюхнулся в песок и с трудом встал на лапы, водя носом по воздуху. – Щенок свера! – возликовал Итан и, одержимый жаждой золота, бросился к нему. Габриэль не успел поймать мальчишку. В отличие от ослепленного наживой Итана, мэйт понимал, что задерживаться рядом с логовом сверов было крайне опасно. Родители могли вернуться в любой момент. Итан поднял щенка за шкирку, словно хвастаясь трофеем перед Габриэлем. Щенок заскулил, зашипел, беспомощно болтая в воздухе лапами. – Тут еще один! – воскликнул мальчишка и, переступив через кучу костей, вытащил второго щенка. Габриэль подошел к Итану, возбужденному редкой удачей, и бросил взгляд вдоль стены леса. Щенки продолжали пищать и скулить. Глаза у них уже открылись, но ноги пока не окрепли. Мэйт хотел коснуться щенка, но тот неожиданно выбросил язык. К ликованию Итана. Сын охотника, потерявший от радости голову, захихикал, когда розовая ленточка обвила указательный палец Габриэля. Итан отпустил щенка, который повис на язычке, покачиваясь из стороны в сторону. Язычок оказался теплым, влажным и удивительно шершавым. – А-ну, отпусти, – возомнив себя хозяином, приказал щенку Итан. – Оставь их, – посоветовал Габриэль. – Нужно уйти отсюда. Итан прижал щенков к груди. – Я сказал, оставь их! – повысил голос мэйт. – Вы мне не отец! – повысил голос и сын охотника. – Неужели ты не понимаешь, что они осложнят нам дорогу? Ты же собственными глазами видел, на что способны их родители. Они станут нас преследовать. – Я возьму их с собой, – с угрозой прошипел Итан, ничего не желая слушать. Габриэлю захотелось его ударить. Но он сдержался, заглушая злость воспоминанием о помощи мальчишки. Некоторое время они стояли друг против друга, глаза в глаза. Пока Габриэль не отвел свой взгляд и холодным, страшным голосом не произнес: – Поздно. Мальчишка, невзирая на алчность и гнев, сразу сообразил, что к чему, и в испуге завертел головой. Вдоль края озера несся свер, привлеченный писком детенышей. – Беги, беги что есть духу. Беги и не поворачивайся, что бы ни случилось. Что бы ты ни услышал. И Итан побежал со всех ног. К изумлению мэйта, он так и не отпустил щенков. Но на пререкания времени уже не было. Мэйт разжал руку, отпуская палку: на честную схватку со свером не было сил. Знакомый запах опасности. В надежде, что Итан точно последовал совету, Габриэль скрестил пальцы в знаке, выставляя ладони перед собой. Голос, взывая к магии, грозно загудел, как ветер в трубе. Потекли знакомые слова заклинания; ладони засверкали огненно-алыми искорками… Последнее слово, и пальцы утонули в волшебном пламени, рвущемся встретиться с целью. Но Габриэль ему не позволил. Он терпеливо ждал. Ждал, когда свер подберется настолько близко, что промахнуться будет невозможно. Кости затряслись, запрыгали от ударов тяжелых лап несущейся твари, которую нисколько не пугало пламя. Свер летел вперед, не чувствуя опасности. Жалобный зов детенышей глушил его страх, делая тварь невероятно опасной и… уязвимой. Свер прыгнул с разбегу, нацелив когти на Габриэля. Мэйт глухо выдохнул и дернул руками в сторону смертельно опасного врага, освобождая волшебное пламя. Рев и визг. Запах гари. И желтая вспышка, в которой исчез прыгнувший свер. Габриэль отскочил в сторону, пропуская огромный ревущий факел. Кости, крупные и мелкие, прямые и изогнутые, от удара поднялись волной, застучали друг о друга и с глухим звуком посыпались на берег. Горящий свер глубоко вспахал землю своим мощным телом, разбросав язычки пламени по берегу. Тварь еще была жива, когда Габриэль подошел к ней. Ее язык, ее целый язык, стучал по корням, словно хотел ухватиться за них. Шерсть выгорела почти полностью, кожа почернела и покрылась пузырями. Брюхо твари оголилось, и Габриэль увидел ее соски. Мать похищенных щенков не сдавалась. Дергалась в предсмертной агонии, продолжая цепляться за жизнь. Мэйт взял длинную острую кость, поднял ее высоко и вонзил в обгоревшую голову, чтобы избавить врага от мучений. Тварь дернулась в последний раз и затихла. Где-то в тихом сумраке плеснула рыба… Глава 7 Габриэль не мог поверить, что лес с его жестокими тварями, нестихающим карнавалом запахов и звуков, тайными глубокими озерами, величественными колоннами деревьев и непролазными зарослями наконец-то кончился. Это казалось невероятным, казалось прекрасным сном. При виде холмов мэйт ускорил шаг, потом побежал, словно опасался, что лес его не отпустит. Последние дни и ночи прошли в постоянной тревоге и напряжении, под писк и шипение щенков, которых нянчил беспечный Итан. После схватки у озера Габриэль все время ждал нового нападения, обращая внимание на каждый шорох, каждый новый запах. Придумывая, как остановить возможного противника… или противников. Тащить с собой щенков сверов было крайне неразумно и опасно, все равно что ставить указатели на деревьях для зверя. Щенки пахли, оставляя за собой яркий след. Щенки скулили, взывая к помощи. Но, несмотря на очевидные доводы Габриэля, Итан отказывался бросить детенышей свера, сын охотника был непреклонен. И невыносим. Правда, в появлении этих пищащих меховых комочков тоже имелось преимущество. Итан так был поглощен заботой о щенках и мечтами, которые эти щенки могли осуществить, что совершенно не думал о том, каким образом погиб второй свер. Боги были милостивы, и сын охотника по-прежнему не догадывался, что ведет в собственное село настоящего чародея. Или очень ловко скрывал, что не догадывается. Не один раз Габриэль замечал на себе внимательные неприятные взгляды. Но надеялся, что они никак не связаны с его тайной. Возможно, Итан просто опасался за свою жизнь, понимая, что несет в руках целое состояние. Опасения были разумными, соглашался мэйт, примеряя на себя шкуру нищего бездаря.