– Согласен. Мы закончили одну камеру и перешли к следующей. До обеда оставалось около получаса, я решил сделать перекур. – Будешь? – протянул я сигарету Максиму. – Не курю, – сухо отказался он. Я пожал плечами и затянулся горьким дымом. Хотелось присесть, все еще ощущались последствия вискаря, тело ломило, а в голове по-прежнему раздавался похмельный шумок. Я зашел в новую камеру и разместился на деревянной перине, торчавшей из стены. «До чего же тесная жилплощадь», – оглядел я камеру изнутри. Максим остался снаружи. Я закрыл глаза и, пуская горький дымок, наслаждался отдыхом, как вдруг в коридоре послышались шаги. Затем раздался металлический лязг снимаемой трубки с телефонного аппарата. Раздались щелчки вдавливаемых в аппарат клавиш. – Алло, мама, – голос принадлежал Максиму, но звучал он совершенно неестественно, так тяжело и подавляюще, точно похоронная музыка, – мама, прости меня, пожалуйста, прости меня… Я молча слушал, выпуская дым из легких и не зная, как себя вести. – Мама-а-а, ма-ма-аа, – протяжно выл Максим, – я не хотел, не хотел убивать брата, прости меня… Тут меня словно из ведра окатило: «Убил?! Брата?! Черт, что за фигня?» – Ма-а-а-а – ма, м-а-а-а-а-а – ма, прости-и-и-и, – рыдал взрослый ребенок, и от его рыданий вставали волосы дыбом. Страшно было дышать, не то что шевелиться. «Вдруг он знает, что я слышу его, что тогда?» Я не заметил, как начал затягиваться тлеющим фильтром. Затушив и без того еле живой бычок о стену, я засунул его в карман от греха подальше. Затем, на манер Вити, вытер о штаны сильно вспотевшие ладони. Голос замолчал. Я задержал дыхание, встав на цыпочки, без малейшего звука, словно призрак, начал продвигаться к выходу. Остановившись у него, я аккуратно, одним глазком выглянул из-за угла. Коридор был пуст. Я повернул голову в другую сторону, там картина была точно такой же. Тишина. Максим исчез, растворился в воздухе, я не слышал, чтобы приезжала вагонетка, на которой он смог бы уехать. – Дзы-ы-ынь, дзы-ы-ынь, – вдруг зазвонил телефон. Я подпрыгнул на месте от неожиданности и почувствовал, как сердце благодарит меня за эту работу. Поглядывая по сторонам, я подбежал к аппарату и снял трубку. – Обед, – пробубнил голос и сбросил вызов. – Фу-у-у-х. – Воздух выходил из меня, как из порванной резиновой лодки. Тело и так трясло от тяжелого похмелья, а теперь еще эта ситуация; выжатый лимон, и тот чувствует себя намного бодрее. На этот раз я бежал в столовую, постоянно оглядываясь, так до конца и не разобравшись, стоит ли волноваться из-за Максима или нет. Рухнув на скамью, я залпом выпил стакан воды, стоявший на подносе, и прежде чем начать есть, начал переваривать произошедшее пять минут назад в голове. «Так, сразу нужно отбросить все нелогичные варианты и прочую нереальную чепуху. Возможно, этот Максим тоже ушел на обед; он пришел из ниоткуда, как Витя, а значит, он тоже куда-то уезжает, уходит, испаряется – неважно. Так, с этим разобрались. Убийство, ну тут тоже все логично, сколько ему лет? Он наверняка сам мотал срок, вспомнить хотя бы его слова – просто это тюрьма; здесь все по-другому; начинаешь замечать вещи, к которым в обычной жизни не привык, – такие слова может говорить тот, кто провел в тюрьме не год-два или, как он говорит, пять лет и сколько-то там месяцев. А что, если он здесь и сидел, так-так-так, не зря же он бесился, когда я пульнул бычок в камеру; ну точно, все сходится». Мандраж немного отпустил. «И чего я тут панику наводить начал? Наверно, меня вытолкнули из колеи слова про брата… Черт, он же просил прощения. Он и сам ненавидит себя за это убийство, а я сразу подумал, что он и меня убьет, вот тупой идиот». Я окончательно расслабился и начал есть. В голову начали стучаться другие мысли, не намного позитивнее: «Почему с Алиной так все вышло? Все же в порядке… Я живой, работаю, денег принес столько, сколько мы год не видели. Чего она взъелась?» Я что-то забыл. В голове металась мысль, словно испуганная мышь, пытающаяся сбежать от башмака, который вот-вот ее раздавит. «Я не помню сути нашей ссоры, почему Алина так расстроилась? Я ничего обидного ей не сказал; должно быть, все дело в том, что я редко звонил. Черт, не помню. Ладно, хрен с ним, приеду через неделю, и все будет нормально, позвоню ей завтра, пускай немного потоскует по мне, тогда сразу все забудет, как и я». Пока я жевал и наслаждался первой нормальной песней, заигравшей по радио за все время, в дверях появился Сергей Иванович. – Приятного аппетита, – доброжелательно улыбнулся он мне, явно обрадованный тому, что я на месте и тружусь. – Спасибо, – не переставая жевать, ответил я. Он присел за соседним столиком и начал ненавязчивый допрос: – Как выходные? Как супруга? – Все хорошо, мало только отдыха, – фальшиво хихикнул я, заливая слова компотом. – Что ж, отдыха всегда мало. Олег, у вас все хорошо? – Он спросил это так, словно ждал от меня каких-то слов. Я задумался. «Помню, я что-то должен был сказать ему, что-то очень важное, касаемо выходных, но я никак не могу вспомнить что, ладно потом». – Да, все отлично. – Хорошо, Витя с утра немного задерживается, его отправили в южное крыло чинить мусоропровод. – Да ничего страшного, – я встал из-за стола и, схватив поднос, понес его в сторону окна приема грязной посуды – Максим нормально справляется. – Максим? – удивленно спросил инженер. – Ну да, его же вместо Вити прислали. – Максим, Максим, – еле слышно бормотал он, должно быть, пытаясь вспомнить, кто такой этот Максим, – скажите, а как он выглядит? – Почему вы спрашиваете?! Разве не вы его послали?! – Мы, конечно, мы. – Лицо Сергея Ивановича приняло оправдательный вид, он явно лукавил. – Просто всех в лицо не упомнишь, поэтому мне интересно, кто сегодня вам помогает. Я описал Максима и рассказал о том, что тот ушел на обед раньше меня, после чего стал наблюдать за реакцией инженера. Но тот, выслушав, продолжил вести себя как обычно. – Да, я понял, что за Максима к вам направили. Что ж, как он появится, наберите на телефоне мой код, пожалуйста. – Это зачем? – Для отчета. – Не проронив больше ни слова, он встал и торопливо скрылся за дверью. Я просидел за столом пару минут в раздумьях. Не люблю всякого рода интриги, а то, что происходило минуту назад, иначе никак не назвать. Закончив все дела в столовой, я направился обратно, к месту работы. Максима по-прежнему не было. «Судя по всему, работать мне сегодня одному. Тем лучше, никаких странных личностей и прочей ерунды». Я подошел к новой камере и засучил рукава, как вдруг заметил лежащую на кровати верхнюю часть формы Максима. Я взял ее в руки, чтобы посмотреть, что собой представляет здешняя рабочая роба. «Должны же мне рано или поздно выдать такую же». Решив примерить куртку, я вышел из тесной камеры в коридор, где одеваться будет проще. Она была сшита из очень грубой материи, вроде мешковины или парусины. Что-то рабочих здесь не сильно жалуют одежкой; пожалуй, лучше работать в своем. Интересно, зачем Максим снял с себя крутку? На груди черными толстыми нитями была вышита надпись Occisio. «О-си-сисио? Что за бред?» Я хотел уже снять с себя этот дурацкий китель, как вдруг сзади раздался голос: – Ну что, поговорил с инженером? От испуга я отскочил в сторону, схватил с пола металлический пруток и повернулся туда, откуда раздался голос. – Блин, да что ж вы все пугаете-то постоянно! – закричал я раздраженно. Передо мной стоял Максим с оголенным торсом; он словно не обращал внимания на мою реакцию. – Что ты сказал ему? – Кому? О чем сказал? Он смотрел на меня в упор. В его пепельно-серых глазницах смотрели два пустых зрачка. – Дурака выключай! – прорычал он сквозь зубы. Мне стало жутко не по себе, я сжимал пруток все сильней, а затем начал пятиться в сторону висевшего на стене телефона. – Ты что задумал? – Он двинулся в мою сторону.