– Не делай глупостей, Леви. Отдай мне это. – Почему вы опять ссоритесь? – Потому что твой брат ворует мамины вещи, – бормочет она. – Леви, пожалуйста, отдай, – он кажется очень рассерженным, и я спрашиваю себя, почему у него такие красные глаза, а кожа такая бледная. – Зачем ты отнимаешь у мамы пакетик сахара? Это случилось за год до «Святой Анны». Скоро выяснилось, что это не сахар. Черт, я был ребенком. Я был слеп. Ноги несут меня в лагерь, я зажигаю факелы и в нерешительности застреваю между палаткой и озером. Все остальные ушли. Это видно и чувствуется. Мы с Яной стояли рядом с палаткой, а внутри Пиа в это время горячо спорила сама с собой. Может ли она взять на себя ответственность и оставить меня одного или Ханну, или Ханну со мной, или, может, Яна могла бы остаться, но вообще-то она ей нужна в походе. Пиа даже ненадолго склонялась к тому, чтобы отменить поход, пока наконец Яне не надоело и она не прервала ее жаркий монолог. Она успокоила ее, сказав, что я справлюсь, и Пиа стала, как мантру, повторять, что она мне доверяет и что все будет хорошо. Я озираюсь вокруг. Ханны и Мо тут нет, и я уверен, что знаю, где они. Вопрос лишь в том, следовать за жизнью или строить ее самому. А не может ли это в некоторых случаях совпадать? Да, говорю я себе, может. И вот я иду по узкой тропинке, прохожу тот участок пути, что знаю наизусть, что ощущается родным. К Ханне. Быстро темнеет, по деревьям, усиливаясь, проносится ветер. Стало ненамного прохладнее, но благодаря ветру значительно приятнее. Впереди, у озера, кто-то стоит, я различаю силуэт и волосы Ханны, для этого еще достаточно светло. Она стоит спиной ко мне, не думаю, что она меня замечает. Ханна приходит в движение, медленно, но все же это странно, потому что перед ней только озеро и больше ничего. У нее, должно быть, уже давно мокрые ноги. Подхожу ближе, иду быстрее, вижу в траве за ней Мо. По какой-то причине она внезапно останавливается, я облегченно вздыхаю. Что-то тут не так, просто чувствуется, что что-то неправильно. Ханна делает еще один шаг, а затем прямо перед ней загорается свет – огонь. Он вспыхивает, горит все ярче, и я не понимаю, откуда он взялся и что она задумала. В голове у меня что-то замыкает, я проношусь оставшиеся метры, хватаю ее и оттаскиваю назад. Огонь порхает в воздухе. Глава 29 Ханна СТЕНА ДАЕТ ТРЕЩИНЫ Нет Нет Нет Нет Нет Только не письма к Иззи! Что-то отдергивает меня назад, я чувствую, как вода заливает колени, я стою глубже, чем когда-либо прежде. Письма к Иззи выскальзывают из рук, ветер уносит их прочь, как маленький летучий огненный шар. Мысленно кричу, кричу во весь голос! Письма сгорели не до конца, слова еще не добрались до Иззи. Нельзя, чтобы они упали в воду! Изо всех сил вырываюсь и в прыжке пытаюсь поймать их. Я могу обжечься, но мне плевать. Вытянув руки, рвусь вперед и теряю равновесие, внезапно дно под ногами исчезает, озеро в этом месте слишком глубокое, а я на это не рассчитывала. Еще успеваю увидеть, как мои слова касаются воды и огонь гаснет. Я исступленно барахтаюсь, не выбираясь на поверхность и не чувствуя опоры под ногами. Но в эту минуту мной владеет лишь одна мысль: Иззи письма не получит, они пропали. Чьи-то сильные руки хватают меня, тащат по воде, пока воздух опять не касается моего лица, и я не делаю глубокий вдох, сразу же заходясь в кашле и хрипя. Я ощущаю под ногами дно, замечаю, что становится мельче, и наконец падаю на траву. Кашель прекращаться не хочет. – Черт! – слышу я рядом с собой чью-то брань. – С собой покончить решила? Он орет на меня и делает это впервые. – Черт, черт, черт! Что это сейчас было? Руки мои зарываются в траву и землю, что размягчается подо мной, потому что я мокрая как мышь. С усилием встаю на четвереньки, сажусь, дрожа, и отвожу пряди волос с лица. Мо тут же оказывается рядом, мяукает, вылизывая мне лицо. Я тяжело дышу. Леви сидит передо мной, и я вижу у него во взгляде гнев и непонимание. Он откладывает бейсболку в сторону, к шине и обуви, которые я сняла до того, как зайти в воду. Подтягиваю ноги к телу, пытаясь спрятать их, но уже слишком поздно. Он давно все увидел. – Что ты там делала? Что ты жгла? Ты не поранила себя? Почему прыгнула? И какого черта ты вообще тащишься в воду, не умея плавать? Так много вопросов без ответа, так много слов, и, хотя он старается взять себя в руки, снова переходит на крик. Его грудная клетка поднимается и опускается под футболкой, волосы торчат в разные стороны, он вытирает воду с лица, и я вижу, как он изо всех сил старается сохранять спокойствие. Я тоже стараюсь. Мне хочется крикнуть: «Я потеряла письма к Иззи! Я жгла мои слова, чтобы сестра могла их прочесть. Я прыгнула за ними, потому что они для меня важнее всего остального. Я была неосторожна – сегодня и тогда. Я не могу тебе это сказать. – Ну давай! – Леви протягивает мне руку, помогая подняться. Он подбирает с земли бейсболку и мою шину. Кепка издает чавкающий звук, когда Леви с размаху шмякает ее на голову. До локтя просунув руку в шину, он держит ее за ремень. Становится вплотную ко мне, глядя прямо в глаза, и я ощущаю у себя на спине его ладонь, руку на талии и мокрую ткань топика, что прилипает к коже, вызывая дрожь. Я делаю глубокий вдох и вдыхаю запах Леви. – Пойдем. Если ты опять заболеешь, Пиа меня убьет. Он не улыбается, но лицо его расслабилось, черты смягчились, и я замечаю, как из меня улетучиваются шок и паника вместе с яростью и грустью, оставляя после себя усталость. Я иду, опираясь на руку Леви и стараясь беречь травмированную ногу, но по возможности держать шаг. Мы молчим, не нарушая окутывающий нас покров ночи. Я опускаю взгляд на мокрые джинсы, которые закатала почти до колена. Если уж что-то не задается, то на всю катушку. Неписаный закон, формула Вселенной. Леви задает вопросы – они крутятся у него в голове. Они такие громкие, что я их чувствую, почти что слышу. Спрашивать меня нет никакого смысла, он это понимает, но не думаю, что он в состоянии их заглушить. Наверное, я бы тоже не смогла. Только вот не хочу, чтобы он получил ответы. Я хочу защитить его, не ранить. Факелы на ветру мигают, Леви останавливается у моей палатки, и я впервые за сегодняшний день рада, что здесь больше никого нет. – Сама справишься? Он внимательно изучает меня. Ну конечно, думаю, как-нибудь разберусь. Осторожно высвободившись, забираю шину, хромаю от него и открываю палатку, Мо тотчас же заныривает внутрь. – Когда переоденешься… выйди, пожалуйста. Ответа Леви не ждет, он уже давно отвернулся. Проходит целая вечность, пока я сдираю с себя мокрую одежду, вытираюсь насухо и снова одеваюсь. Спортивные брюки, простой топик, сейчас мне нужно немного уюта. Я потеряла спички, они наверняка утонули в озере или лежат где-то на берегу. Это я переживу, а вот с утратой писем к Иззи хуже. Если бы мне нужно было произнести это вслух, сумей я это сделать, это звучало бы ненормально. Если бы только я могла дать другим почувствовать то, что чувствую сама… Сидя на матрасе, глажу Мо и размышляю. Разумеется, я пытаюсь убедить себя в том, что еще раздумываю, выйти ли к Леви, но давно уже решилась. Он сейчас занимается тем, что разжигает маленький лагерный костер, и я завороженно наблюдаю за ним. На приличном расстоянии от костра он расстелил покрывало, на нем лежит еще одно. Костер горит, потрескивает дерево и разлетаются искры. Вокруг пляшут тени от огня. Леви садится на покрывало, сейчас на нем более свободные джинсы и толстовка. Увидев мои спортивные брюки, он не удерживается от лукавой улыбки. Похлопывает по покрывалу рядом с собой и, как только я сажусь, протягивает мне тарелку с сэндвичем. – Я съел бы оба, но рад, что ты пришла. Только что сбегал в мини-столовую Пауля и сделал нам по сэндвичу, – он с удовольствием откусывает от своего, а я пристально смотрю на него… Неужели он забыл, что произошло? Леви проглатывает первый кусочек и застывает, глядя в огонь. – Давай сперва поедим, – он снова откусывает от сэндвича, и я, следуя его примеру, вгрызаюсь в свой. Сэндвич фантастически вкусный, и только сейчас дает о себе знать голод, живот урчит. После еды меня охватывает приятная безмятежность. – Ну, что делать будем? Я задам тебе много вопросов и, очевидно, не получу ответов, – Леви сидит так близко, что мы почти соприкасаемся плечами. – Может, лучше я просто скажу тебе, что думаю, – вслух размышляет он. – Ты не умеешь плавать, – глядя на меня, еще раз сообщает он очевидное. Нет, не умею. Я качаю головой. – У озера ты что-то сжигала. Да, сжигала. Я киваю – и это стоит мне бо́льших усилий, чем Леви мог бы предположить. – Это было важно для тебя. Сделав глубокий вдох, пытаюсь выдержать его взгляд, но вынуждена закрыть глаза. Я киваю. Да, это означало для меня целый мир. Снова открываю глаза, ожидая следующего вопроса, который Леви превращает в сообщение. – Я чуть не обделался от страха.