– Я… возможно. – «Глупышка. Ему не стоит доверять и самую малость». Черты его лица вдруг полыхнули неистовым пламенем. – Разденься для меня, Анья. Я не проникну в тебя, клянусь. Но хочу притронуться к тебе. Везде. Я должен к тебе прикоснуться. Он исчез, прежде чем она смогла ответить. Утратив опору, она впечаталась лицом в матрац и с визгом перекатилась на спину. Этот мерз… Он вдруг оказался лежащим на ней. И он был голым. Она втянула воздух, ожидая, что он попытается овладеть ею, как это сделал Айас. Ее охватил ураган паники, но время шло, а Люсьен ничего не делал. Постепенно Анья успокоилась и расслабилась. Вдруг решила для себя, что ощущение его тяжести божественно, а касание его кожи – подлинное искушение. – Позволь мне. – Я… я… – Во рту у нее увлажнилось. Получить наслаждение, не боясь последствий… – Позволь овладеть тобой всеми доступными способами, не проникая, – прошептал он, лаская ей шею. – Пожалуйста. Хочу отведать тебя на вкус. В списке мужчин, которым не стоило доверять, Люсьен стоял первым. Но боги, как же ей хотелось ощутить на себе его губы. Наконец-то испытать оргазм с мужчиной. С этим мужчиной. Только с этим. Решившись, она телепортировалась на край кровати и поспешно разделась, чувствуя на себе обжигающий взгляд Люсьена, после чего перенеслась обратно к нему. Он лежал на спине, давая ей возможность хорошенько себя рассмотреть. Шрамы тянулись от лица и покрывали все тело вплоть до правой ноги. Лившийся сверху свет ласкал Люсьена, который был определенно достоин ласки. Бархатистая кожа обтягивала твердую сталь мышц. Торс его был напрочь лишен растительности, лишь на ногах имелся едва заметный пушок. Черная татуировка в виде бабочки по-прежнему завораживала Анью и, казалось, пульсировала под ее испытующим взглядом, будто ожидая прикосновения. Протянув руку, Анья очертила ногтями контуры бабочки, о чем мечтала с того самого момента, когда впервые увидела ее. Пальцы опалило огнем. Люсьен, должно быть, тоже это почувствовал, потому что со стоном выгнулся ей навстречу. – Я так давно хотела это сделать, – призналась она. – И я хотел, чтобы ты это сделала. Водя пальцами по изломанным черным линиям, она спросила: – Откуда у тебя шрамы? – Я резал себя отравленным кинжалом, – признался он почти без колебаний, – и жег себя. А когда заживало, повторял все заново. Снова и снова. Боги. Какие адовы муки он при этом испытывал… – Вознамерился умереть? – Возможно, поначалу. Скончалась моя любимая женщина, и мне пришлось сопроводить ее душу в рай. Он был влюблен? Анье не понравилась эта мысль, но его страдания нравились ей еще меньше. – Соболезную твоей потере. Он признательно кивнул. – Поняв, что выживу, я стал молиться, чтобы на мне остались шрамы. Должно быть, кто-то ответил на мою молитву – хотя и не представляю, кто бы это мог быть, – потому что они наконец-то перестали заживать. Мать Аньи могла бы удовлетворить такую просьбу, поскольку физическое несовершенство бросало вызов естественному порядку бессмертия. – Зачем ты молился о подобном? Я не жалуюсь, просто любопытно. – Если бы я весь покрылся шрамами, женщины отворачивались бы от меня и я никогда больше не подвергся бы опасности влюбиться. Я хотел, чтобы они остались как напоминание, что я должен не дрогнув выполнять свою работу. – Я не отвернулась от тебя. – Нет, не отвернулась. – И ты дрогнул. – Да. Я этому рад. Она тоже. Анья вернулась к созерцанию Люсьена. Отметила внушительный размер его эрегированного члена. Такой толстый, с идеальной головкой. «Мой», – подумала она. – Иди сюда, – позвал Люсьен севшим от возбуждения голосом. «Последний шанс проявить стойкость». Подрагивая, Анья поползла вверх по его телу, такому горячему, такому возбужденному. Обнаженная и увлажненная, она потерлась о его плоть. Оба благоговейно вздохнули. Восхитительно! Каких еще прекрасных вещей она лишена? – Ближе, – скомандовал Люсьен. Она наклонилась. Едва ее грудь прижалась к его торсу, он слился с ней в пылком поцелуе. Потом перекатился на нее. На мгновение Анью снова охватила паника, что он нарушит слово, но он просто проложил дорожку из поцелуев к ее сжавшимся соскам. Его горячий язык обводил их по кругу, заставляя ее вздрагивать. Затем он подул на них холодным дыханием, отчего они затвердели еще сильнее. Потом по очереди всосал ртом, посылая к центру ее женственности стрелы наслаждения. Это была самая лучшая стимуляция, какую она когда-либо переживала… за целую вечность. Не прошло и пары минут, как Анья стала извиваться, тянуть его за волосы, выгибать бедра, нуждаясь в большем. – Люсьен, – выдохнула она. – Я давным-давно не был с женщиной, – прерывистым голосом прошептал он. – Скажи, если что не так. Если что-то не понравится. – Мне нравится, очень нравится! Клянусь! Не переставая целовать ее, он спустился вниз по животу, все ближе и ближе подбираясь к развилке ее бедер. – Люсьен, – простонала она. «Останови его. Нет, не позволяй ему останавливаться. Еще. Еще! Нет, достаточно». – Люсьен! – Она сжала колени. – Никакого проникновения, даже языком. Я буду только ласкать. О, боги. Ее ноги раздвинулись по собственной воле, и она не смогла бы их остановить. Если она вскоре не кончит, то умрет. Взорвется пламенем. Что угодно, лишь бы положить конец этим мукам. Может, именно в этом и состоит его коварный план – убить ее наслаждением. Но ей все равно. Люсьен схватил ее за колени и рывком раздвинул ноги шире, сделав по-женски уязвимой. «Если он попробует войти в тебя хоть пальцем – просто телепортируйся». Однако покинуть его было равноценно смерти. Анья позабыла о собственном совете, едва Люсьен коснулся ее языком. Удовольствие оказалось таким мощным, что она закричала. Так ошеломляюще, так реально, так чудесно, что она вцепилась ему в волосы и прижала его голову к своему лону, когда он попытался отстраниться. Скорее всего, чтобы узнать, понравилось ли ей. Ничто за все века ее существования не приносило ей такого наслаждения. – Продолжать? – уточнил он. – Продолжай! Прошу тебя. – Ты такая вкусная. Такая чертовски вкусная. Люсьен лизал и посасывал, мучил и дразнил ее плоть, что очень нравилось Анье. Она выгибалась ему навстречу, позволяя его языку ласкать, всхлипывая от желания. В тот миг она отдала бы Люсьену все, что бы он ни попросил, но он ничего не просил, стремясь лишь удовлетворить ее. Он давал, и давал, и давал, прикусывая зубами и лаская языком, и Анье начало казаться, что она попала прямиком в рай – такими настоящими, правильными и чудесными оказались ее ощущения. Она уже никогда не будет прежней. А потом ее тело просто взорвалось. Наслаждение пронзило ее, подобно пуле, затрагивая уголки тела, о существовании которых она и не подозревала. Перед глазами кружился звездный хоровод, а душа, казалось, покинула тело, чтобы парить в небесах. Весьма уместно, что именно Смерть подарил ей вспышку подобных ощущений. Она застряла меж оцепенением и расслаблением в самом бурном оргазме за свою жизнь, нелепо бормоча, возможно называя Люсьена по имени. Когда она откинулась на матрац, он сообщил: – Это еще не все. Далеко не все. И его язык умело привел ее к новому оргазму, за считаные секунды перебросив через другой невероятный барьер. – Люсьен, Люсьен, Люсьен, – как молитву, твердила Анья. В этот миг он стал ее спасением. Она достигла свободы. Благословенной свободы. Когда стихли последние судороги оргазма, она обмякла, пресыщенная и блестящая от пота. Он мог погрузить в нее пальцы, а она не сумела бы остановить его. И ей было бы наплевать. Но он приподнял ее и перекатился, положив на себя, сдержав свое слово. – Еще не все? – удивилась она, тяжело дыша и всматриваясь в его блестящие глаза. Скоро ей придется положить этому конец, придется придумать, как быть с Люсьеном, потому что она начинает привязываться к нему. Желает того, чего никогда не может быть. Желает того, чего ни он, ни она друг другу дать не в состоянии. Все же не может шевельнуться даже под угрозой смерти. – Нет, – подтвердил он. – Мы еще не закончили.