Стоп. Дед Авдей говорил, что оба внука трудятся на мебельной фабрике. Скотч, в обилии валяющийся по всему сараю, явно утащен оттуда козловскими грузчиками. Они работают на Митю?! Он их директор и руководитель! Облик зверя мало вязался с Дмитрием Георгиевичем Стрельцовым. Милый обаяшка директор не подходил на роль опасного хищника. Рената тоже не очень вписывалась. Но больше. У нее бывают приступы немотивированного гнева. Я быстро гоняла мысли по кругу и искала выход. Ноги, находившиеся без движения часа полтора, онемели совершенно, и, если бы не плотная примотка к столбу, то развяжи меня внезапно, рухнула бы как подкошенная, не сумев сделать ни шагу. Выкрученные назад руки болели в суставах, очень чесался нос, и хотелось пить и писать. Все повторилось до смешного. Но тогда я смогла почесаться о матрас. — Федя! Феденька! — крикнула, что было мочи. — Принеси мне попить, пожалуйста! «Феденька» пошатываясь выбрался на ступеньки, и я поняла что в «кабинете» он баловался отнюдь не чаем. Стакан, в котором он вынес мне воды, отчетливо вонял бражкой. Федя вонял не менее ощутимо. — Отвяжи меня, пожалуйста! — попив водички, взмолилась я. — Писать хочется, спасу нет! Федя сфокусировал взгляд на моей переносице, потом перевел его на ведро в углу и угрюмо помотал головой: — Нет. Не выйдет. — Выйдет, выйдет, отвяжи, пожалуйста! Я ж это… в штаны наделаю… — Делай, — безразлично пожал плечами «Феденька» и вернулся в «кабинет» к браге. Ну и похититель! За час надрался так, что жертву развязать не в силах!! А если он уснет?! Если «зверь» не приедет (занят он очень), что мне тогда — описанной умирать?! Картина. Труп Соньки в мокрых штанах. Унитаз мне на могилу… — Мамочки!!! Мамочки!!! — заверещала я. Под эти восклицания в сарай зашел незнакомый молодой мужчина в светлом джинсовом костюме и красной футболке. Блондин, хороший рост, хороший стиль, в глазах настороженность и обещание, что все хорошее в моей жизни на этом закончилось. Зверь приехал, подумала я. Больших усилий стоило не зажмуриться и не умереть на месте. В сухих штанах и сразу. Зверь выглядел голодным, недобро поблескивал глазами, он молча обошел столб, подергал скотч, веревку на запястьях, и обернулся на возглас Феди: — А-а-а, приехал… — Нажрался уже, — нахмурился бандит. Будничный разговор двух братьев. Если не считать голодного блеска глаз, ничего общего с зоопарком. Младший братишка отчитывает старшего, тот вяло отбрехивается врожденной нервностью. Меня чуть-чуть отпустило и перестало потряхивать в путах. Как мне показалось, оба брата не знали, что со мной делать. Но «убить», на их лицах, пока, явно не читалось. Старший отупел от нервностей ожидания и браги, младший вообще обратил внимание только на веревки, — меня в них словно бы и не было, — подергал путы, побродил вокруг и наорал на Федю. Я ожидала угроз, вопросов, может быть, пощечин. Я приготовилась врать, плакать, и обещать выкуп сама за себя. Полного невнимания к своей персоне я никак не ожидала. Братья потоптались у лестницы, помотали головами, потом поднялись на второй уровень и плотно прикрыли дверь «кабинета». Нормальный «зверь» приехал! Или, может быть, он сейчас чашечку браги высосет и звереть начнет? Ничего не понимаю, кроме одного — похищенная второй раз кряду, я начинала догадываться, почему при первом случае мне не было шибко страшно. Безусловно, было жутко очнуться с завязанными глазами непонятно где, непонятно с кем, обмотанной как мумия с диким привкусом во рту. За первые несколько минут я чуть не чокнулась от ужаса. Но первоначальный испуг быстро прошел, я пришла в норму буквально через полчаса. Позже я много думала над этим феноменом — жертва не боится палачей. Предполагала, что только благодаря железной стойкости характера, выдержала испытание достаточно браво. Хвалила себя, принимала комплименты и гордилась от души. Сегодня я поняла — по большому счету, особенной заслуги Софьи Ивановой в геройском поведении нет. Возможно, мне и глаза-то завязали ни сколько из осторожности, а что бы я этих лиц не видела. Лиц, в которых даже под лупой не разглядеть ничего зверского. Парни мне попались исключительно добродушные в мирной жизни. Понять это, хватило бы пары минут общения при самой скудной интуиции. …Федор ни разу не назвал приехавшего парня ни братом, ни по имени, но то, как они общались между собой, выдавало в них родственников. Привычность перебранки, говорила о том, что ребята братья и всю жизнь провели рядом. Похожести в их облике не было ни на грош. Федя напоминал рано состарившегося подростка, Шурик на его фоне смотрелся откормленным гигантом. Федя был черноволос и тонок в кости, Шура обладал могучим торсом и серебристо-пепельным ежиком густых волос. Киношники о таких говорят — хорошая фактура. Не удивлюсь, если в деревне ходят слухи о том, что мама братьев ходила на сторону (противоположную законному браку). Попробовать уговорить парней отпустить меня пока не поздно и за хорошие деньги? Весь их вид говорил, что не знают ребятишки, как со мной поступить… Пришлепнуть и закопать под яблонькой, явно не их стиль. Они даже издеваться-то толком не умеют. Ни морально, ни физически. А у меня хороший, в смысле богатый, опыт общения с настоящим зверьем: когда профессиональный диверсант Самоед шептал мне на ухо обещания оставить в живых, я ни на мгновение не усомнилась в уготованной мне участи. Тогда все было понятно с первой секунды — это чудовище крови не боится. Случись что, со вкусом порежет на ленточки для бескозырок и не поморщится. Сегодня я этого страха не чувствовала. И дело не в том, что у ребяток не было киллерского опыта Самоеда, в них вообще ничего зверского не проглядывало, даже из-за шторки. Только растерянность, наигранная степенность и показное равнодушие. Все было напускным, явным был, только страх… Шурика хватило поизображать крутого парня на три секунды реально времени. Зашел в сарай, юркнул за столб и вышел оттуда уже с выражением лица старшего брата. Они оба меня боялись… Да, я нащупала правду — они меня боялись. Наконец-то я избавилась от странного ощущения неправдоподобности происходящего и нашла причину этой противоестественности — похитители меня боятся. Точнее, не саму меня, а ситуации, в которую попали. И понять это, было очень важно. Пока братья не натворили дел с перепугу, надо ладить мосты и идти к переговорам: — Эй! Федя, Шура! — крикнула. — Подойдите, пожалуйста! — Чего тебе? — высунулась из-за двери светлая голова. — Отвяжите меня, пожалуйста, на секундочку! Мне срочно в туалет надо! Я с вашей бабушкой чай пила. Много! С малиновым вареньем! — Надо напирать на свою одушевленность. Я не просто столб в скотче, я была гостем их бабушки, пила чай, ела их варенье. — Шура, пожалуйста, умоляю! Младший бабушкин внук быстро спустился к воротам, навесил на них толстый брус и, подойдя ко мне, разрезал острым сапожным ножом скотч на руках и ногах. Принес ведро, поставил его рядом у столба и, отвернувшись, приказал: — Давай, только по-быстрому. По-быстрому не получилось. Онемевшие ноги категорически отказались сгибаться в коленях. И если бы не ставший родным столб, я бы промахнулась попой мимо ведра три раза. Шура стоял спиной и ждал. Писать в его присутствии было уже привычно. — Вынеси! — крикнул он брату и взял с верстака очередную, украденную с мебельной фабрики, порцию скотча. Федя мухой вылетел с ведром на улицу, я посмотрела на дверь тоскливым взглядом и тихо проскулила: — Может, не надо меня привязывать, а? Я не убегу. — Счас кляп в рот засуну, — пообещал Шурик, и я покорно сложила руки за столбом. Вкус грязной рукавицы и без того прочно поселился во рту. Приматывать ноги Шура не стал. Спереди на моих джинсах уже образовался прочный панцирь из обрезанного скотча. При побеге, если не снять штаны, я и коленей-то не согну. — Шура, вы можете со мной поговорить? — уже в спину уходящему к лестнице парню, слезно попросила я. В сарай влетел Федя с ведром: — Бабка телек смотрит, — отчитался и бухнул ведро в угол. — У вас такая чудесная бабушка, — проскулила я, — мы так чудесно с ней чаю попили… — Вот и пила бы себе!! — гаркнул Шура. — Чего сюда лезла?! — Не знаю. Но нам нужно поговорить. — И быстро, быстро залопотала: — Спросите у Федора, — когда он вошел в сарай, я как раз заканчивала разговор по сотовому. Скоро сюда приедут люди! Спросите Федора! — Ни с кем она не разговаривала, — ухмыльнулся «Феденька». — Проверьте! Проверьте по сотовому время последнего звонка! — Шурок, да не болтала она ни с кем, падлой буду! — для убедительности Федя чиркнул пальцем себе под горлом. — Я точно помню, — трубку в карман клала, было дело, — но ни с кем не базарила! Не ответили ей, я б услышал. — Вынь из мобильника сим-карту, а лучше батарейку, — хмуро сказал младший брат. — Его могут отследить по звонку. — Но почему вы мне не верите! — воскликнула я. — Я вызвала помощь! — Заткнись! — рявкнул Шурка. — Заткнись и слушай: ты сама во всем виновата. Если бы не сунула нос в сарай, сейчас бы сидела дома. — Но скажите хотя бы, что вы собираетесь со мной делать?! Отпустите! Я вас прошу, у меня есть деньги, я способна вам заплатить! — Деньги? — с усмешкой переспросил младший из братьев. Отвернулся и молча поднялся в «кабинет». — Шурок, а чо?! — воодушевленный тем же словом, воскликнул Феденька и быстро потопал следом за братом. Пока дверь за ним не закрылась, я услышала его вопрос: — А может, отпустим, ну ее на фиг?! — Заткнись! — и одновременно с этим окриком, тяжело бухнула толстая, обитая для тепла потрепанным дермантином, дверь. После оттуда доносились только звуки невнятной перебранки. Разлад был внесен. Еще немного, еще чуть-чуть обещаний и Федю уведет Золотой Телец. Надо, надо настаивать! Надо сулить золотые горы и хорошего адвоката как минимум! — Ребята! Я скажу, что это было шуткой!! Разговоры двух братьев смолкли, и из-за двери показалась Шурика: — Что ты сказала? — Я обещаю вам замять дело о похищении! Скажу, что это было шуткой! — С дуба рухнула? — предположил Шурик. — Какие шутки, чего замять?! Стой спокойно, а то кляп засуну! Он снова захлопнул дверь, и я поняла, что один из братьев, а конкретно Федя, здесь не решает ничего. Они кого-то ждут, и это уже не домыслы, а факт. Что бы я не пообещала внукам Клавдии Анатольевны, они дождутся приезда главаря, и тот уже решит мою участь. Что было силы, я дернулась и, сдирая кожу с рук, начала биться, мотаться в разные стороны. Скотч скрипел, запястья горели огнем, в вывернутых плечах гудели болью суставы. Ноги были свободны, я упиралась пятками в столб и как та лисица, готова была оставить в капкане лапу, но вырваться на свободу. Скотч повлажнел толи от пота, толи от крови, начал поддаваться, растягиваться, еще минута-другая, и мне удастся стянуть с запястий путы…