В принципе, я могла бы ударить себя в грудь и слезно поклясться, но, избегая пафоса, только кивнула. Михаил Петровичу этого показалось мало: — Ты понимаешь, что от этого может зависеть будущее моей дочери? — настойчиво произнес он. — Понимаю, — серьезно ответила я. — Если бы не понимала, то разговаривала сейчас не с вами, а с кем-нибудь из окружения Ренаты — задавала бы вопросы, на которые без лишней шумихи, можете ответить и вы. Михаил Петрович встал, обошел письменный стол: — Сколько еще человек в курсе дела? — спросил, разглядывая семейную фотографию на стене. — Только участники, — немного слукавила я. Антон наверняка доложит Туполеву о результатах поездки, но знать об этом Михаилу Петровичу совсем не обязательно. Мы только время потратим объясняя друг другу, что Назар, как человек порядочный трепаться на всех углах не будет. — Попробовать наркотики предложила Рената, — стоя полу боком ко мне и так тихо, что я решила, что ослышалась, сказал Михаил Петрович. — Откуда вы это знаете? — Она сама сказала. — А может быть, она покрывает кого-то другого? — Может быть и так. Но я ей верю. — Почему? — Потому что это месть. Мне, — опустив голову, почти прошептал Кутепов. — Откуда вдруг? — удивилась я. — И почему именно двенадцатого апреля? Михаил Петрович вернулся на диван и, нажимая пальцами на виски, сказал: — Это длинная история… — Я готова ее выслушать. И, прошу вас, Михаил Петрович, — я на вашей стороне, будьте откровенны. — Десятого апреля позвонил Яша, сказал, что освободился, и как-то так получилось, что вроде бы я сам предложил ему приехать сюда. Рано утром одиннадцатого он перезвонил, сказал, что вылетает, и я сообщил о его приезде семье. Рената встала на дыбы. «Если ты снова начнешь встречаться с этим типом, — сказала она, — то потеряешь меня». — Почему она так ненавидела Коваленко? — Мне кажется, Рената до сих пор не верит в случайность гибели Елены. Она подозревала и подозревает Коваленко. — Вы это обсуждали? — Нет. После появления в нашем доме Бьянки, Рената несколько замкнулась. — А как она вообще относится к мачехе? Я не заметила в них особенного отчуждения… — Скорее так, — согласился Михаил Петрович. — Особенно в последнее время их отношения потеплели. Но когда я только женился на Бьянке… вы должны понять… девочка только что потеряла мать и брата и считала, что, женившись, я тоже ухожу от нее. Тем более, что Бьянка ждала ребенка… — Ситуация более чем ясная, — кивнула я и смутилась. В подростковом возрасте, после развода родителей, я сама пережила нечто подобное и прекрасно знала, какие мысли бродят в детских головах. Кажется, что тебя предают, вероломно и навсегда. — Значит, Рената решила ни сколько вам отомстить, сколько напугать этим поступком. Так получается? Кутепов удивленно посмотрел на меня и снова перешел на «ты». Что показало, доверие удалось вернуть. — Ты точнее выразила суть поступка Ренаты. Именно, именно — напугать! Она знала, что я с ума сойду от страха, и совершила этот…этот поступок. Не знаю почему, но было заметно, что измененная мною формулировка поступка Ренаты, обрадовала Кутепова. Видимо, само понятие «месть», не укладывалось у него ни в голове, ни в сердце. Не умещалось оно там. Раз пять Михаил Петрович повторил: «Напугать, именно напугать!» И как он раньше не смог подобрать этого слова?! Так зациклился на собственных несчастьях? Или стал так далек от детских проблем, что совершенно ослеп? Месть — взрослое слово. Кутепов уронил с души кусок кирпича, несколько оживился, но разговор пришлось вернуть в прежнее русло: — Вы знаете, где Рената достала наркотики? Или кто ей их достал? Михаил Петрович помрачнел, но отвечал уже охотнее: — Она сказала, что рядом с институтом у какого-то торговца. — Вы возили дочь в наркологический диспансер. Что вам там сказали по поводу дозы? — Я понимаю суть вопроса, — усмехнулся Кутепов. — Ты хочешь знать, могла ли Рената соображать нормально и действовать? Да? Так вот отвечу — не могла. И более того скажу, она даже не смогла сделать сама себе укол, опыта не было, а уколов она с детства боится. Иглу в вену ей ввел какой-то приятель по имени Саша. Теперь ты понимаешь, почему я тебе сказал, что у дочери абсолютное алиби? Когда я приехал за ней, они все лыка не вязали… не то что там… до гостиницы дойти и так далее. Все эти друзья Ренаты совершенно вне подозрений и потому я обеспечил ей алиби. Дверь кабинета тихонечко приоткрылась, и на пороге показалась причина нашего разговора — старшая дочь Кутепова. — Папа, — упрямо наморщив лоб и косясь в мою сторону, сказала она, — ты мне нужен. — Закрой дверь с той стороны!! — рявкнул Кутепов. — Не видишь, я занят! Опешившая Рената широко распахнула глаза: — Ты… ты… меня выгоняешь?! — Во-о-он!! — заорал отец. — Закрой дверь! Резко развернувшись на пятках, Рената выскочила из кабинета и с грохотом захлопнула за собой дверь. — Ну зачем вы так, Михаил Петрович? — с упреком сказала я. — Извини, Софья, — Кутепов устало потер лицо руками, — не сдержался, совсем нервы ни к черту. Как вспомню… так прибить хочется. — Она плачет сейчас. — Знаю. Все знаю. Но не могу. Сразу вижу перед собой Марата. Он тоже так начинал — укольчик, другой… А потом его не стало. Я боюсь, Софья. — Криком ничего не исправить… Дверь снова распахнулась и в проеме, упирая руки в бока, нарисовалась воинственная Нюся: — Ты чего орешь, старый дуралей!! Совсем с ума съехал?! — отважная стряпуха, без всяческого стеснения орала на хозяина кабинета, и Михаил Петрович скуксился. — Ребенок по делу пришел! Это я ее послала! — Нянюшка перевела взор на мою струсившую персону и совершенно спокойно сказала: — Это не крыса, Софья. Это Хорские. — Какая крыса? — опешила я. — При чем здесь Хорские? — Крыса в мусоропроводе, — объяснила нянюшка. — Помнишь, я тебе говорила, что крыса сдохла и теперь воняет. Так вот — это не крыса. Воняет от Хорских. — А я-то тут при чем?! — взмолился обруганный «старым дуралеем» Кутепов. — Ключи давай. Бьянка до них дозвониться который день не может. Откроем дверь и посмотрим, что воняет. Как хозяин двухкомнатной квартиры на двадцать седьмом этаже, Михаил Петрович имел у себя запасной комплект ключей от двери арендаторов. — О-о-о, — простонал Кутепов и достал из письменного стола два ключа на железном колечке. — А мы имеем право, входить к ним? — Имеем, имеем, — буркнула Нюся и подхватила связку. — Что нам теперь, задыхаться что ли? Такую вонищу развели… — А как давно Бьянка не видела Хорских? — быстро спросила я. — Три дня, — выдала няня уходя, и я метнулась вслед за ней. За три дня в квартире на двадцать седьмом этаже вполне могли качественно протухнуть два трупа. Погода на дворе стояла самая подходящая. На площадке перед дверью Валерии и Алексея топталась Рената с мокрыми глазами и сновала обеспокоенная Бьянка. Я скромно замерла у мусоропровода и долго наблюдала, как женщины, переругиваясь и вырывая друг у друга ключи, пытались открыть замки. Общие усилия результатов не приносили. — Так они замки поменяли! — догадалась, наконец, Нюся. — Крути, не крути, не откроешь! — Они не имели права, — обиженным голосом, произнесла Рената. — Не предупредив отца, как владельца квартиры. Бьянка, ты знаешь, они предупреждали папу о замене замков? Бьянка, задумчиво покусывая губы, покачала головой. — Вот черти! — воскликнула Нюся. — Надо службу спасения вызывать. — А это удобно? — засомневалась Бьянка. — Удобно, удобно, — засуетилась нянюшка. — Не удобно соседей душить. Развели вонищу! Под руководством Нюси процессия из четырех женщин двинулась в квартиру Стрельцовых, звонить в службу спасения. — Недобросовестные квартиросъемщики изгадили нашу квартиру, — настойчиво и очень разумно говорила Нюся телефонной трубке. — Они без разрешения сменили замки, и теперь мы не может туда попасть. — Нюся, пообещай им в качестве премиальных бутылку своего самогона, — донесся из гостиной голос Мити, и он сам спустя секунду появился в прихожей: — Добрый вечер, дамы. Пообещай, пообещай, Нюся, самогону. В миг приедут.