Мы выходим на крыльцо. Такую ночь я люблю. Бесконечную. Спокойную. Луна белая, как солнце, а небо приобретает более насыщенный оттенок серого, чем днем. Дни тоже люблю. Но ночами, наблюдая за серебристым пляжем и водой, похожей на вулканическое стекло, я, неспособная различать цвета, чувствую себя менее обделенной. Растираю руки: ночи на острове холодные. Мы спускаемся с крыльца и, обойдя дом, подходим к заднему дворику, где растет таро на небольшом участке грязи. Я сажусь на корточки. Судя по размеру листьев, еще рано собирать их крахмалистые клубни. Мой гость опускается рядом. Правой стороной ощущаю тепло, исходящее от его тела. – Почва истощена, – замечает он. Лунный свет вырисовывает на его лице черты, которые я раньше не замечала. – Надо удобрять. Прогоняю непрошеные мысли. «Сосредоточься на таро!» – Чем? Вокруг нас не валяются мешки с азотными соединениями. – А ты как думаешь? – Ой! Фу! – меня передергивает. Джоули, нет! – Фу? – Да, фу. Просто отвратительно. Он подозрительно покашливает. – Что? – в свою очередь, интересуюсь я. – Ничего. – Что? – У тебя наивные представления о выживании, – он невозмутимо потирает запястье. – Думал, ты не против собственного удобрения. – Определенно против. – Значит, без дерьма? – Значит, без дерьма! «Не смотри на него! Не смотри в глаза!» Потому что я не выдерживаю, и мы взрываемся хохотом. Ты-я подъезжает посмотреть, что случилось. Если что и случилось, так это то, что я деградировала в способностях парировать шутки о дерьме. Смех раскатывается по телу волнами. Я почти задыхаюсь. По щекам бежит судорога. В груди жжение. Тело наполняется адреналином, который обычно я получаю после восхождения на хребет. – Ты что-то помнишь? Что-нибудь из прошлого? Парень замолкает, и мне уже не хватает звуков его смеха. – А должен? – Иногда я вспоминаю что-нибудь, когда заново открываю для себя то, что уже как будто знакомо. Киваю на таро: – Кажется, ты разбираешься в садоводстве. – Не помню. – Тогда откуда эти знания про удобрения? Для меня почва серая, а он различает ее цвета, но ведет себя как ни в чем не бывало. Подавляю чувство зависти. – Просто знаю, – отвечает, пожимая плечами. Что-то в этом жесте не так, как будто на его плечах больше веса, чем они могут выдержать. Гость встает и уходит в дом. Хочу крикнуть «эй, подожди». Обычно парни бегут ко мне, а не от меня. Без него прохладно. Моя правая сторона остывает. Потираю руки и тоже возвращаюсь в дом. * * * Сегодня должна перелезть через хребет. Никаких отговорок. Поднимаюсь до восхода солнца и иду на кухню завтракать. Листья кажутся хуже на вкус, после того как парень отказался их есть. Жую один листик, но в конце концов выплевываю кусок растительного волокна в раковину. Гость спит в кровати, как мертвый. Волосы раскиданы на подушке, глаза закрыты. Смотрю, как поднимается и опускается его грудная клетка – единственное движение тела. Ритм гипнотизирует меня. Мягко прикрываю двери спальни. Тихо прохожу по кухне, попутно забираю кухонный нож. Хватаю поясную сумку М.М. На крыльце ждет Ты-я. Она знает рутину. Можно ли доверять парню и оставить его без присмотра? Он не делал попыток убить меня вновь. Сложная задача, знаю. В горле до сих пор саднит. Прошлой ночью мы провели приятные минуты в саду у таро. Но эта сторона острова – моя территория. Мой дом. Там, за хребтом, на сером лугу с маленькими склепами, даже я чувствую себя чужой и не хочу, чтобы кто-то крался за спиной. – Оставайся здесь, – приказываю Ты-е. – Убедись, что он не выйдет из дома. – Абсолютно не согласна. – Тогда что предлагаешь сделать? Связать его снова? Ты-я недовольно жужжит. Перевожу вопрос в утверждение: – Я должна связать его снова. – Абсолютно согласна. – Нет, не могу, – бормочу себе под нос. Еще свежа в памяти паника в глазах, вытаращенных от страха. Он не животное, а человек. Человек вроде меня. – Не могу, – повторяю на этот раз для Ты-и. – Нейтральна. – Я уже совершала восхождение без тебя. – Согласна. – Со мной все будет в порядке. – Не согласна. – Параноик. – Параноик: неразумно тревожный, подозрительный, недоверчивый. Имя существительное. Да, это не я. – Пожалуйста, – говорю Ты-е, – останься здесь. Засовываю кухонный нож в сумку и спрыгиваю со ступенек. Я не лгала, когда говорила, что поднималась на хребет без Ты-и и чуть не погибла. Теперь, после двух лет практики, умею делать это без травм, лишь слегка повреждая кожу на ладонях. Я привязываю веревку к вершине. Спуск всегда легче. Прыгаю на землю, выхожу из самодельного аркана и оставляю канат на месте до своего возвращения. Быстро пробираюсь сквозь травы, мимо склепов к лесу. Среди густых сосен нахожу подходящее дерево с восьмиконечными листьями и приступаю к работе кухонным ножом. Через два часа и дюжину волдырей на руках дерево падает. Одно есть. Я отрезаю ветки и начинаю рубить второе. Небо темнеет. Воздух становится холодным и влажным. Вытираю пот со лба, смотрю на деревья впереди. Они стоят вплотную друг к другу, но сейчас их как будто нет. Судоверфь появляется перед глазами, зовет меня. Си. Си.