Этот вопрос застал Стешу врасплох, она растерянно пожала плечами. Лицо Егора вытянулась: — Да ну! Серьёзно? В Питер? В ночь? В никуда? — Он облокотился на стол, положив руки перед собой. Стеша покосилась на длинные, тонкие, словно точеные пальцы; про такие говорят — музыкальные, если бы не горбик на мизинце. — Я могу предложить тебе помощь? Хорошо, что полумрак вагона скрыл её замешательство и румянец на щеках. — Зачем? Я справлюсь. — Оставлять женщину наедине с бедой — не по-гусарски. — Ты же не гусар, а подводник! — Стеша грустно усмехнулась. — Я русский офицер. И мужчина. Род войск здесь значение не имеет, — отрезал он. — Так я могу тебе предложить помощь? — И, не дожидаясь ответа спутницы, изложил суть: — Пока ты не разберешься со своими проблемами, можешь жить у меня. Мы с сокурсником снимаем квартиру недалеко от Академии. Его супруга у родителей до середины мая, я переберусь к нему в комнату. Так что комната будет абсолютно свободна. Стеша смутилась еще больше. — Это неудобно. — Она постаралась говорить как можно более твердо. — Спасибо, но нет. — Почему? Объясни, пожалуйста. — Длинные пальцы дали короткую дробь по столешнице. Девушка не могла отвести взгляд от его рук, медленно выдохнула, будто перед погружением под воду. — Это слишком двусмысленно. Серые глаза смотрели пристально. Короткий кивок: — М-м. Понял. Через несколько часов они вышли на перрон: Егор впереди, подцепив и свою, Стешину сумку. Вышел сам, подхватил под локоть девушку. Стремительно направился к зданию вокзала, увлекая ее за собой. Девушка едва за ним поспевала, смущенно оглядываясь по сторонам и кутаясь в тонкой куртке. — Ты куда меня тянешь? — Домой, — коротко бросил он, не останавливаясь. Стеша резко остановилась, удар между лопатками — следовавшие за ней пассажиры не успели затормозить и обойти ее, врезались. Недовольно ругались. — А как насчёт уважения чужого мнения? Гусарам это не знакомо? — с вызовом посмотрела на юношу. Он остановился посреди перрона, похожий на темный неприступный остров посреди океана. Толпа сновала вокруг, толкая и его, и её. Посмотрел серьезно, в серых глазах застыла мгла: — Я дал тебе возможность выбора, не удовлетворившись им, принял решение, которое мне кажется более рациональным. — Я никуда с тобой не пойду, — упрямо повторила девушка, независимо выставив вперед подбородок. Чёртики в глазах молодого человека заняли круговую оборону: — Твоя сумка с паспортом у меня, если что. Стеша сурово протянула руку: — Отдай. Егор прищурился, склонил голову на плечо, но не пошевелился. Серые глаза спокойно улыбались. — Хорошо. Компромисс. Как юрист, ты должна их обожать. Ты останешься у меня три дня, пока не разберёшься со своими проблемами и не решишь, возвращаешься ты в Москву или остаёшься в Питере. Так пойдёт? Стеша опустила глаза. Рука нерешительно повисла в воздухе. Егор протянул открытую ладонь, дотронулся до девичьего запястья кончиками пальцев. Впервые за эту ночь, проведенную так близко. — Ну же, Стёпа, соглашайся. — Стёпа? — девушка ошарашенно уставилась на него. — Степанида Батьковна, — исправился, не моргнув глазом, он и добавил хитро: — Приставать не буду, завтра вообще в наряд уйду, так что сутки нас с Митькой не будет. И, подхватив девушку за локоть, потянул к себе и мягко вынудил сделать шаг навстречу. Глава 6. Коммуналка У старых городов есть удивительное свойство сохранять и прятать в закоулках, по соседству с многоэтажными гигантами узкие улочки, серые подворотни, темные в своей безысходности колодцы сталинок. Город, накопив за свою историю великое множество таких вещей, распихал их словно детали тетриса между особняками, мостами, ловко всунув между ними забытые богом забегаловки, подозрительного вида пельменные, знававшие еще Ильфа и Петрова. Так прячут от нас наши детсадовские рисунки заботливые руки наших родителей, бабушек и дедушек, чтобы вынести их на свет божий тогда, когда перестаешь понимать, кто ты и куда ты идешь, человек ты или машина для суеты. Когда к горлу подступает тошнота от очередного прожитого дня, ничем не отличающегося от череды предыдущих. Будильник, утренний кофе, метро, работа, метро, вечерний чай, будильник. Сомнительное разнообразие серых будней ссорой с ребенком из-за невыполненного домашнего задания или с соседкой из-за мешающей проходу детской коляски. Старые города нужны, чтобы мы помнили. — Заходи, — Егор распахнул перед Стешей темное нутро съемной малогабаритной «двушки». Высокие потолки с выцветшей лепниной, старенькие обои, заботливо подклеенные временными жильцами. — Твоя комната прямо по коридору и налево. Кухня — прямо по курсу. Маленькая, но все есть, Марго вроде довольна… — Марго? — Жена Митькина. Егор забросил свою сумку в комнату напротив входа, по дороге показывая владения: — Эта комната чуть больше, зовем между собой «хоромы царские». Собственно из-за этого панно, — он показал на вычурную композицию обнимающейся парочки в окружении головорезов-амуров, виновато ухмыльнулся. — да. Моя — теперь твоя — девять квадратных метров. Ничего кроме кровати, встроенного шкафа и тумбочки не помещается. Зато с видом на Неву. Ванная здесь, — он толкнул узкую крашеную дверь, автоматически стянув с полотенцесушителя мужские спортивные штаны. Свободной рукой сгреб с полки две пустые банки из-под пены для бриться, подмигнул Стеше: — Вот так и живем. Квартира так-то доценту с Митькиной кафедры принадлежит. Мировой мужик. Присматриваем за квартирой и пожилой соседкой, поливаем цветы, оплачиваем коммуналку и счетчики… Ты устраивайся. Он посмотрел на притихшую девушку: — Если у матросов нет вопросов, то можем пойти гулять. Только мне в Академию надо забежать, отметку о приезде сделать. — Я домой позвоню, хорошо? — Стеша прислонилась к косяку, устало выдохнула. Она прошла в комнату, притворила за собой дверь. Все, как и рассказывал Егор. Узкий диван у стены, рядом — ниша, приспособленная под встроенный шкаф. Небольшая тумбочка. Окна выходят на проспект, на закованную в гранит Неву. Стеша присела на край дивана, достала из сумки сотовый, задумалась. В коридоре что-то грохнулось. Егор тихо чертыхнулся. Она набрала номер. Отец взял трубку сразу, без приветствия сказал: — Даже не говори, где находишься. Под пытками могу сдаться. Телефон отключи. Связь ежевечерне в 20–00. Деньги выслать? — Нет, у меня есть, — девушка шмыгнула носом. — Ты как? — отец говорил сдержанно, как с посторонним. Девушка догадывалась, почему. — Нормально. — Ну, держись, дочь. Всё, идут. До вечера. Стеша нажала кнопку отбоя, вынула из телефона батарейку и улыбнулась: как минимум один союзник у нее есть. Сбросила куртку. Мужская комната не предполагала наличие зеркала. Она пригладила волосы, оправила рубашку и вышла из комнаты. Егор, в майке, форменных брюках и цветастом фартуке, орудовал на кухне. Стеша поймала себя на мысли, что ей приятно наблюдать за его четко выверенными движениями. Непринуждённая сила и уверенность внушали доверие и желание… прикоснуться. Стеша покраснела. Нет, она не это имела ввиду. Она подумала, что этот парень мог бы стать кому-то отличной опорой в жизни. Кому-то. Не ей, конечно. Егор неожиданно обернулся, заставив девушку покраснеть до пунцового цвета под его проницательным и чуть ироничным взглядом. Та торопливо заправила волосы за уши, закусила губу. В кухне пахло свежезаваренным чаем, на плите над кастрюлей подпрыгивала крышка, словно салютуя гостье. Заметив её появление в дверях, Егор сделал приглашающий жест. — Садись, покормлю тебя, — покосился на нее, но от вопросов воздержался. — Кстати, если что купить надо из продуктов или еще чего необходимого, деньги вот тут, — он кивнул на шкатулку на холодильнике. — Сейчас не густо, но на днях мы с Митькой пополним. Деньги общие, если что. Так что не стесняйся. — Спасибо, у меня все есть. Он снова кивнул и отвернулся к плите, выбрасывая в кипяток шарики из теста: — В морозилке пельмени обнаружились. Ты пельмени ешь? — Я всеядна, как нильский крокодил.