— Таня, я тебя просто не понимаю! — донеслось сквозь эту пустоту. Словно мостик из небытия. Неразборчивый шёпот матери в ответ. — Так показалось или целовался? — громогласно прогремел он. Снова возбуждённый шёпот матери. Стеша разобрала слова «он говорит» и «недоразумение». Девушка распахнула глаза, вся обратилась в слух. Голос отца, суровый и отчетливый, разрезал сонный полумрак благоустроенной квартиры: — Я не знаю, что ты там себе придумала. Но вот что я тебе скажу, — он сделал ударение на слове «я», — Степанида не на помойке себя нашла, чтобы сопли за этим упырем глотать пока он по девкам бегать будет. Ещё чего не хватало! И тебе, как матери, должно быть стыдно, что ты сейчас здесь со мной чаи распиваешь, а должна быть там, с дочерью… Он что-то ещё говорил, теперь уже тихо и отрывисто. Послышались всхлипывания матери. Стеша села. А в следующий момент, узкая полоска света скользнула по паркету, и в комнату к дочери вошел Андрей Иванович. Замер на пороге, привыкая к темноте. Прошёл внутрь, присел рядом с дочерью на диван, устало вытер лысину. — Дочь, мне мама всё рассказала, — он помолчал. — Ты мне скажи — правда, целовался? — Правда. Ира тоже видела… Она меня оттуда и уволокла. — Молодец девка… Спасибо ей, — вздохнул отец. — Видишь, как оно бывает. — Пап, мне не больно. Просто… пусто. Он вздохнул снова, похлопал её по острой коленке: — Всё перемелется, мука будет. Может, тебе путёвку в санаторий взять? Отдышаться и обдумать всё? Она покачала головой. Отец посидел минуту-другую, вздохнул еще раз и вышел. Стеша слышала, как его шаги стихли в родительской спальне. «Надо позвонить Ирке», — мелькнуло в голове. Девушка потянулась к сотовому, включила аппарат, словно завороженная наблюдая, как на чёрном экране расцветают ярко-синие и золотые диковинные узоры. Мигнула заставка, показывая пропущенные вызовы и сообщения. Динка звонила, Ирина. Семь раз Олег. Непринятое сообщение от неизвестного абонента. Стеша подумала, что по работе. Открыла вкладку. Неприбранная комната. Растерзанная постель. Олег над распластавшейся девицей. Властные руки удерживают её, грубо и непристойно. Страстные объятия. Смена поз. Его лицо. На губах — самодовольная ухмылка, в глазах — дьявольский огонь, наслаждение и похоть. Стеша выронила аппарат, прижала ладони ко рту, удерживая крик и приступ тошноты. Какую роль он ей уготовил? Хотя… Стеша и так понимала: ждать с работы, терпеть его «занятость», не задавать «лишних» вопросов, пока он будет наслаждаться жизнью во всех её проявлениях. Перед глазами встала откровенно целующаяся пара. «Котик», блин. В носу засвербело от всплывшего в памяти приторно-сладкого аромата. Бросив в сумку пару сменного белья, свитер и запасные джинсы, она пересчитала отложенные на отпуск деньги. Торопливо вышла из комнаты, практически нос к носу столкнувшись с матерью. — Ты куда собралась?! — испуганный взгляд на дочь, на зажатую в руках дорожную сумку. — Андрей! — Проветриться, — и, не дожидаясь, пока мать опомнится, подхватила ботинки и выскочила на лестничную площадку. Сбежала на несколько пролётов вниз, только тогда нажала кнопку вызова лифта, уже слыша в спину материнский окрик. Обулась в кабине и, не оглядываясь, пробежала через пустой холл и выскочила во двор. Холодная изморозь, тонкая корка льда на лужах. Ветер в лицо. В ушах — четкий, как биение собственного сердца ритм, взрывается слайдом в висках. Её личное танго смерти. Танго в ритме sforsando. Железнодорожный вокзал. Оранжевый продолговатый билет в один конец в вечно мятежный город. Душное тепло плацкартного вагона. Она прошла на свою «боковушку», мельком взглянула на брошенную пассажиром верхней полки спортивную сумку и устало присела на своё место, уставившись в черноту ночи. За спиной возились, устраиваясь, пассажиры. Пожилая женщина с ребёнком попросила достать теплые одеяла с верхней полки. Стеша, словно во сне, помогала, кивала, вымученно улыбалась. Лишь бы избавиться от вопросов. Лишь бы снова отвернуться в черноту ночи. В отражении мелькнула смущённая улыбка, тёмная фигура в военной форме замерла у откидного столика. — Привет, — бархатистый голос, в который хотелось укутаться. Она резко обернулась от неожиданности: светлые глаза смотрели удивлённо и улыбались. Бесенята в их глубине озадаченно перешёптывались: разве такое бывает? Егор покосился на онемевшую девушку, снял китель с широких плеч и, забросив дорожную сумку на верхнюю полку, присел напротив. Прислонился спиной к жесткому пластику плацкартного вагона. На губах играла полуулыбка. Чёртики в светлых глазах замерли в ожидании. Стеша искала слова, чтобы чем-то заполнить неловкую паузу. И не находила. Беспомощно крутила белые проводки наушников, наматывая на указательный палец и разматывая вновь. Егор решительно придвинулся к столику, положил руки перед собой, загадочно улыбнулся: — Чаю хочешь? * * * Мерный стук колес, полумрак заснувшего плацкартного вагона, две кружки крепкого чая, нетронутая упаковка печенья на столике и плитка тёмного шоколада. Стеша ловила заинтересованные взгляды соседей. Их не трогали, не звали поболтать, старались не мешать. Егор рассказывал о море, и его глаза странно искрились. Девушке казалось, что она смотрит живое кино — так ярко расцветало холодное северное море в его стальных глазах. Она чувствовала соленый привкус на губах, порывы колкого ветра. Егор дважды был в автономном плавании. Судя по всему, это было неплохо. — А ты, ты почти дипломированный юрист? — в его глазах пытливое внимание и любопытство, желание разговорить. Стеша кивнула: — Почти. ГОСы и защита диплома остались. — И дальше: преступников ловить? Девушка тихо рассмеялась: — Надо же, столько недостоверных предположений в одной голове, — вернула ему ироничное замечание. Он понял и широко улыбнулся. Смущенные чертики затаились в глубине серых глаз. Стеша пояснила: — Просто это самое распространённое заблуждение. Почему все думают, будто кроме работы в уголовном розыске юрист больше нигде не нужен? — Не, — молодой человек отмахнулся. — Дело не в этом, а в том, что романтически настроенные девушки мечтают о тяжёлой работе следователя. Не знаю зачем. Доказать что-то? Преодолеть себя? Стеша поставила локти на стол, посмотрела пристально: — А я — романтически настроенная девушка? Егор просиял: — Коне-ечно! Бросить всё ради побега в Питер? Для этого нужен адский приступ романтизма. Стеша смутилась. Опустив глаза, вцепилась в кружку с остывающим чаем. — А с чего ты взял, что «бросив всё»? — По глазам прочитал, — он прищурился. — Когда увидел отражение твоего лица в стекле… Но я не лезу с вопросами: не хочу, чтобы ты решила от меня избавиться и отправила спать на верхнюю полку. Я на ней не помещусь. Он примирительно протянул девушке печенье и шоколад. — Не отправлю, — она отломила тонкий прямоугольник. — Как оказалось, что ты стал моряком-подводником? Династия? — Не-а, не угадала. У меня отец — военврач в Солнечногорском госпитале. Мама — учитель истории в школе. Я море никогда не видел. Наверно, поэтому оно мне снилось. Холодное, с тяжелыми, будто оплавленными свинцом волнами. — На Северный флот сам попросился? Он кивнул, посмотрел на неё задумчиво. — А родители как восприняли твоё распределение? — Нормально. Служба такая. — Уклончиво отозвался Егор и тихо улыбнулся. — Мама переживает, конечно. Регулярно шлёт носки и полушерстяное бельё. Стеша отрешенно пробормотала: — Такая у нас работа: волноваться. Егор бросил на неё внимательный взгляд, прищурился. — Ты где в Питере остановишься?