Пожилая дама посмотрела на него с вызовом, процедила сквозь зубы: — Ищите похищенное. А все остальное дела не касаются. Следователь услышал ровно столько, сколько хотел. — Кто знал о том, что вы храните дома украшения? — его голос стал официален. Старушка призадумалась, расправила бежевую юбку на коленях. — Да никто. Дочь. Но она во Франции. Племянница в Америке, учится. — А здесь, в России? Вот соседи ваши, например. На сколько вы с ними откровенны? Старушка поджала губы: — Егор и Стеша — кристальные люди! Не смейте даже подозревать их! — она привстала, сварливо прищурилась: — Я поняла, куда вы клоните. Вместо того, чтобы искать настоящего преступника, вы сейчас повесите кражу на приличных людей! Чернов протестующе сложил руки: — Ни в коем случае, но как я вам могу помочь, если вы мне ничего не рассказываете? — Достаточно того, что похищена ценная вещь. Если она найдется, я передам ее в Государственный Эрмитаж. По завещанию. Так что найти ее — в ваших интересах. Наверняка вам выпишут государственную премию. * * * Горан пристально наблюдал за происходящем в доме хозяйки. То, что она обнаружила пропажу, должно было рано или поздно произойти. Сейчас, когда почти всё готово — лучше, чем после. Но и его работа существенно осложнялась с этой секунды. Лопата чертыхался рядом, дёргался и паниковал. Горан прикрикнул на него и потянулся за мобильным. — Сообщите о готовности, — требовательно бросил в трубку. — Нет, две недели — это много. Даю вам пять дней. Во вторник она должна быть у меня. И нажал красную кнопку отбоя. Время пошло. Единственная тёмная лошадка — брюнетка из квартиры напротив. Ею надо заняться вплотную. Острые глаза охотника вперились в квартиру напротив. В ней оперативники осматривали, замеряли, устанавливали, протоколировали то, что значения для него, Горана, уже не имело. Он ждал, когда старуха останется одна, уверенная, что за ней никто не наблюдает. Она полезет проверять сохранность своего главного сокровища и откроет ему, охотнику, его местоположение в этой чёртовой заставленной антиквариатом квартире. * * * Ираида Семеновна засыпала тяжело и тревожно. Ей снился укоризненный взгляд Михаэля, которому она обещала сохранить наследство знаменитых родственников. Она не продала её тогда, в две тысячи тринадцатом, когда после выставки, на которую опрометчиво согласилась, около ее дома стали появляться благородного вида джентльмены с совершенно неприемлемыми предложениями. Дочь уговаривала: им, молодым, хочется всего и сразу. И здесь. Они не понимали, что такие реликвии не имеют цены, как сама память. Михаэль понимал это. Он по крупицам собирал наследие знаменитого мастера. Семнадцать уникальных украшений. Венцом которых стала в начале «Лилия», а потом императорская «Мушка», найденная им случайно, узнанная по тончайшему почерку мастера. И только спустя годы, он нашел доказательства, что вещь принадлежала не только руке знаменитого деда, но и самому Дому Романовых. Что «Мушка» стала символом любви и верности долгу венценосной пары. Ираида вздохнула, прислушалась: добрая девочка Стеша осталась с ней этой ночью, неудобно пристроилась на старом жестком как катафалк кресле. В квартире было душно, пахло пылью и чужими людьми, бродившими здесь в поисках следов грабителя. Пожилая дама положила подушки повыше, уставилась в потолок. На догадку Михаэля натолкнуло одно письмо. В нём упоминалось «напоминание чистой и вечной любви», которое «милая Аликс» носит на пальце. Было упоминание одной из фрейлин о превратностях судьбы, что очаровательная мушка стала прозвищем. Аликс зло называли «гессенской мухой». И Михаэль догадался. То, что он считал брошью все эти годы, было кольцом-трансформером. Замок-защёлка тончайшей работы превращали одно из крыльев в шинку. «Мушка хранит моё сердце, подаренное тебе много лет назад». Эта фраза стала следующим ключом, следующей загадкой. В начале века в моду вошли перстни с тайниками. Благо, времена великой отравительницы Марии Медичи давно миновали, поэтому их использовали под нюхательные соли… В архивах знаменитого деда, выкупленных у парижского старьевщика, Михаэль нашёл чертежи изготовления тайника в кольце со сравнительно небольшим овальным камнем. Внутри него должно было храниться миниатюрное золотое сердечко. Ираида помнила, как муж не спал, изучая «Мушку»: форма изумруда точно совпадала с тем чертежом. А фраза, оставленная в письмах, недвусмысленно подтверждала его предположения. Помог случай и она, Ираида. Заснув за рабочим столом, Михаэль стряхнул перстень на пол. Супруга подобрала его, заметила, что от падения шинка сместилась в сторону, возвращаясь в положение окантовки крыла драгоценной мушки. Ираида защелкнула замочек, трансформировав ее в брошку. Чуть повернув, заметила, что и окантовка другого крыла стала также подвижна. Осторожно потянула его в сторону, заметила еще один миниатюрный замочек-щеколду, замаскированную под фрагмент крыла. Изумруд подался в сторону, показывая плоское углубление в ранте, под камнем. В нем притаилось золотое сердечко с тончайшей гравировкой на немецком: «Моё сердце в твоих руках». Ираида вздохнула. Она его тихо ненавидела, это кольцо: оно сгубило мужа. Мало того, что исследуя его, изучая его судьбу, Михаэль совсем забыл о ней, тогда ещё нестарой женщине. Новость о тайнике вообще лишила его сна, сведя в скором времени в могилу. Ираида тяжело вздохнула, покосилась на молоденькую соседку: та спала, неловко подставив под голову кулак. Пожилая женщина тихо позвала её: — Стеша, друг мой. Девочка встрепенулась, бросилась к ней. Сонные глаза моргали по-детски беспомощно. Ираида улыбнулась. — Иди, душа моя, домой. Спи. Я свежа как майская роза, — она усмехнулась. Девушка хотела остаться. Ираида умела настоять на своём. Выпроводив соседку, она еще постояла у двери, прислушиваясь к шагам на лестничной клетке. Приглушенно ухнул бас Егора: — Да мы не спим, чай пьем… Хлопнула входная дверь. Ираида осторожно прошла в кухню. Тонкий тюль замер, словно дыхание снежной королевы. Пожилая женщина не зажгла свет. Бесшумно достала длинный кухонный нож и опустилась с ним на пол, рядом с мойкой. Старческие руки плохо слушались, тесак то и дело выскальзывал из пальцев, норовя полоснуть. Но Ираида методично выковыривала светло-салатовую замазку, очищая по периметру одну из плиток. Салатовый прямоугольник во втором ряду от пола, с квадратиком наивных ромашек в центре. Откашлявшись, подцепила ножом угол, потянула на себя. Крохотное усилие, и керамическая пластина упала ей на колени, оголив неглубокое корявое, явно самодельное, углубление в кирпичной стене. Потянув за тряпицу, вынула из него квадратную выцветшую коробочку, когда-то изумрудного цвета с золотым вензелем на бархатной крышке. Открыв, тяжело вздохнула. Один крупный бриллиант огранки антик, четырнадцать небольших бриллиантов редкого изумрудно-синего цвета. Изумруд в центре. Изящные круглые крылышки с окантовкой. — Тут ты. А напарницу-то твою умыкнули. Так и знай. Тебя умыкнут — я плакать не стала бы. А Лилию жалко. Любила ее я. Ну, сиди в своей конуре. Старушка сунула раритетную брошь в коробочку, завернула в тряпицу. Тщательно приладив керамический прямоугольник, приладила его к стене. Ей потребовалось пять минут, чтобы достать из-под мойки завернутый в черный полиэтиленовый пакет порошок для приготовления раствора и еще пятнадцать — чтобы ловко замазать швы. Вычистив плитку влажной тряпицей и подметя пол, старушка медленно направилась в спальню.