– Да, Озорник подойдет, – после недолгого молчания согласился младший конюх. – Только надолго его не хватит. – Руссенская порода, – напомнил старший. – Они выносливые. – Мортемар выносливее, – отрезал Жермен. – Загоняет лошадей до кровавой пены из ноздрей. – Ты видел это? – Своими глазами. Поверь мне, Гастон, ему это по душе. Старший конюх помрачнел. – Вот для чего ему норовистые лошади… – А ты как думал? Он от них распаляется. Его любимое развлечение – загнать побольше за один выезд. – Ты правда видел это или просто треплешь своим жирным языком? – Одна как шла, так и свалилась мне под ноги – едва успел отскочить. Ноздри у нее до того раздулись, что можно было в каждую сунуть два твоих кулака. А бока ходили так, что седло подпрыгивало почище скачущего зайца. – Довольно, – оборвал Гастон. Раздался короткий смешок. – Как хочешь… Но я бы на твоем месте приготовил завтра троих. Двумя может не обойтись. – Думаешь, он загонит и Птичку тоже? – голос старшего конюха дрогнул. – До смерти, может, и нет. Но из-под седла надолго выбьет. Вряд ли она оклемается. Гастон не удержался и выругался. – А не оклемается, туда ей и дорога, – хладнокровно отозвался Жермен, не простивший злобной кобыле ее выходки. – Купишь новых. Твое дело – чтобы Мортемар остался доволен. Прошуршали, удаляясь, шаги, вздохнула дверь – и стало тихо. Тогда из дальнего темного угла, крадучись, выбралась высокая фигура. – Матье! – удивленно проворковали из угла. – Куда ты? Парень не отозвался. Стряхнув солому, он подошел к деннику, в котором дремала золотистая лошадь. – Вернись ко мне, малыш! Юноша принялся грызть ноготь, не сводя глаз с кобылы. Подметка дьявола, до чего же паршивое дело! Николь с ума сойдет от горя. Над Матье посмеивались из-за его дружбы со служанкой. Приятели отпускали похабные шуточки, да он и сам не без удовольствия похохатывал вместе ними. «Кто, Николь? Она для меня не важнее прошлогоднего мышиного помета!» – поклялся он судомойке, прежде чем завалить ее на кучу соломы. Но сейчас Матье отчетливо представил заплаканное лицо девочки, и у него сжалось сердце. – Птичка! – тихонько позвал он, сам не зная, чего ждет. Тонконогая кобыла вскочила так живо, словно и не спала. Матье отшатнулся, когда выразительная морда с блестящими глазами оказалась рядом. Его лицо овеяло теплое дыхание. – Ну, где же ты? – окликнули из угла. Если бы Птичка не проснулась, Матье плюнул бы на все и уже возился в соломе с пышнотелой девицей. Но сейчас он не мог уйти. Какое-то странное чувство грызло его, и от него было больно везде, не только в сердце. Лошадь смотрела с печальным пониманием, и юношей внезапно овладела безумная мысль. Когда недовольная судомойка выбралась из остывшего гнездышка, то от изумления выпучила глаза. Красавчик Матье, полуголый, стоял возле бешеной кобылы, затягивая подпругу. Птичка помахивала головой, но не делала даже попыток лягнуть нахального юнца. – Иди сюда! – выдавил парень, покраснев от натуги. – Поможешь мне. Девица фыркнула и бросилась бежать подальше от свихнувшегося любовника и злобной кобылы. – Не вздумай никому рассказать! – крикнул он вдогонку. Но той уже и след простыл. Матье даже головы не повернул вслед. Затянув подпругу, он принес из кормушки горсть овса и присел на корточки перед Птичкой. – Наклонись! Ну же, давай! Кобыла послушно опустила голову и принялась жевать овес. Матье заставил ее повторить это несколько раз, и только тогда распустил подпругу. Пальцы нащупали в подмышке лошади стремительно набухающие уплотнения. По губам его пробежала довольная ухмылка. Все, теперь запрячь ее долго не удастся! Конечно, Гастон изведет всех, пытаясь понять, отчего здоровая кобыла вдруг заподпружилась. Но пройдет не меньше недели, прежде чем Птичка сможет снова ходить под седлом. – Ты умная зверюга, – тихо сказал Матье, отступая назад. – Только не выдавай меня. Лошадь вскинула голову и посмотрела на него так, что у юноши мурашки побежали по коже. Возле двери взгляд его упал на огромного вороного жеребца – одного из тех, на которых прискакал отряд маркиза. Мышцы перекатывались под лоснящейся кожей, когда жеребец, волнуясь и горячась от близости лошадей, переступал копытами. Матье восхищенно присвистнул. Если бы он мог знать, чем обернется дело, то своими руками перерезал бы сухожилия этому коню. Глава 4 Граф Гуго де Вержи, гостеприимный хозяин и любящий отец, держал за руку свою старшую дочь. Элен попыталась вырваться, но мертвой хватке графа не смог бы противиться и более сильный человек. – Ты пойдешь к нему, – размеренно и внятно повторил граф. – И сделаешь все, что он захочет. – Но отец!.. – Поверь, ты будешь вознаграждена за неудобство. – Неудобство?! – вспыхнула девушка. – Тихо! – граф предупреждающе стиснул ей локоть. Элен едва удержалась, чтобы не застонать. В отчаянии она прибегла к последнему средству. – Но я обручена! Шарль де Суи… Я должна выйти за него девственницей! Его отец – строгий ревнитель устоев! Гуго снисходительно улыбнулся: – Поверь мне, твой брак с Шарлем не так важен, как благосклонность нашего гостя. Так ты сделаешь то, о чем я тебя прошу? Он подчеркнул слово «прошу». Девушка молчала. – Я не хочу от тебя многого, – с пугающей мягкостью заверил Гуго, сжимая пальцы. Элен стиснула зубы, чтобы не закричать от боли. – В конце концов, разве не для этого предназначила тебя природа? У тебя сейчас особенные дни? Элен не сразу поняла, о чем ее спрашивают. – Нет, – выдавила она. – Они уже были в этом месяце. – Жаль… – с видимым огорчением сказал граф. – Ему бы… Он оборвал себя, наклонился к дочери и пристально посмотрел ей в глаза. – Отправляйся к нему. Сейчас же. Пока он хочет тебя.