– Но дежурство усилим. – Подмигнув ребятам, Анатолий Иванович посмотрел на часы. – Однако, пора уж. Одевайтесь – уходим. – Ой, Анатолий Иванович, – быстро натянув шорты, обернулась девушка. – А я вас в Тарту видела! Правда, так, мельком… Все вспоминала, где это было… – Так я там раньше жил, это никакая не тайна. – Резников махнул рукой. – В аспирантуре даже учился. Только ушел за год до вас. Были причины… – А! Вот откуда профессор вас знает! – Ну да… * * * О найденном трупе срочно сообщили в районную прокуратуру, в Тянск, куда и отправился старший следователь Алтуфьев. Прямо с обеда и выехал, тем более тому способствовали некоторые обстоятельства. Следователя встречали всем отделением с начальником во главе – еще не знали, кто именно прибудет, гадали… Дорожкин первым заметил тормознувшую у крыльца черную «Волгу». И тут же побежал к начальнику, старому майору Верховцеву: – Иван Дормидонтович, Алтуфьева прислали! – Ну, слава богу, – поднявшись со стула, хлопнул в ладоши майор. – Не обознался? Он же и. о. вроде как… – Да нет же! Вон он идет… – Здрав будь, Иван Дормидонтович. Привет, Игорь… В дверях кабинета возник – словно бы материализовался! – высокий худощавый брюнет лет тридцати пяти, спортивный, с волевым красивым лицом и стрижкой под полубокс, одетый в синий прокурорский мундир – двубортный пиджак и по-пижонски зауженные брюки, выглаженные так, что стрелками, казалось, можно было бриться. Надраенные до блеска штиблеты с модными узкими носами сияли не хуже, чем звездочки в петлицах (петлицы у прокурорских заменяли погоны). Большая «майорская» звезда, два зеленых просвета – в милиции и в армии сказали бы – «майор», в прокуратуре – «младший советник юстиции». – Хорош, хорош, Владимир Андреевич! – приветствовав, поцокал языком старый майор. – Я смотрю, нынче при полном параде к нам? Что – сам? Все же решил самолично? Пожав милиционерам руки, Алтуфьев улыбнулся и повел плечом: – Не я решил – начальство. – Так ты ж сам нынче начальство – и. о.! – расхохотался Верховцев. – Уже не и. о. Начальство из отпуска вышло. Как раз первый день! – И сразу – тебя? – удивленно протянул майор. – Что, некого больше? – Так отпуска же! И я должен бы… Ну, вот здесь разберусь – и в отпуск. Потерев руки, следователь уселся за стол и вопросительно оглядел собравшихся: – Ну что, товарища? Слушаю вас… Ревякина что-то не вижу. – К эксперту поехал, в морг, – усаживаясь, пояснил Дорожкин. – Как раз по этому делу. Должен бы уже быть. Да вон, идет… – Участковый кивнул в окно. Поприветствовав всех, опер тоже уселся за стол, следом появился и техник-криминалист Иван Африканович Теркин – не первой молодости лысоватый жилистый мужичок, выходец из дальних староверских деревень, тем не менее заметно пьющий. Первым начал Дорожкин, доложивший о перипетиях, приведших к обнаружению трупа. – Хорошо тут у вас, на танцах весело! – выслушав, подытожил следователь. – То девки дерутся, то трупы в прудах всплывают. – Так он не всплыл, это мы его вытащили, – подал голос припоздавший Игнат. Алтуфьев прищурился: – Вытащили чисто случайно, как я понял? – Ну, не совсем так… – поднявшись, приступил к докладу Ревякин. – Погибшая – Марусевич Тамара Игоревна, девятнадцати лет… Девушка молодая, красивая… – Так, последнее, наверное, не очень и важно. – Перебив, начальник отделения нервно покрутил усы. – Как раз важно, Иван Дормидонтович. – Опер был не лыком шит и свою точку зрения всегда отстаивал до последнего. – На танцах дело было. Понятно, что почти все парни – пьяные. Страсть – ссора – и вот вам – труп! – То есть не луч света в темном царстве? – несколько цинично уточнил следователь. – Не сама бросилась? Ревякин кивнул: – Думаю, не сама. Я тут к судмедэксперту заходил. Заключение к вечеру будет. Но кое-что в светской беседе у Варфоломеича выяснил… Андрей Варфоломеевич, сухонький, вальяжный старичок, бывший акушер, уже который год работал патологоанатомом – потрошил трупы да проводил для милиции экспертизы, в основном по побоям и легким телесным повреждениям, все остальное попадалось редко. – И что Варфоломеич? – поправив узенький модный галстук, заинтересовался Владимир Андреевич. – Если кратко – смертельный удар по затылку округлым предметом. – То есть либо ударили, либо ударилась, когда упала. – Алтуфьев покусал губу. – Сама или толкнули? Насчет алкоголя что? – Варфоломеич не обнаружил… Задумчиво покивав, следователь перевел взгляд на техника-криминалиста: – Африканыч! По твоей части есть что? – Да ничего. – Погладив лысину, Теркин развел руками. – Сами понимаете, болотина. Брошка тоже захватана… – Что за брошка? – Ее, – поднялся Дорожкин, – мать опознала. Девчонки еще раньше нашли. – Та-ак… Девчонок сегодня ко мне, и мать, конечно… – Алтуфьев потер виски и скривился. – Насчет подозреваемых что? – Два кадра имеется, – хмыкнул Игнат. – Воздыхатели. Только, похоже, глухо там… – Ничего, проверим. Игнат, ты сам-то что думаешь? – Думаю, не сама. Думаю, ссора. Толкнул какой-то черт – и прямо на камень. – Непреднамеренное, значит? – Оно и есть. – Однако несчастный случай тоже исключать нельзя, – напомнил начальник. – Так и не исключим. – Алтуфьев расхохотался. – Кабинет мне выделите? Думаю, дня на два, вряд ли больше, а, Иван Дормидонтович? – Да хоть на сколько! – пообещал майор. – Дорожкина вон к Игнату выселим на время. А вот насчет ночевать… У меня можно. Вот тут возразил Ревякин: – Не-не, давай, Володя, к тетушке. Ну, где в прошлый раз жил. Два года назад, во время расследования запутанного и нашумевшего дела, Алтуфьев (тогда еще юрист первого класса) жил (вернее, ночевал) у двоюродной тетки Ревякина Глафиры Ивановны, или попросту тети Глаши, имевшей во владении частный дом на улице Южной. Жила тетя Глаша одна, дочь ее выучилась на геолога, вышла замуж и нынче проживала в Томске. У Игната же была квартира в Тянске, здесь же, в Озерске, ему предоставляли служебное жилье – комнату в добротном леспромхозовском бараке. – Ну, что ж, тем лучше, – обрадованно кивнул Владимир Андреевич. – Надеюсь, тетя Глаша меня еще помнит. – Да помнит! – Хорошо! Игнат, так, может, прямо сейчас и заедем? Вещи оставлю, отпущу шофера… А в дежурке пока повестки развезут. – Да ты не беспокойся, Владимир Андреевич, – заверил начальник. – Развезут, а как же! Кого надо, доставим, только скажи. К вечеру Алтуфьев успел довольно много. Побеседовал с матерью и коллегами погибшей, допросил свидетелей, кого смогли найти, подозреваемых же решил пока не трогать – особо нечего было предъявить. – Девчонки, говоришь, в походе? – выпроводив последнего свидетеля (пока непонятно чего), заведующего клубом, Алтуфьев заварил в банке чайку и, закурив, предложил заглянувшему оперу: – Будешь? Сигарету не предлагаю – «Памир». Владимир привык к дешевому куреву еще на службе в армии, с тех пор так и курил «Памир» по десять копеек за пачку, что не очень вязалось с его должностью и пижонским внешним видом. Ну, привычка – куда деваться? И вообще, курить вредно. Последнюю фразу наставительно произнес вошедший в бывший свой кабинет Дорожкин. Вот так прямо с порога и заявил, увидев дымивших приятелей: – Курить вредно! Ревявкин, кстати, курил свои, участковый же снова решил бросить и не притрагивался к сигаретам уже целый день!