— Нет, пожалуйста, нет! — пробормотал он несколько раз подряд. И затем, извиняющимся голо­сом: — Я причинил столько беспокойства. Может, мне удастся заснуть. Я был глуп и невнимателен. Капитан долго смотрел на Шиллера, прежде чем произнес: — Вы правы. Для вас будет лучше поспать. И если завтра вы будете чувствовать себя так же плохо, то мы отправим вас в Тарн и там обследуем. Надеюсь, в этой нищей деревне найдется порядочный врач? — Спасибо. Я очень благодарен вам. — Не стоит благодарности, — возразил капитан любезно и выпроводил нас с Эмилией из комнаты. Эмилия буквально высказала мои мысли, хотя ее они не веселили так, как меня. — Иногда ты действительно очень груб, Ник, — пожаловалась она. — Я буду ужинать в своей комнате. И вероятно, я еще раз загляну к бедному Францу, когда он уснет. — Это вряд ди удастся, — сказал капитан, снова открывая дверь в комнату Шиллера и вытаскивая ключ из замочной скважины. Затем он запер дверь снаружи и засунул ключ в один из своих бесчисленных карманов. Разгневанная мисс Эмилия удалилась в свою комна­ту. — А как у вас обстоят дела с детьми? — поинтересовался капитан, сменив тему. — Очень хорошо, сэр. Они похожи на молодые растения, у которых поникли венчики. Но если о них заботиться, ухаживать за ними, улыбаться им, тогда они повернутся к солнцу и расцветут. Возможно, мое сравнение прозвучало несколько сентиментально, но я нашла его подходящим. Он взял меня за подбородок и приподнял слегка голову так, словно я была в возрасте Розы. — Вы очень честная девочка, Ливия, — сказал он утвердительно. — Вы должны смотреть на мир немного с юмором, иначе вы сломаетесь. Я почувствовала себя униженной. — Однако до сих пор я не сломалась, — возразила я обиженно. — И не исключено, что выдержала более сложные экзамены, чем вы. А когда я захотела вырваться из его рук, он наклонился ко мне и поцеловал, не обращая внимания на мои гнев и возмущение. Я покраснела и вынуждена была заставить себя не терять самообладания. — Это все, сэр? — спросила я его деловым тоном. — В настоящее время да. Пришлите детей ко мне. Я попытаюсь дать немного солнечного света моим бедным брошенным растениям. Я изучающе посмотрела на него. Если он хочет посмеяться надо мной, то эту грубость я ему ни за что не прощу. Но он опередил меня и сам задумчиво заглянул в мои глаза. С облегчением я отправилась на поиски детей. Так как их не было в комнате Пена, то я заглянула на винтовую лестницу и в зал. Навстречу мне попалась Леокадия со свежевыстиранными простынями. На мой вопрос, не видела ли она Розу и Пена, она ответила отрицательно. Я уже собралась подняться наверх, но венецианское окно в конце коридора словно магнит притянуло меня. Задумчиво смотрела я на гладкую, как зеркало, неподвижную голубую поверхность озера. Как всегда, облака смягчали жгучие послеполуденные лучи солнца. Чье-то доверительное хихиканье вывело меня из задумчивости. Я услышала сердитый голос Пена: — Успокойся, ты, глупышка! Если они услышат, то все ей расскажут. Сразу после этого окно захлопнулось. Я высунулась в окно и посмотрела наверх. Оба ребенка, видимо, находились в моей комнате. Я неслышно прокралась на третий этаж и замерла, прислушиваясь у открытой двери моей комнаты. Похоже было, что Пен и Роза обшаривали мои вещи. Девочка жалобно причитала: — Что за гнусная работа?! Я же говорила тебе, что здесь ничего нет. И она ничего не могла засунуть за подкладку. Взгляни, Пен, что за чудесный цвет! — Девочки всегда такие глупые! Кого может интересовать цвет лент? — А подкладка? Какая красивая. А мы не можем ошибаться? Что она может знать? Пен, что ты нашел? Мальчишка, вероятно, залез в шкаф. Его голос прозвучал слишком глухо. — Она умна. Я ничего не могу найти. Но я знаю, что она приехала сюда с определенными намерениями. Мы не можем рисковать. Она что-нибудь обнаружит. Мы должны избавиться от нее. — Нет же, Пен! Мое сердце забилось так сильно, что я чуть не задохнулась. — Я знаю, она мне тоже нравится, — проговорил Пен из шкафа. — Но она была там. Она что-то знает. И даже если она будет что-то подозревать — это уже достаточно опасно. У нас нет выбора. Роза ответила что-то неразборчиво и шмыгнула носом. Я высоко оценила то, что она высказалась против приговора мальчишки. В задумчивости я отошла на несколько шагов от двери. Я чувствовала себя такой жалкой, что мне пришлось несколько раз глубоко вдохнуть, прежде чем я, на этот раз не таясь, смогла приблизиться к моей комнате. Входя в комнату, я изобразила на лице веселость и беззаботность. Роза сидела на краешке моей кровати. Она болтала ногами и невинно засмеялась при моем появлении. Пен стоял у окна и с деловым видом смотрел на болото. Он тоже ничем не выдал себя. Это было просто удивительно, как они сумели буквально за минуту расставить все на свои места и навести прежний порядок. Только коробка от моей шляпки лежала чуть в стороне. — А мы вас ждали, — промолвила Роза чистым голосом. — Ваш отец хочет видеть вас, — объявила я коротко. Роза бросила на брата испуганный взгляд, и я почувствовала их тревогу. — Все в порядке. Он просто хочет побыть с вами, — добавила я ласковым тоном, проклиная в душе свою слабость. Роза спрыгнула с кровати и прошла мимо меня в коридор. Пен последовал за нею. У двери он еще раз обернулся. — Спасибо, Ливия, — сказал он подавленно. — Вы очень хорошо относились к Розе и ко мне. Мы, мы хотим, чтобы вы знали… Спасибо. Он поспешил за сестрой. Внутри шкафа Пен не успел замести следы своего пребывания. Я подавила желание заплакать и принялась приводить все в порядок. Глава девятая Я надеялась, что смогу помочь Пену и Розе, предполагая, что им нужны дружба, друзья, понимание, но после этого разговора я узнала, что во мне они не нуждаются. Они вели себя, как взрослые заговорщики. Но ведь и судья Сандерленд пытался предупредить меня об этом. Такое доверчивое поведение было с моей стороны большой ошибкой. «Мы должны от нее избавиться», — сказал тогда Пен, но думал ли он действительно о том, о чем думала я? Чтобы ни с кем не встречаться во время обеда, я принесла чай и немного чудесного хлеба выпечки господина Тиссо к себе в комнату. Я поставила поднос на маленький ночной столик, налила себе чаю, механически пила и ела, смотря при этом в окно на озеро. Возможно ли это, хотя бы чисто физически, чтобы преступниками были дети? Ну, быть может, и не нужно обладать большой физической силой, чтобы столкнуть кресло Габриэллы Брендон. А когда они увидели, что их мать умерла, они в панике бросились бежать. Но Пен говорил не о несчастном случае. В вечерней тишине стук в мою дверь прозвучал, как удар грома. Мои руки задрожали. Я поставила звенящую чашку на столик. Неизвестный за дверью должен был слышать звон чашки. Раздался повторный стук, но так как я все еще никак не реагировала, прозвучал тихий голос Розы: — Ливия, спускайтесь, пожалуйста, вниз. Мы сидим с отцом за обеденным столом. Отец говорит, что вам нужно спуститься. Он это ясно дал понять. — У меня болит голова, — солгала я. — Очень сожалею. Последовало короткое молчание, после чего Роза повторила попытку, но я не дала себя уговорить, хотя обманывать ее не доставляло мне никакого удовольст­вия. — Действительно, Роза, я чувствую себя очень плохо. Я уже попила чаю и пораньше лягу спать. Передай отцу и брату мою благодарность за приглашение. Роза что-то пробормотала, затем просто-напросто открыла дверь и просунула в нее голову. — Если вы придете, Ливия, я буду вам вечно благодарна, — проговорила она льстиво. — Отец и Пен разговаривают о войне, кораблях и других скучных вещах. — Она внимательно разглядывала меня, а потом произнесла, нахмурив лоб: — Но вы чудесно выглядите. Вы уверены в том, что у вас болит голова? У меня бывает мигрень, но она проходит, если я счастлива. — А сейчас ты счастлива? — Да. Это значит, я буду счастливой, если… — Если что?