– Братья! – начал старик. – Я, ваш вождь и отец Уаконо, обращаюсь к вам за праведным судом! Не милости пришел я просить для своего сына, а только справедливости. Всем вам известно, что Уаконо – храбрый воин. Его щит украшен многими трофеями, отнятыми у ненавистных белых. Кто из вас станет отрицать его мужество? В толпе раздался утвердительный гул. – Хиссо-ройо – тоже храбрый воин, и я так же, как и вы, уважаю его заслуги. Толпа громко и одобрительно зашумела. Видно было, что ее любимцем был не Уаконо, а Хиссо-ройо. Отец Уаконо, очевидно задетый за живое, после минутного молчания закончил свою речь несколько враждебным тоном: – Повторяю вам, я уважаю Хиссо-ройо за его храбрость, но… прошу вас, братья, выслушайте меня. Природа двойственна. В ней есть день и ночь, зима и лето, зеленые равнины и мертвые пустыни. Так же двойствен и язык Хиссо-ройо. Его речь двоится, как язык гремучей змеи, а верить ей… нельзя! Хнссо-ройо даже и не подумал защищаться против этого, вероятно, вполне справедливого обвинения. Он только ответил: – Если Хиссо-ройо лжет, пусть совет не верит ему, а выслушает лишь его свидетелей. Они докажут, что Хиссо-ройо прав! – Пусть сначала говорит Уаконо! Где Уаконо? – кричали члены совета. Еще раз послышался зов глашатая, но, разумеется, вновь безуспешно. – Братья! – снова молвил предводитель. – Моего сына нет в лагере, он поехал зачем-то обратно по нашей тропе и, наверное, скоро вернется. Ввиду этого я прошу вас на время отложить суд. Среди присутствующих пронесся неодобрительный шепот. Хиссо-ройо снова обратился к совету: – Я прошу только справедливости. По нашим законам суд не может откладываться. Пленники должны кому-нибудь принадлежать, и я предъявляю на них права. У меня есть доказательства. У Уаконо их нет, вот почему он и отсутствует. – Уаконо не отсутствует! Он в лагере! – раздался чей-то голос. Неожиданное известие поразило всех. – Кто говорит, что Уаконо в лагере? – спросил предводитель. Из толпы вышел индеец, принявший меня за Уаконо. – Уаконо в лагере, – повторил он. – Я разговаривал с ним. – Когда? – Недавно! – Где? Индеец указал на место нашей встречи. – Он шел вон туда и скрылся между деревьями. Потом я его больше не видел. Это сообщение еще более удивило всех. Никто не понимал, почему Уаконо, находясь в лагере, не выступил в защиту своих прав. Или он совершенно отказался от пленницы и белого коня? Отец Уаконо стоял молча, видимо, сильно смущенный. Несколько человек предложили обыскать рощу. Я замер от страха. Ведь если они это сделают, то непременно найдут меня, переодетого в костюм Уаконо, и убьют на месте или, скорее всего, замучают! – Зачем нам искать Уаконо? – воскликнул Хиссо-ройо. – Он знает свое имя, и у него есть уши. Если хотите, позовите его еще раз. Снова глашатай прокричал имя Уаконо, но ответа, естественно, не было. Наступило долгое молчание. Наконец старший член совета встал, зажег трубку и передал ее своему левому соседу, этот следующему и так далее, пока трубка не обошла весь круг. Последний из куривших положил трубку в сторону и шепотом предложил вопрос своему соседу. Сосед отвечал ему также шепотом, потом спрашивал следующего и так далее, пока не были опрошены все. После этого было громко произнесено решение суда. Лошадь присудили Уаконо, а девушку – Хиссо-ройо. Объявив приговор, совет сейчас же разошелся. Остальные тоже разбрелись восвояси и вскоре забыли о совете. Глава XXIX Торжество победителя Казалось, все были довольны решением совета, не исключая даже старого вождя. На лице Хиссо-ройо появилась самодовольная улыбка, и он с торжествующим видом подошел к пленнице и заговорил с ней по-испански, не желая, чтобы другие поняли его слова. – Итак, донна Айсолина де Варгас, – начал он, ухмыляясь, – вы слышали приговор суда? – Слышала, – покорно ответила Айсолина. – Теперь вы принадлежите мне! Надеюсь, вы довольны? Ведь я такой же белый, как и вы! – Я довольна, – произнесла девушка тем же спокойным тоном. Этот ответ очень удивил меня. – Это ложь! – заметил Хиссо-ройо. – Вы лукавите предо мной, сеньорита! Еще вчера вы презирали меня. Почему же теперь?.. – Я ваша пленница и не имею права презирать вас. – Вы правы. Вы не можете ни презирать меня, ни отказать мне. Любите вы меня или нет – вы моя! Я хотел броситься на негодяя, заколоть его и освободить пленницу, но около костра были еще индейцы, которые могли мне помешать. Однако мучения мои становились невыносимыми, и я готов был уже ринуться вперед, но меня удержали слова Хиссо-ройо. – Уйдем отсюда, – насмешливо обратился он к своей жертве. – Здесь слишком много народа. Я знаю в роще уютные уголки, покрытые мягкой муравой… Пойдем туда, моя красавица! Как ни отвратительно мне было слышать это предложение, оно обрадовало меня, и я решил пока не трогаться с места. – Но как же я могу идти за вами? – спросила спокойным голосом Айсолина, указывая на свои связанные ноги. – Правда, я об этом не подумал, но мы сейчас поправим дело… Нет, я не верю вам! – вдруг воскликнул Хиссо-ройо. – Вы можете убежать от меня. Я придумал лучший способ. Приподнимитесь немножко. Вот так… Дикарь обнял ее за талию и понес, приговаривая: – Теперь скорее в рощу, моя красавица! Удивляюсь, как я, видя все это, не бросился с ножом на негодяя! Меня удержала мысль, что дальше может представиться более удобный случай. Не выходя из-за деревьев, я быстро направился к тому месту, куда, по-видимому, шел Хиссо-ройо. Придя туда первым, я спрятался за дерево, держа в руке нож. На полдороге Хиссо-ройо остановился, чтобы отдохнуть, но через короткое время уже вновь продолжал путь как раз к тому месту, где стоял я. Вдруг он споткнулся и с криком упал на землю. Между похитителем и жертвой произошла короткая борьба, после которой Айсолина вскочила на ноги с окровавленным ножом в руках. Разрезав связывавшие ее путы, она бросилась бежать, а я за ней. Хиссо-ройо между тем громко кричал, призывая на помощь. В лагере началась суматоха, и около пятидесяти дикарей бросились в погоню за нами. На нашем пути оказался белый конь прерий, которого погонщик вел за лассо к мустангам. Поравнявшись с конем, Айсолина схватилась за лассо. Индеец старался выдернуть веревку из ее рук, но перед его глазами блеснул окровавленный нож, и он отступил. Айсолина в один миг перерезала лассо, вскочила на коня и помчалась во весь дух. Индеец послал ей вдогонку стрелу, но, по-видимому, промахнулся, так как конь продолжал скакать, не снижая скорости. Пробегая по лагерю, я поднял лежавшее на земле длинное копье и вонзил его в спину погонщика прежде, чем тот успел вынуть вторую стрелу. Вынув копье, я продолжал бежать, стараясь не потерять из виду белого коня. – Уаконо! Уаконо! Уаконо! – кричали индейцы. Я бросился к ручью, чтобы отыскать своего коня, но, к моему удивлению, Моро там не было, а на его месте стоял мустанг индейца. Кто подменил лошадь? Кто увел Моро? Вероятно, это сделал Рюб. Но зачем? Однако раздумывать было некогда. Я вскочил на мустанга и, выехав на равнину, увидел толпу мчавшихся за мной дикарей. Через несколько минут передо мной был Хиссо-ройо, намного опередивший остальных преследователей. – Негодяй, это ты специально все подстроил! – закричал он по-индейски. – Уаконо! Трус! Ты поплатишься жизнью за это!.. Пленница… Я не дал ему договорить. Пронзенный моим копьем, Хиссо-ройо свалился на землю. Между тем толпа индейцев была уже близко. Повернув лошадь им навстречу, я остановился, поднял руку и громким голосом закричал на их родном языке: – Я Уаконо! Смерть тому, кто приблизится ко мне! Не знаю, насколько правильно были произнесены эти слова, но они, во всяком случае, достигли цели. Мои преследователи остановились, а я погнал своего мустанга во всю прыть. Глава XXX Последняя погоня С радостью видел я, что белый конь мчится по направлению к холму, на вершине которого сидели в засаде мои товарищи. «Они увидят его и перехватят», – подумал я. Однако расстояние между мной и Айсолиной все увеличивалось. Я уже понял, что на мустанге мне ее не догнать. То ли дело, если б это был Моро!