Сердце у лейтенанта заныло. Все было плохо. Фрицы наверняка заметят следы людей, перебежавших дорогу. Машина остановилась как раз в том месте, где разведчики пересекли проезжую часть. Из кузова высадились несколько человек, стали осматривать следы, потом воззрились на дальнюю опушку. Был ли у них приказ гоняться за каждой группой партизан? Появился офицер невысокого ранга в шинели, перчатках, какой-то мятой бесформенной фуражке. Он поразмышлял недолго, потом выкрикнул что-то в приказном порядке. Солдаты стали выбираться из кузова. Их было дюжины полторы. В планы лейтенанта не входило устраивать очередное сражение. Он съехал обратно в овраг, обдирая живот. – Все плохо, товарищ лейтенант? – убитым голосом спросил Краев. Лицо командира было зеркалом событий. – Я бы сказал, очень плохо, – буркнул Глеб, – даже хреново. Фрицы идут к опушке. А ну, пошли. Арестанты пока не возмущались, терпели. Партизаны одели их по-зимнему, но чтобы ничто не сковывало движений. Перчатки, ушанки, валенки. Шубин шел первым, протаптывал тропу. На дне оврага снег слежался, отвердел. Ноги погружались в него только по щиколотки. Но все равно приходилось ступать осторожно, чтобы не провалиться на всю глубину сугроба. – Наверх, мужики. – Шубин подался к косогору, забрался на уступ. Немцы еще не дошли до леса, когда беглецы покинули овраг, съехали с горки и пробились через заросли шиповника. Далее был изматывающий марш-бросок. Люди бежали тяжело, захлебывались морозным воздухом, забрались на лесистый холм, где практически не было снега, скатились с него как на санках. У Снегирева подкосились ноги. Он встал, держась за дерево, хрипло дышал. – Алексей Фомич, вы же не заставите бить вас по почкам? – едко осведомился Глеб. – Не надо, товарищ Шубин. С отбитыми почками я далеко не убегу. – Инженер двинулся дальше шаткой поступью, стал ускоряться, догнал Мухавца, который стоял на вершине пригорка, согнувшись в три погибели, со свистом дышал. Начал отставать Хлебников, хватался за деревья, потом застрял между ветками кустарника как муха в паутине, тужился, не мог пролезть. К нему подбежал озлобленный Федор Ванин, вскинул автомат. – Мужик, ты какого хрена?.. – Ой, да ладно тебе, – выдавил из себя журналист. – Все равно стрелять не будешь, так нечего тут. – Еще как буду, – заявил Федор. – Вылезай, мужик, чего ты там застрял? – Так как я вылезу, если застрял? – просипел Хлебников. На него навалился сзади Григорий, несущий ручной пулемет, выдавил из кустарника. Тот покатился по снегу. Красноармейцы подхватили его под локти, стали поднимать. По приказу Шубина все застыли, заткнули рты. В лесу стояла оглушительная тишина. Снег не падал, ветер отсутствовал, застыли деревья с пышными лапами. – Привал пятнадцать минут, – пробормотал Глеб. – Кто тут самый остроглазый? Григорий, будешь наблюдателем. – Придется и мне, – с тяжелым вздохом сказал Федор. – А то ведь не справится, загубит простое дело. Потом объясняйся за этого недотепу… – Федька, шел бы ты лесом! – начал возмущаться Григорий, потом отмахнулся. Мол, да и леший с тобой. – Папиросу дайте, – попросил Мухавец. – Отобрали курево, спички, часы. Почему, не понимаю? В чем вы нас продолжаете подозревать? – Держите. – Шубин протянул ему пачку и спички. – Только без шоферских привычек. Чтобы вернули! Он смотрел, как каждый из них трясущимися пальцами доставал папиросу, разминал, прикуривал. Дымили они с жадностью. Серые лица расслаблялись, но глаза настороженно скользили по лицам бойцов. – За кого вы нас принимаете, товарищ Шубин? – спросил Мухавец. – В отряде нам ничего не стали предъявлять, изолировали от всех, гноили в землянке, обращались как с последними врагами народа. – Это не так, – заявил Шубин и сухо улыбнулся. – Вас не били, не пытали, нормально кормили и поили. Будь вы врагами народа, церемониться не стали бы. – Позвольте вопрос, товарищ Шубин, – хрипло сказал Хлебников. – Нас подозревают в чем-то ужасном. Хотелось бы знать, всех или кого-то одного? Шубин какое-то время молчал, потом заговорил: – В октябре текущего года в плен немецко-фашистским захватчикам сдался начальник штаба стрелковой дивизии полковник Амосов Николай Федорович. Он сделал это при обстоятельствах не просто позорных, а преступных, сознательно перешел на сторону врага, предварительно отправив своих бойцов в ловушку. По милости этого подонка погибли несколько тысяч человек. В плену Амосов рассказал все, что знал, выразил горячее желание сотрудничать с фашистами и создать так называемый фронт борьбы с большевиками под старыми русскими знаменами. Все это, разумеется, под контролем гитлеровцев. Это было смело, неожиданно, немцам понравилось, пусть и с оговорками. Но ведь они и так успешно наступали. Фрицы содержали Амосова в человеческих условиях, у него был свой куратор из немецкой разведки. Потом дело пошло не так. Мы сломали хребет наступающей армии, и идея Амосова стала актуальной. Умные головы в рейхе поняли, что война затянется. Амосов может стать полезным элементом пропагандистской машины. Предателей хватает. Почему бы их всех не объединить? Можно и дивизию сформировать, и корпус. Амосов не генерал, к сожалению, но тоже не последний человек. Это звание он и в рейхе получит. Но опять незадача, наше наступление. Амосов бежит, попадает в ловушку, снова вырывается, теряет куратора, бежит в леса, точнее говоря, в болото. – Лейтенант внимательно следил за лицами слушателей, оценивал их реакцию. – Вот подлец! – заявил Мухавец. – Неужели такие бывают? – Да какой только мрази на свете не бывает, – проговорил Слесарев. – А вы это к чему, товарищ?.. – Внезапно он осекся, стал тереть рукавицей побелевшую кожу на лбу. – Эй, полегче! – У журналиста вдруг забегали глаза. – Вы же не хотите сказать, товарищ Шубин?.. – Что Амосов находится здесь? – ровным голосом произнес Глеб. – Я этого вообще не хочу, но имею основания предполагать, что предатель находится среди вас. Он принял это решение спонтанно, хотел застигнуть предателя врасплох, выбить почву из-под его ног. Хуже все равно не будет. Страна должна знать своих героев. Разведчики тоже не ожидали подобных откровений, уставились на командира с любопытством. Что за муха его укусила? Но вроде умный человек, знает, что делает. Реакция фигурантов была ожидаемой. Хлебников неуверенно засмеялся. Слесарев побледнел и как-то невзначай отодвинулся от Мухавца. Тот издал облегченный вздох. Дескать, это точно не про меня. – Занятная интрига, – сказал Хлебников. – Знаете, лейтенант, получилась бы превосходная статья. «Как мы ловили предателя». Не обижайтесь, но я спрошу. Что за чушь вы мелете? Не знаете, как выглядит Амосов? – Не знаю. Так сложились обстоятельства. – Какая глупость! – Мухавец мотнул головой, словно сбрасывая прилипшее наваждение. – Вы не знаете, как он выглядит, но все равно уверены в том, что он находится здесь, не так ли? – задал резонный вопрос Слесарев. – На каком основании, можно поинтересоваться? – Эти основания вас не касаются, – отрезал Глеб. – Все в порядке, товарищи. Тем, кто не Амосов, можно не волноваться. В ближайшее время выйдем к своим, передадим вас в дивизионную разведку. Дальнейшее – дело пятнадцати минут. Если нужный человек не будет опознан, вы получите извинения. – По крайней мере, это точно не я, – заявил Хлебников. – Быстрее бы уж все решилось. – Предлагаю признаться. – Шубин поедал глазами этих людей. Возможно, он совершил ошибку, поспешил, сделав ставку на свою наблюдательность. Предатель оказался куда более искусным лицедеем, чем он думал. Либо не было среди них такового. Однако это вообще не его дело. Ему приказано доставить этих личностей куда надо. Дальше пусть разбираются соответствующие инстанции. Но что-то не давало ему покоя. Перед глазами Глеба вставали погибший майор Измайлов и парни, убитые в Волоколамске при осаде отдела абвера. Он – причастное лицо, должен знать! – Ну что ж, значит, нам нужно идти быстрее, – сказал Слесарев. – А то эта ситуация начинает уже томить. Какой же, право, вздор. – Он покосился на мрачнеющего Мухавца. Тот явно пребывал не в своей тарелке, но пытался сохранить спокойствие. – Это не просто вздор, а безумие, – заявил Мухавец. – Вам, товарищ Шубин, нужно увольняться из армии и писать фантастические истории. Лично я именно тот человек, за которого себя выдаю. Мухавец Юрий Антонович. – Сохраняйте спокойствие. Органы разберутся. – Я и сохраняю. «Вот сраму будет, когда обнаружится, что среди них нет Амосова, – подумал Глеб. – Ладно, переживу. Никого еще не привлекали за излишнюю бдительность». – Товарищ лейтенант, мы возвращаемся другой дорогой, – проговорил Краев. – Не боитесь, что заблудимся? Долго еще идти? – Заблудиться трудно, боец, – ответил Шубин. – Справа наши, слева немцы, а никак не наоборот. Поплутаем и придем. Думаю, километров десять осталось. Выйдем в расположение другого полка, ничего страшного. Лишь бы наши Новый год без нас не встретили. Покатые низины были погребены под снегом. Здесь с осени не ступала нога человека, только зайцы бегали. Их следы встречались то и дело. Движение практически встало. Ноги людей проваливались в рыхлую массу. Они отдувались, с трудом выбирались из снежного плена. – Когда же закончится эта беда, чтоб ее?.. – прохрипел Хлебников, встал, стащил шапку, утер изнанкой вспотевший лоб. – Вопрос позволите, товарищ Шубин? Существует мнение, что военного человека можно опознать, даже если он не на службе и одет в гражданское. У них иная осанка, манеры, отношение к окружающим. Даже мышление не такое, как у нас. Притворится такой персонаж штатским, но все равно чем-то выдаст себя. Вам не приходило такое в голову? Вы не пытались понять, кто из этих двоих и есть тот самый полковник? – То есть себя вы из списка исключили? – с усмешкой осведомился Глеб. – Конечно, – ответил журналист. – Мне ведь точно известно, кто я такой. – Это давний спор, Вениамин Георгиевич. Полагаться на данное мнение неправильно. Одни, переодевшись в штатское, остаются военными, и это видно за версту. Другие полностью преображаются. Третьи умеют притворяться. Четвертые и в военной форме выглядят так, словно надели ее по недоразумению, хотя и являются кадровыми офицерами. Если брать во внимание ваши слова, то вы должны быть первым, на кого следует обратить внимание. – Я выгляжу как полковник-предатель? – спросил Хлебников. – Ну, знаете, товарищ Шубин!.. – Что-то есть, – сказал Глеб. – Я пытаюсь мысленно облачить вас всех в командирское обмундирование. Знаете ли, только на вас при этом можно было бы смотреть без смеха. Поэтому давайте забудем про ваши слова. Полковник Амосов два с половиной месяца находился у немцев. Он растерял все, что имел. Низина оборвалась, группа вскарабкалась на обрыв. Глеб украдкой продолжал наблюдать за фигурантами. Вряд ли предатель попытается завладеть оружием и всех перестрелять. С боевой подготовкой у Амосова неважно. Что тогда? Он смирился? Надеется на спасительную встречу с немцами или полицаями?