– Только в первом случае – я имею в виду, когда убивали Павла Петровича, – с нами была Антонина, отдыхающая санатория, бармен местного кафе и еще десяток человек, включая работников местной больницы, посетителей кафе и так далее, – вступился Матвей, тоже улыбаясь. – Ого! В ход пошла тяжелая артиллерия! Здесь явно плохой климат, вы очень нервозны и очень напряжены… Так не пойдет, вы совсем не лечите нервишки. Да шучу я! Но все проверю… так, на всякий случай. – А сейчас мы пойдем завтракать! – объявил Матвей. Глафира сразу же поняла – для того, чтобы выпроводить надоедливого следователя. Не мог же тот остаться один в чужом номере. Так как они все же были еще не арестованы, то следователь покинул их номер все под какие-то глупые шутки и ухмылки, и влюбленные облегченно вздохнули. – Идиот! – выругался Матвей. – Только не говори, что ты сам вызвал его! – Сам. – Ничего себе – друг! – Он был неплохим парнем, мы служили вместе, по телефону иногда переговаривались, но я и не думал, что у него такая идиотская манера вести следствие. Я давно с ним не общался, а профессия все же накладывает отпечаток на личность. Да пусть проверяет! Мы же знаем, что наша совесть чиста. Глаша кивнула. – Ты серьезно думаешь, что мы подозреваемые? – А как же! Эти его хитрые «шутка, шутка»… Мы с тобой две половозрелые особи, вполне годящиеся для того, чтобы перемочить всех стариков в санатории, будь он неладен. – Это же ужасно! – Не переживай. С рвением Анатолия у него под подозрением может оказаться не то что весь санаторий, но и жители поселка, и даже Москвы в придачу, – успокоил ее Матвей. В дверь постучали. – Вернулся… – прошептала Глаша. – Наверняка проследил, что мы никуда не пошли, и решил нас пытать… – Успокойся ты! Еще скажи, что он ходил за щипцами для удаления зубов, – буркнул Матвей и отворил дверь. Они удивились, так как увидели не Анатолия, конечно, а горничную, лицезрение которой здесь было большой редкостью. – Извините… – Женщина выглядела весьма-весьма сконфуженной. – Да? – Антонина Ивановна из тридцать девятого номера просила вас зайти к ней. – Спасибо, мы обязательно ее посетим, – закрыл дверь Матвей и обернулся к Глаше: – Бедняжка со сломанной ногой в инвалидном кресле не может что-нибудь сделать, наверняка ей нужна помощь. – Так чего же мы ждем? Идем! – тут же отозвалась Глафира. Тоша, чье полное имя, как оказалось, было Антонина Ивановна, встретила их в весьма удручающем состоянии. Она действительно сидела в инвалидном кресле и выглядела лет на десять старше, чем в момент их «героического» похода в кафе. И дело было не в излишней бледности или отсутствии косметики, а в совершенно потухшем взгляде и унылом выражении лица. У Глафиры от жалости даже сердце сжалось. А Тоша, словно услышав ее мысли, тут же сказала: – Только не подумайте, что я так сильно убиваюсь по этому старому развратнику. У меня свои печали. Небось не завтракали еще? Да и я не поехала на своей колымаге. Зато кое-что приготовила. Прошу в комнату. Ее номер – обычный, не люкс – выглядел почти так же: все обшарпанное и древнее. А отличался еще более ветхой мебелью и значительно меньшими размерами. Но сейчас Матвей и Глаша весьма обрадовались бутылочке коньяка на столе, бутербродам с копченой колбасой и сыром, оливкам в банке и нарезанным овощам. – Чем богаты… – прокомментировала хозяйка, которая явно с нетерпением ждала их. – А мы вот нерадивые гости, с пустыми руками, – смутился Матвей. – Ничего страшного, вас же я пригласила! А ты, Матвей, купил дорогую коляску на время моих ограниченных возможностей. Я и не ожидала, спасибо. – Не за что… Но вот есть хочется! – Неудивительно в таком-то скудном на еду месте. Угощайтесь! – С превеликим удовольствием! И они все втроем набросились на бутерброды, энергично работая челюстями и с аппетитом поглощая еду. Матвей разлил коньяк, и они молча выпили. – Вы поможете мне? – наконец спросила Антонина. – В чем? Сделаем все, что в наших силах. – Спасите мою дочь! – воскликнула Тоша и расплакалась. – Какую дочь? – уточнил Матвей. – Мою дочь от Павла Петровича, Надежду. – Так у вас есть ребенок от него? – удивилась Глаша. – А следователь говорил, что в первом браке у Павла Петровича не было детей… – Уже рассказал! – всплеснула руками Тоша. – Ох, эти проныры милицейские… Все-то они знают. Но ведь дети могут рождаться не только в браке, но и просто так… У нас прекратились супружеские отношения, но не прекратились отношения вообще, много лет мы с Павлом Петровичем все равно встречались, и я родила Наденьку… Она была не очень желанным ребенком, мой бывший муж не признавал девочку, вернее, не хотел признавать – у него ведь имелись сыновья… А я работала, была невнимательна к дочке, сбагрила ее своей маме… Та и воспитала Надю. Она выросла и осталась очень привязанной к бабушке… Даже в медсестры пошла, чтобы научиться делать ей уколы и максимально продлить жизнь… Но вечной жизни не бывает, и моя мать умерла. Для Нади эта утрата стала невосполнимой, она очень тяжело переживала смерть человека, который заменил ей родителей. А вот со мной у Нади отношения не очень сложились… Я пыталась наверстать упущенное, что-то поняв к старости, но дочь оставалась безучастной, настоящей близости между нами так и не возникло. Всецело по моей вине. Вы думаете, что я приезжала сюда из-за старого ловеласа? Конечно, говорила вам именно так, но на самом деле я бываю здесь из-за Наденьки. – Тоша закрыла лицо руками. – Медсестра Павла Петровича? – ахнула Глафира. – Да. – А он знал? – Знал. – А Надя в курсе, что он ее отец? – удивлялась Глаша. – Да. Но относилась к нему с прохладцей, и, как сами понимаете, у нее были на то причины. – Антонина залпом опрокинула вторую рюмку. – Плохие из нас получились родители. Вот Надя и послала нас… далеко. Сказала, что ничего ей от нас не надо. У нее семья, работа. Ей не нужны ни деньги, ни наше участие в ее судьбе. Хорошая у меня дочка, гордая и честная. – Очень хорошая, я с ней тоже знакома, – откликнулась Глафира. – А сейчас вот и самого Павла Петровича убили, и сына его… Если кто-то охотится за наследством, то моя девочка может оказаться следующей… Я это чувствую и схожу с ума. Чем я могу помочь Наде? Я сижу здесь в инвалидном кресле! Помогите… – Мы-то поможем, только вот чем? – почесал затылок Матвей. – Присмотрите за ней, убедите не шататься нигде ночью одной… – Хорошо, – кивнула Глафира. – Спасибо вам, друзья! – Тоша вытерла выступившие слезы на глазах. – Приехавший из Москвы следователь всех будет проверять. Вы бы рассказали ему… Может, к Надежде охрану приставят? – посоветовала Глафира. – Я готова рассказать все, лишь бы спасти дочь! – совершенно серьезно ответила Антонина. – Думаю, он поговорит с вами в первую очередь, как с первой женой Павла Петровича, – погладила ее по руке Глаша. Матвей прикончил последний бутерброд и вытер руки бумажной салфеткой. – Я на процедуры! – Зачем? – в один голос спросили Глафира и Тоша. – К Наде. Приглядывать за ней, – пояснил Матвей. – В последнее время Наденька изменилась, – осторожно сказала Антонина с раскрасневшимися щеками. – Что вы имеете в виду? – не поняла Глаша. – Какая-то рассеянная стала… хихикает странно… все время на телефон смотрит… краситься стала сильнее… Я-то все вижу! – Влюбилась, – констатировал Матвей. – Вот! Даже мужчина понял! – Что значит – даже? Мы что, в любви ничего не понимаем? – обиделся Матвей. – В любви нет, – заявила Глаша, – только в сексе. – Не буду спорить, лучше докажу… – Пожалуйста, я с тобой, на процедуры, – заявила Глафира. – Тебе-то зачем?