И вошла, не дожидаясь ответа. Просторный холл был устроен словно во дворце – наборный паркет с овалом посередине, на стенах картины, колонны подпирают свод, люстра низвергает потоки хрусталя. Маня сначала заглянула в помещение слева, а потом справа. Никого. – Тут прямо как в музее, – прошептала Лёля. Просторная гостиная французскими окнами выходила на террасу, берёзы и залив. Здесь тоже были картины, хрустали и паркеты. – Я вот на этом диване спала, – сообщила Маня подельнице. – Здесь подушка была и одеяло. – Маня, что нам здесь нужно? – Что угодно! – Маня оглянулась по сторонам. – Фотографии, записные книжки, телефоны, явки, пароли! Что может нам подсказать, кто здесь живёт. – Сейчас прибежит охранник и нас застрелит. – Не застрелит, мы сразу выкинем белый флаг и сдадимся. Давай хоть посмотрим! Друг за другом с Волькой под мышкой они обошли просторную комнату – ничего. Ни фотографий, ни записок, ни склянок с мышьяком или стрихнином. В камине чисто и пусто. – Здесь, – сказала Маня, показывая на камин, – мы должны были найти обуглившиеся бумаги. Из которых всё стало бы абсолютно ясно. Так полагается в романе. Возле уютного викторианского кресла с подставкой для ног они обнаружили чугунную газетницу с единственной торчащей из неё газетой. Маня вынула ее и посмотрела дату – как раз три дня назад. На полях первой полосы оказалось какая-то наклейка, «Отель “Астория”», – прочитала Маня. И что это должно означать?.. Неожиданно и очень громко хлопнула входная дверь, и кто-то сказал, словно продолжая разговор: – …да мне показалось, ходит кто-то по участку!.. Маня в ужасе замерла. Лёля толкнула её в спину, Маня сделала гигантский шаг, припала на больную ногу, чуть не свалилась, удержалась, стала хватать ртом воздух – так было больно. Лёля продолжала её тянуть и толкать. – А чего, дом опять нараспашку? – Ну, ясное дело! Как всегда! Лёля молниеносно распахнула какую-то дверь, втолкнула Маню, следом ворвалась сама, и они замерли, стараясь не дышать. Маня сжимала Вольке пасть, чтоб нечаянно не гавкнул. – Не, никого. – Запри и пойдём. Человек снаружи дёргал рамы, видимо, проверял окна. Если ему придёт в голову подёргать ещё и двери – всё пропало. Шаги всё ближе. Тишина. Опять шаги. Вот что-то загремело. Тишина. Пот заливал Мане глаза и капал на Вольку. Опять шаги – теперь они явно удалялись. Вот стукнула дверь, и с улицы приглушенно закричали: – Я ещё там посмотрю и приду! – Давай! Маня с Лёлей переглянулись. Лёля дышала прерывисто, как Волька. Маня перехватила трость поудобнее, привалилась к стене и огляделась. – Вот ты молодец, – от души похвалила Маня Лёлю. – Слепая, а дверь заметила! – У меня ребёнок, – сказала Лёля. – Я не хочу, чтоб меня посадили в тюрьму, мне нельзя. Как мы теперь будем выбираться? Маня осторожно выглянула. – Через подвал, как я в прошлый раз. А потом обратно в дырку в заборе! – Они нас увидят, Маня! Уже заметили! Это просто случайность, что мы успели… спрятаться. – Жаль, что мы не видели никого из них, – посетовала Маня. – Вдруг это те самые, что на тебя напали! – Маня, я боюсь. – Поздно бояться, Лёля. Нужно выбираться. Пойдём, я знаю, где лестница! Поминутно оглядываясь и замирая, они спустились в подвал, где всё было Мане знакомо и памятно. Писательница подволокла к стиральной машине большой пластмассовый таз и велела Лёле лезть на него и открывать шпингалеты. Когда окно распахнулось и перед носом у Лёли оказалась серая садовая плитка, Маня сказала, что она должна вылезти и принять Вольку. Лёля вылезла довольно ловко, и Маня пропихнула собаку ей в руки. Дальше дело пошло хуже. Маня изо всех сил старалась забраться, но было так больно, что глаза лезли на лоб – на самом деле. После каждой попытки приходилось прижимать глаза ладонями и переводить дыхание, чтобы немного прийти в себя. Лёля, стоя на четвереньках и придерживая Вольку одной рукой, заглядывала в подвал. – Давай я спущусь и буду тебя тянуть. – У нас разные весовые категории, – выговорила Маня солёными от слез и пота губами. – Отодвинься, я ещё раз попробую!.. Она сунула Лёле в руки трость и велела держать её как следует, навалилась на многострадальную стиральную машину, втащила ногу и кое-как забралась. Теперь предстояло выбраться в окно. Маня лезла долго, обливаясь слезами и скуля, но всё же в конце концов ухватилась за трость, навалилась животом на подоконник и вылезла! Лёля почти лежала на плитке, упиралась ногами, но трость не выпустила. – Теперь туда, в кусты! Обдираясь и царапая руки и колени, они проползли кустами, продрались в дырку в заборе и насколько могли проворно, то и дело оглядываясь и прислушиваясь в ожидании погони, зашагали в сторону леса. Обе молчали. Волька бежал рядом, не отставая и не удаляясь. Наконец Лёля остановилась. – Больше я с тобой никогда и никуда не пойду! – в сердцах начала она. – Ты хоть понимаешь, что мы еле спаслись?! – Для подруги из города Калач ты действовала очень решительно и разумно, – тяжело дыша, похвалила Маня. – Маня, ты развлекаешься, а я рисковать не могу! У меня Марфа! Всё! Достаточно! Я сейчас же еду в отделение!.. – Конечно-конечно, – тут же согласилась Маня. – Только стоит для начала помыться и переодеться. Так неприлично. Лёля осмотрела себя, и лицо у неё изменилось – стало почти детским и жалобным, как у девочки, которая случайно запачкала новое платье и теперь мама будет ругать!.. Футболка в серой пыли, на джинсах неаппетитные бурые пятна, должно быть, от упавших ягод смородины, которые они раздавили, когда ползали под кустами. – Пойдём к Полине, она нас довезет до «Астории». – Да какая разница? – Лёля горестно махнула рукой. – В «Астории» у меня больше ничего нет, не во что переодеваться!.. Но Маня уже всё придумала.