– Как? – Очень просто. Поднимите руку, потом резко опустите и… – Боже правый, вы невероятны! – чуть не выпал от смеха из коляски Барановский. – Кстати, куда мы едем? – Ко мне домой. Паулина Антоновна ждет нас к обеду. Как хотите, но отказа я не приму. – И в мыслях не было. Просто нельзя ли сначала домой? Хотя бы помыться и переодеться. – А зачем? Вы прекрасно выглядите в своем мундире и с крестами. – И с заплатками на шароварах! Однако переполненный положительными эмоциями Барановский, и не подумав его слушать, потащил к себе. Квартиру инженер снимал в большом доходном доме в Сампсониевском проспекте[123]. Швейцар, грудь которого украшало несколько медалей, не без удивления посмотрел на прибывшего с барином унтера, однако скользнув взглядом по крестам, лишь высоко поднял брови. Поднявшись в парадное, они скоро оказались перед украшенной резьбой дверью, в которую хозяин решительно постучал. – Надо бы звонок поставить, – как бы извиняясь, сказал он своему спутнику. – Но все как-то недосуг. – Электрический? – Господь с вами, откуда же взять этакую диковину! – Напомните мне, как на фабрике будем. Сделаем. Дверь открылась, и на пороге появилась горничная в накрахмаленном переднике и чепце. – Здравствуйте, Владимир Степанович, – сделала она книксен и приняла у него шляпу и трость. – Проходите, Дмитрий, не стесняйтесь. Это наша Глашенька, отдайте свое кепи ей. Будищев внимательно осмотрел пышную фигуру прислуги и с легкой улыбкой протянул ей свой головной убор. Та недоуменно посмотрела на странного гостя, но возражать не посмела. – Глаша, покажите, где у нас ванная комната, господину Будищеву надобно привести себя в порядок. – Пожалуйте, – посторонилась она, и когда унтер прошел мимо, брезгливо сморщила носик от въевшегося в форму больничного запаха. Сказать, что ванна была шикарна – не сказать ничего. Огромная, так что довольно рослый Дмитрий мог бы запросто в ней утонуть, опирающаяся на пол львиными лапами, она стояла посреди комнаты, в которой можно было запросто устроить гостиную. Стоящий в углу пышущий жаром титан намекал, что с горячей водой проблем нет. Пол и стены были выложены молочно-белой плиткой, а у умывальника было вделано большое овальное зеркало. – Ты хоть пользоваться-то сумеешь? – с легким пренебрежением в голосе спросила горничная, не ставшая церемониться с нижним чином в отсутствие хозяина. – Хочешь спинку потереть? – тут же отреагировал тот. – Вот еще! – презрительно фыркнула Глаша и величественно выплыла из комнаты. – Знойная женщина – мечта поэта! – ухмыльнулся ей вслед Дмитрий. Не успел он разобраться с кранами, «знойная женщина» появилась вновь с полотенцами и парой нового белья, вероятно, пожертвованного Барановским. – На-ка вот, переоденешься. И не забудь занавеску задернуть, а то мало ли… – Спасибо, красавица. А ты всегда такая сердитая? – Я, чай, в хорошем доме служу, и потому никакого баловства не позволяю! – с достоинством ответила девушка. – Это правильно! – с готовностью поддержал ее Дмитрий. – Я вот тоже человек до крайности серьезный и положительный. – Уж я вижу, – скривила губы горничная. – Поторапливайся лучше. Скоро на стол подавать, а господа сказали, что без тебя не сядут. Рубаху свою с портами в угол кинешь, я прачкам отдам. Молодой человек не без сожаления во взгляде проводил глазами Глашу и коротко вздохнул. Как и абсолютное большинство представительниц женского пола в эти времена, она слыхом не слыхивала о фитнесе, диетах и тому подобных глупостях, но от ее пышной фигуры так и веяло здоровьем и какой-то первобытной красотой. Щеки ее были румяны и без косметики, соболиные брови сроду никто не выщипывал, а густые темно-каштановые волосы и не подозревали, что на свете существует перхоть. – Эхма, кабы денег тьма – купил бы деревеньку да девок любил помаленьку! – хмыкнул Дмитрий, а потом, прислушавшись к организму, вздохнул. – А воду, походу, надо было холодную набирать! Приведя себя в относительный порядок, он вышел из ванной комнаты и едва не налетел на стойко ожидающую его служанку. Та, ни слова не говоря, сделала ему знак идти за собой и решительно направилась по коридору. С тылу фигура девушки была ничуть не менее примечательна, и наблюдать за тем, как она движется, было довольно занимательно. К несчастью, путь их скоро закончился, и засмотревшийся на соблазнительно двигавшуюся Глашу Дмитрий оказался в просторной гостиной, где собралась семья изобретателя, во главе со своим патриархом – профессором Степаном Ивановичем Барановским. – Здравствуйте, молодой человек, – приветливо обратился тот к немного растерявшемуся Будищеву. – Весьма рад знакомству. Мой сын мне о вас рассказывал много лестного. – Взаимно, – только и смог ответить Дмитрий, отвечая на крепкое рукопожатие. – Ну-ну, не тушуйтесь, – правильно понял его состояние профессор. – Мы люди простые и не кусаемся! С моим племянником Петром вы, я так понимаю, знакомы. С невесткой Паулиной Антоновной и ее детьми – тоже. Мои младшие сыновья заняты службой и не смогли присутствовать, но с ними вы познакомитесь в другой раз. А теперь нам нужно с вами поговорить. Где бы это… – Пойдемте ко мне в кабинет, – предложил внимательно прислушивающийся к их разговору Владимир Степанович. Мужчины извинились перед дамами и вышли. Кабинет инженера-изобретателя Барановского носил на себе отпечаток его мятущейся и беспокойной натуры. С одной стороны, он был совершенно обычен. Посреди большой стол, рядом бюро и секретер. Стен не видно из-за книжных шкафов, причем литература – в основном техническая, немецкие, французские издания, реже – английская и русская. Но в углу стояла чертежная доска с неоконченным наброском какого-то механизма. На полках, помимо книг, стояли модели пушек, необычного вида паровоз и непонятная модель, тем не менее показавшаяся бывшему унтеру знакомой. – Вы знаете, что это такое? – живо спросил профессор, заметив любопытствующий взгляд Будищева. – Наверное, подводная лодка, – пожал плечами Дмитрий. – Только странная какая-то. – Великолепно! – восхитился Степан Иванович. – А как же должна, по-вашему, выглядеть «не странная» подводная лодка? – Ну, не знаю. Перископа, наверное, не хватает. – Что, простите? – Ну, такой трубы, которую можно поднять из подводного положения и осмотреться. Пока на какую-нибудь хрень не налетели. Еще хорошо бы рубку повыше, а то зальет первой же волной. – Любопытно! – заинтересовался Барановский-старший, от волнения не обратив внимания на простонародное словечко, вырвавшееся у их гостя. – А изобразить ваши идеи, так сказать, графически вы сможете? Хотя умение рисовать никогда не было сильной стороной Будищева, кое-чему на уроках черчения он все же научился. А в библиотеке техникума, где он учился до армии, помимо всего прочего, были шикарные подшивки «Техника – молодежи» и других научно-популярных изданий. – Можно попробовать, – пожал плечами отставной унтер-офицер и решительно снял с чертежной доски ватман с неоконченной работой. Затем выбрал из стоящего подле стакана с острозаточенными карандашами один и уверенной рукой принялся наносить на девственную белизну листа четкие линии, сплетающиеся в самый настоящий эскиз. Толпящиеся рядом члены семьи Барановских были людьми творческими, а потому следили за работой Дмитрия с неподдельной заинтересованностью. Несмотря на раздиравшее их любопытство, ни один из них не стал прерывать молодого человека, пока тот не закончил, и лишь после этого раздался сакраментальный вопрос: – Что это? – Значит, так, – начал объяснения Будищев. – Это примерная схема подводной лодки. В центре – прочный корпус. Он сделан так, чтобы выдерживать максимальное давление. Вокруг него – легкий корпус, его предназначение – обеспечивать лодке аэродинамику. – Вероятно, все-таки гидродинамику, – машинально поправил его Владимир Степанович. – Ваша правда! – ничуть не смутился георгиевский кавалер и продолжил объяснения: – Прочный корпус разделен водонепроницаемыми переборками на изолированные отсеки. Отдельные для механизмов, людей и вооружения. – А вот тут… – Цистерны балласта. – А это что за трубы? – Это трубы торпедных аппаратов в боевом отсеке. – Каких аппаратов? – удивился Степан Иванович. – Ну, для стрельбы торпедами. – Вероятно, наш друг имеет в виду самодвижущиеся мины Уайтхеда, – пришел на помощь своему гальванеру Петр Викторович. – Иван Федорович[124] именно так предлагал назвать самодвижущуюся мину, – задумчиво пробормотал Барановский-старший. – «Торпедо»… но вы говорите так, будто такие аппараты уже есть. – А что, еще нет? – широко улыбнулся в ответ Будищев. – Ну, так будете патентовать, про меня не забудьте! – Но как их запускать, ведь вода проникнет внутрь подводного судна? – попытался вернуться к теме Владимир. – Вот тут крышка и вот тут крышка. Плюс устройство, не позволяющее им открываться одновременно. – Гениально! – не удержался от восхищенного возгласа изобретатель. – И все это – всего лишь за двадцать пять рублей в месяц, – горестно вздохнул Дмитрий. Увы, пришедшие в возбуждение господа предпочли не расслышать намек, а возможно, просто не сочли подобное жалованье неподобающим для гения и продолжили бурное обсуждение. Тем временем отошедший в сторону Будищев продолжил осмотр. В угловом шкафу за стеклом стояла винтовка, немедля привлекшая его внимание. Судя по всему, перезаряжалась она с помощью скобы Генри, как английские винтовки системы Пибоди. Дмитрий хорошо знал эту систему, поскольку именно с таким оружием воевал на Балканах, захватив его в качестве трофея. Но все же, несмотря на сходство, были и довольно существенные отличия. – Вы, как я погляжу, не только митральезы и пушки конструируете? – поинтересовался он у хозяина кабинета. – Пустое, – отмахнулся Владимир Степанович. – Подавал этот образец для участия в конкурсе, но, несмотря ни на что, приняли все равно Бердана с усовершенствованиями Горлова и Гуниуса. – Бывает, – хмыкнул унтер и, вернувшись к Барановским, спросил: – Кстати, а что за двигатель был у вашего «Наутилуса»? – Пневматический, – тут же ответил фабрикант, бросив быстрый взгляд на кузена.