– Как вы сказали – зарплата? Вероятно, сокращенное «заработная плата»… Интересное словосочетание и, пожалуй, верное. Ну, обычное жалованье для гальванера составит… скажем, пятнадцать рублей в месяц. Согласны? Физиономия Будищева достаточно ясно показала, что он думает по поводу российских предпринимателей вообще и господ Барановских в частности. – Только для вас – двадцать! – правильно истолковал его взгляд Петр Викторович. – Владимир Степанович, – обратился к младшему компаньону Дмитрий, – вы говорили, будто по-немецки шпрехаете? – Да, а что? – А как по-ихнему будет «крохоборство»? Услышав этот пассаж, кузены сначала остолбенели, а потом дружно расхохотались. – Нет, я не могу, – держась за живот, смеялся фабрикант. – Положительно, вы мне нравитесь! Ладно, где наша не пропадала. Для начала положу вам четвертной, а там видно будет. За каждое ваше изобретение, нашедшее применение, – премия. Соглашайтесь, больше у меня только мастера получают. – Уговорили, – кивнул Будищев. – Для начала так для начала. И кстати, первый образец автоматического оружия я вам уже представил. Что вы там о премии говорили? – Да вам, как я посмотрю, палец в рот не клади! Однако же я говорил об изобретениях, нашедших применение, не так ли? Договорив, Барановский-старший снисходительно улыбнулся, однако смутить собеседника ему не удалось. Молодой человек лишь пожал плечами в ответ. – Так ведь применение найти не проблема. Генералы ведь в оружие, перезаряжаемое силой выстрела, тоже не верят? Вот и покажите им! – Хм, как я посмотрю, у вас на все есть ответ! – нахмурился предприниматель, но тут же улыбнулся и достал из портмоне трехрублевый билет. – Впрочем, работу вы действительно сделали, причем – в срок, так что держите. Любой мастеровой принял бы деньги из рук хозяина с поклоном, но Будищев просто взял купюру и сунул ее к себе в карман. – Когда приступать к работе? – Вот это деловой разговор! Даю вам день на обус тройство, а послезавтра выходите. – Как скажете. – Ну, вот и замечательно, – широко улыбнулся фабрикант, затем помялся, будто хотел что-то спросить, но так и не решился. – Что-то не так? – Нет, что вы, – смутился Барановский. – Просто… это вас в полиции? – Фингал-то? – правильно понял вопрос Дмитрий. – Так это отец Питирим постарался. – Какой еще отец Питирим?! – Священник в нашей деревне. – Господи, час от часу не легче! А с ним-то что? – А что ему сделается? – пожал плечами молодой человек. – Здоровый, зараза! – Гхм. Надеюсь, здесь вы не станете конфликтовать с церковью? – Ни в коем разе! – Будищев сделал самое честное лицо, на какое только был способен. Вскоре рабочий день подошел к концу, о чем тут же оповестил очередной гудок. Разнорабочие кинулись убирать цех от стружки и прочего мусора, накопившегося за смену, а мастеровые, сложив инструменты, потянулись к выходу. Те, что помоложе, еще пытались переговариваться или даже беззлобно подшучивать друг над другом, но люди более степенные, вроде Филиппова, в этих забавах участия не принимали и шли домой. – Степаныч! – окликнул старика мастер. – Чего тебе, Никодимыч? – устало отозвался машинист. – Да вот человека надо бы на квартиру устроить. Не подскажешь ли, к кому можно? Аким Степанович наклонил голову и обстоятельно осмотрел стоящего рядом с мастером молодого парня, в котором тут же признал умельца, сделавшего из хозяйского ружья адскую машину для убийства. Отметив про себя нахальный взгляд и щегольские усики, мастеровой поморщился и коротко отрезал: – Не подскажу! – Да он заплатит! – попробовал новый аргумент мастер, которому хозяин велел помочь новичку с обус тройством. – Коли найдет квартиру, так и заплатит, – отрезал старик. – А негде ночевать, так пусть идет в казарму к молодым… – Нет, уважаемый, – покачал головой Будищев. – Я в казарме, слава богу, пожил, и мне хватило! – Служил, что ли? – осведомился Филиппов. – А то! Самую малость до генерала оставалось, да вот незадача – турки ранили! – Тебе к Еремеевне надоть, – смягчился мастеровой. – Дом у ей пустой, поди, не откажет. Да и в деньгах баба нуждается. – А ты, стало быть, – нет? – Гневить Бога не буду, не бедствую. – Ну, вот и славно! – обрадованно вмешался мастер. – Проводи его, Степаныч, сделай милость! Тебе все одно по пути. – Ладно, чего уж там! – сварливо проворчал старик и махнул парню рукой, дескать, пошли. Тот немедля подхватил свой сундучок и господского вида саквояж и тут же двинулся за ним следом, кивнув на прощание Никодимычу. Правда, мастер уже пошагал восвояси, радуясь про себя, что избавился от обузы. Некоторое время они шли молча, но скоро Филиппова разобрало любопытство, и он спросил попутчика: – Воевал? – Нет, батя, – одними глазами усмехнулся Будищев. – Так, в штабе писарем отсиделся. – Эва как! – уважительно отозвался старик. – Так ты грамотный? – Это точно, – чертыхнулся про себя Дмитрий, все время забывавший, что писарь в окружавшей его действительности – должность весьма почетная и ответственная. – Погоди-ка, – вдруг остановился собеседник и удивленно спросил: – А как же тебя турки ранили? – Случайно. – Ишь ты, а я думал, ты – герой! – Нет, батя, мы люди тихие и богобоязненные. – А под глазом у тебя, видать, от усердных молитв потемнело? – не без ехидства в голосе осведомился машинист. – Точно, – засмеялся молодой человек. – Ну, вот и пришли, тута Еремеевна живет. – Ох ты ж, – замысловато удивился Будищев, разглядывая покосившийся неказистый домишко с забитым всяким тряпьем оконцем и настежь открытой калиткой, выглядевшей чудно, поскольку ни малейшего забора не наблюдалось. – Прямо избушка на курьих ножках! Тут на зов Степаныча вышла хозяйка, и сходство с жилищем Бабы-яги стало еще более полным. – Чего вам? – хмуро спросила сгорбленная старуха с крючковатым носом и седой прядью, выбившейся из-под черного платка. – Да вот, Еремеевна, человек угол снять хочет. Не пустишь ли? – Куда мне, – тусклым голосом отозвалась женщина. – Сам, поди, знаешь… – Ничто, ему много не надо! – Настька-то моя отмучилась, – не слушая его, продолжала Еремеевна. – Привезли из больницы, а хоронить-то не за что, все на лечение пошло… – Ишь ты, горе-то какое, – смутился Филиппов. – А я и не знал… – Ты охренел, старый! – возмутился парень. – Я, может, и не графских кровей, но и не на помойке найденный. Ты меня куда привел? – Промашка вышла! – согласился тот. – Ладно, чего уж там, пойдем ко мне, переночуешь, а там видно будет. Только смотри, чтобы без баловства! – Что делать теперь, ума не приложу, – таким же безжизненным голосом продолжала причитать старуха. – На-ка вот, Матрена, – Степаныч вытащил из кармана монетку и немного сконфуженно протянул своей знакомой. – Ничего, мир не без добрых людей, поможем… Та потухшими глазами поглядела на мастерового, затем как-то машинально протянула руку и приняла подаяние, а незваные гости спешно ретировались. Дальнейшую дорогу проделали молча, благо оставалось не так много, и скоро они подошли к несколько более привлекательному строению. Дом машиниста был хоть и не велик, но куда более ухожен. Наличники на окне и забор вокруг палисадника блестели свежей краской, хотя и не слишком заметной в наступивших сумерках. Пройдя по тщательно выметенной дорожке к крыльцу, они поднялись по скрипучим ступенькам и, открыв дверь, вошли внутрь. – Батюшка вернулся! – радостно кинулась навстречу отцу Стеша, но, увидев гостя, смущенно остановилась. – Ой… – Здравствуй, красавица, – поприветствовал девушку Будищев, сообразивший, почему старик не хотел вести его к себе домой.