– Не может быть! – засмеялся Барановский, но затем, отойдя в сторону, задумался. «Гальванер, изобретатель, просто человек с неординарным мышлением, нет, такого самородка упускать нельзя!» Дмитрий с тоской смотрел на мичмана Нилова и ругал себя последними словами. Сколько раз говорил он себе: «Язык твой – враг твой», но все еще регулярно попадал в неловкие ситуации, ляпнув что-нибудь не подумав. Вот и теперь… впрочем, обо всем по порядку. Нилов, как видно не оставивший мысли перетащить Будищева на флот, отсутствовал недели две, а затем снова появился в ставке цесаревича. История с предполагаемым бастардом рода Блудовых набирала все большую огласку и дошла наконец и до великого князя Константина Николаевича. Генерал-адмирал слыл человеком либеральных взглядов и оттого пользовался немалым авторитетом в кругах, кои принято называть прогрессивными. Решив, что этот случай весьма удобен для поддержания своего реноме, он приказал немедля наградить героя давно полагающимся ему знаком отличия военного ордена. К тому же, неведомо как узнав об истории с нехваткой золотого креста, не стал скупиться и распорядился прислать Георгия первой степени. Цесаревич, мягко говоря, недолюбливавший августейшего дядю, услышав об этом, счел себя уязвленным и пообещал сжить военных чиновников со свету, если они не исправят немедля своей ошибки. Таким образом, на груди Дмитрия в один день добавилось сразу два золотых креста, и он стал бантистом, то есть кавалером, имеющим полный бант знака отличия военного ордена. Надо сказать, что в этой войне он стал первым нижним чином, удостоенным подобной чести, что лишь добавило ему славы. К тому же цесаревича очень обрадовало нежелание Будищева переходить в морское ведомство, которое наследник престола искренне считал рассадником политической заразы, тем паче что высказано это было самым категоричным образом. Нилов уныло пожал плечами, дескать, хозяин-барин, и с досадой заявил, что нужно отправить сообщение своему начальству, а телеграф не работает, поскольку от обильно выпавшего снега оборвались провода. Надо сказать, что подобные неприятности случались часто в последнее время и доставляли немало неудобств. Так что несколько свободных в этот момент от несения караулов казаков и телеграфист были немедленно посланы искать обрыв, чтобы как можно скорее восстановить связь. Поиски были не слишком долгими, однако пока неисправность была найдена и устранена, люди изрядно продрогли и устали. Вернувшись, они доложили о результатах и отправились отдыхать. И вот тут полный георгиевский кавалер и совершил очередную оплошку. – На такой случай надо радио иметь, – ляпнул он и, видя по изумленным взглядам, что окружающие его не поняли, пояснил: – Ну по беспроволочному телеграфу! К несчастью, эти его слова были услышаны сразу несколькими людьми, тут же ими заинтересовавшимися. – Это как? – первым опомнился начальник телеграфа титулярный советник Валеев. «Походу, его еще не изобрели», – растерянно подумал Дмитрий, однако деваться было некуда, и вслух спросил лишь: – У вас же мастерская есть? – Почти наверняка, – с непроницаемым лицом отозвался Нилов. А Барановский просто промолчал, но по лицу его было видно, что он никуда не уйдет, пока не узнает о чем, собственно, речь. Мастерская у телеграфистов действительно была, и унтер скрепя сердце взялся за работу. Дело осложнялось тем, что он не слишком точно помнил схему искрового передатчика и детекторного приемника. Так, в школе проходили… Первым делом он нашел небольшой обрезок доски, в который забил несколько гвоздей. Катушку намотал сам, считая витки, и закрепил ее между двумя гвоздями. Диода, разумеется, взять было неоткуда, так что пришлось обойтись кусочком графита, вынутого тут же из карандаша. Нилов и телеграфисты наблюдали за его манипуляциями с недоверчивым видом, но, слава богу, пока не вмешивались. – Динамик-то у вас найдется? – хмуро спросил он у наблюдателей. – Ну, телефон хотя бы есть? – Откуда? – искренне удивился начальник станции. – Это ведь совершенно новое изобретение, такое и в Петербурге вряд ли сыщешь. – Зашибись! А лампа? – Какая еще лампа? – Накаливания, – вздохнул Дмитрий, прикидывая, чем ее можно заменить. – Погодите, может быть, вы сначала объясните, что хотите получить в результате? – Это приемник, – пустился тот в объяснения. – Им можно принимать радиоволны, отправляемые с помощью ключа Морзе, как на телеграфе. Нужно только сделать искровый передатчик, но это как раз не сложно. – И можно будет связываться без проводов? – деловито уточнил Валеев. – В общем, да. Пока на небольшое расстояние, метров двести, но если удлинить антенну, то на пару сотен километров. Нужен только динамик. – Как вы думаете, это возможно? – осторожно спросил Нилов. – Черт его знает! – пожал плечами телеграфист. – Господа, а может, это и к лучшему, что пока нет всех потребных составляющих? – неожиданно спросил Барановский. – Почему вы так говорите? – насторожились его собеседники. – Да вы хоть понимаете, какое значение может иметь подобное изобретение? – горячо зашептал им инженер. – Я даже боюсь представить все возможные последствия, но скажу вам только одно, господа. Эта идея, при правильной организации дела, может стоить миллион! – Не может быть! – ахнул Валеев. – Еще как может, но самое главное держать все в тайне. Незапатентованное изобретение имеет смысл, только пока о нем никто не знает. – Надеюсь, вы не хотите… – недоверчиво протянул мичман, с подозрением косясь на Барановского. – Послушайте, Константин Дмитриевич, – правильно понял его инженер, – если бы я не был патриотом, пушку моей конструкции сейчас производили бы на заводах Альфреда Круппа! Но я специально приехал с ней в Россию, чтобы именно она получила передовую артиллерийскую систему. И в отличие от вас, я прекрасно знаю, как трудно пробивает себе дорогу все новое. А тут еще изобретение простого солдата. Да у генералов из инженерного ведомства мозги закипят от подобной ереси! – И что же делать? – Пока ничего. Эта война скоро закончится, и вот тогда можно будет заняться данным проектом в более спокойной обстановке. – Но что же делать с Будищевым? – Боже мой, да разве вы не видите, что он понятия не имеет, какое значение может иметь это изобретение! И наш с вами долг, господа, проследить, чтобы этот аппарат послужил интересам, прежде всего, нашего, горячо любимого отечества, а изобретатель не остался без заслуженной им награды. – Вы полагаете такое возможным? – Да просто уверен, что именно так все и будет, если не оказать ему поддержки и, некоторым образом, направить на истинный путь. – Одно непонятно, каким образом он вообще мог додуматься до этого? – Простите, а вам не все ли равно? Впрочем, у меня есть одна теория на этот счет… – И какая же? – Видите ли, это у него не знание, а умение. Мне приходилось раньше видеть подобное. Вот представьте себе неграмотного мастерового, который слухом не слыхивал о существовании физики, технологии или чего-либо подобного, но может… да что угодно, хоть блоху подковать! Я уверен, что мы имеем дело именно с таким феноменом. – Ну, вот, готово, – заявил Дмитрий шушукающимся в сторонке господам. – Ни динамика, ни лампочки, к сожалению, у нас нет, но я решил, что для демонстрации подойдет и ваш гальванометр. – Но для чего? – Улавливать радиосигналы. Короче, смотрите сами, – пожал плечами унтер и стал замыкать и размыкать ключ. – Мистика, – потрясенно прошептал Валеев, наблюдая, как стрелка прибора колеблется вслед за работой ключа. – Никакой мистики, – хмыкнул в ответ Будищев. – Просто техника на грани фантастики. Кстати, если на место гальванометра установить динамик, то можно будет слышать сигнал. – Сигнал? – Ну да, сигнал. Щелчок или писк, хотя я думаю, сначала все-таки будут щелчки. Но это решаемый вопрос. – Ну-ка, – решительно протянул руку Нилов и, убедившись, что все работает, требовательно спросил: – Так говоришь, только динамика не хватает? – Так точно. – И когда ты это придумал? – Да так, – скромно пожал плечами Будищев, – в перерывах между одолением неприятеля и соблазнением невинных дев! – Паяц! – уничижительно отозвался мичман. – Руки золотые, а голова дурная. Тебя теперь точно на флот надо, у нас там таких много, в смысле с дурной головой, так что ты будешь на своем месте. – Ой, ваше благородие, не пугайте так, а то я нервный! – Кстати, а почему ты употребляешь французские меры длины? – Это метры, что ли? Да так, случайно вспомнил! Оказавшись в ставке наследника-цесаревича, Дмитрий попал в достаточно двусмысленное положение. С одной стороны, он был простым нижним чином, хотя и отмеченным многими наградами за свое геройство, с другой – его знали многие высокопоставленные офицеры и относились с известной доброжелательностью. Самое странное заключалось в том, что поначалу он не был прикомандирован ни к какому подразделению. Полк его был далеко, к батарее капитана Мешетича он имел касательство, только когда проводились испытания картечниц, а случилось это только лишь один раз. В конце концов, его прикомандировали к телеграфной станции в качестве обходчика линий, с которыми частенько случались различные неприятности: то из-за непогоды оборвутся, то местные решат, что им медный провод в хозяйстве нужнее. Столовались связисты вместе с солдатами, охранявшими штаб его императорского высочества, но в наряды и караулы телеграфистов не назначали, полагая что у них и без того довольно дел. Надо сказать, что Будищев, обладавший от природы деятельной натурой, рьяно принялся за выполнение своих новых обязанностей и скоро стал на станции незаменимым человеком. Неудача с радио нисколько не смутила его, более того, рассудив трезво, он пришел к выводу, что все, что ни делается – все к лучшему. В отличие от других солдат, по большей части неграмотных и плохо понимавших принципы работы аппаратуры, он довольно быстро разобрался в ее устройстве и даже как-то ухитрился устранить одну неочевидную неисправность, доставившую немалое количество хлопот персоналу и седых волос начальнику. Это деяние подняло его авторитет на совершенно не виданную высоту и поставило в совершенно привилегированное положение по сравнению с другими нижними чинами. Смотря со стороны, можно было подумать, что он стал вольноопределяющимся, и только отсутствие пестрого канта на погонах указывало, что он обычный унтер-офицер. Иными словами, у Будищева оказалась масса свободного времени, которое ему некуда было употребить. Поэтому, если на станции не случалось срочных дел, то он обычно отправлялся на базар. Приглядывался к товарам, прислушивался к разговорам торговцев, приценивался к разным мелочам, но ничего при этом не покупал и не продавал. Впрочем, большинство торговцев были иностранцами или евреями, так что понять их было мудрено, но предприимчивый унтер не отчаивался, тем более что во многих ситуациях можно было разобраться и без знания языка. Как и на любом рынке, среди людской массы то и дело шныряли разные темные личности, охочие до чужого добра. Оборванные чумазые мальчишки с голодными глазами кружили вокруг обжорных рядов. Парни чуть постарше изображали из себя носильщиков, предлагая помочь доставить покупателям покупки. Несколько относительно прилично одетых господ разного возраста с любезными улыбками терлись в толпе, очевидно, облегчая карманы своих ближних от излишней тяжести. Один из них то ли по привычке, то ли от безысходности сунулся даже к Будищеву и попытался запустить руку в висящую на его ремне сумку. Ничего интересного, кроме нескольких патронов, там не было, поэтому Дмитрий не стал ловить воришку за руку, а убедившись, что не ошибся на его счет, продолжил наблюдение. Через несколько секунд незадачливый карманник отчалил с крайне разочарованным выражением на лице и, подойдя к неприметно одетому господину, виновато пожал плечами. Тот, впрочем, никак не отреагировал на его неудачу и с презрительным видом отвернулся. Некоторое время спустя унтер заметил, что на одном из рядов назревают события. Все началось с того, что один особенно жалко выглядевший мальчишка подошел к одному из торгующих крестьян и принялся просить милостыню. Тот имел неосторожность дать ему кусок лепешки и сыра, съев которые, попрошайка тут же возобновил свои просьбы. Торговец, разумеется, начал ругаться и велел ему убираться, но обнаглевший ребенок не унимался и никак не хотел уходить, заставляя того все больше яриться. Один из ошивающихся поблизости ребят постарше пришел на помощь к вышедшему из себя чорбаджи и незамедлительно устроил попрошайке крепкую взбучку. Причем выглядело все абсолютно натурально. Парень так крепко приложил мальчишке, что тот убежал прочь, орошая землю кровью из разбитого носа. После этого молодой человек, угодливо улыбаясь, стал предлагать крестьянину свои услуги. Это не понравилось другим носильщикам, и они попытались объяснить чужаку, что все места вокруг поделены и это их корова, которую именно они и будут доить. Тот, очевидно, оказался не слишком догадливым, и через минуту били уже его, причем ничуть не менее старательно, так что в процессе экзекуции перевернули несколько лавок, мешков и вообще подняли немалый переполох. Раздались истошные крики, шум, гам и тому подобное. Все это скоро привлекло внимание патрулировавших рынок русских солдат, которые немедленно принялись разнимать дерущихся, щедро награждая нежелающих мириться тумаками. Во всей этой суматохе похищение нескольких баулов, мешков и сумок осталось незамеченным, во всяком случае, обнаружили пропажу далеко не сразу. Неопределенного возраста господин, полчаса назад шаривший у унтера в сумке, торопливо шел, неся в правой руке увесистый сундук и пригибаясь от его тяжести. Завернув за ближайший угол, он с облегчением вздохнул и, решив сменить руку, поставил свою ношу на землю. – Тяжело? – участливо спросил его непонятно как оказавшийся рядом Будищев. Пока незадачливый воришка размышлял, что на это ответить, унтер решительно шагнул к нему и без замаха ударил под дых. Мазурику, никак не ожидавшему подобной подлости, показалось, что в его живот ударили по меньшей мере, оглоблей и он со стоном опустился на колени. – Как тебе не стыдно? – с укоризной в голосе покачал головой Дмитрий. – Я, можно сказать, тебя от турецкого ига спасаю, а ты у меня патроны спер! Слышь, гнида, как я Болгарию от османов освобождать буду без огнеприпасов? – Он – цыган! – раздался рядом холодный голос, говоривший на не слишком хорошем, но все же вполне понятном русском языке. – Что? – резко обернулся Будищев и увидел того самого типа, которому избитый им карманник отчитывался в своей неудаче. – Я говорю, что Мирча из фараонова племени и ему нет дела до свободы балканских христиан, – любезно пояснил тот и криво усмехнулся.